В Михайловском театре — очередная премьера работы художественного руководителя балетной труппы Начо Дуато.

Испанский хореограф, возглавивший в январе балет Михайловского театра, представил программу под скромным названием «Балеты Начо Дуато». В нее вошли два опуса («Дуэнде» и Nunc Dimittis), уже показанные в марте, и мировая премьера балета «Прелюдия».

Балет «Дуэнде» (Duende) на музыку Клода Дебюсси — наследие западного прошлого Дуато: его премьера состоялась в 1991 году на сцене Нидерландского театра танца. В этом театре Дуато танцевал и ставил свои балеты, работая бок о бок с выдающимся современным хореографом Иржи Килианом. Дуато многое перенял от старшего коллеги. Хореографический язык Дуато взят из словаря Килиана и доведен до математического совершенства. Движения словно вычислены по строгим математическим формулам и согласно с ними выстроены по графикам. Возможно, поэтому хореография Дуато лишена эротизма. Музыка Дебюсси откровенна, чувственна, на сцене полуобнаженные юноши и женственные, изящные девушки, но хореография стерильна, в ней нет даже намека на сексуальность.

Балет Nunc Dimittis на музыку Арво Пярта и Давида Азагра, поставленный в марте на приму-балерину труппы Екатерину Борченко, был показан с другой исполнительницей, тоже примой Ириной Перрен, несколько проигравшей предшественнице в психологической разработке образа.

Но главной приманкой программы была премьера балета «Прелюдия» на музыку Георга Фридриха Генделя, Людвига ван Бетховена и Бенджамина Бриттена. «Прелюдия» позиционируется Дуато как «преломление тех эмоций и впечатлений, которые сопровождают начало нового периода его жизни — в России, в Петербурге, в Михайловском театре. Его концептуальное ядро — встреча двух разных, но стремящихся к взаимному познанию и взаимному проникновению миров: классического балета и современного танца». Поднявшийся занавес обнажил предельно открытую сцену со слепящими глаза прожекторами. Мир современного танца олицетворял мужской кордебалет в черном. Девушки в длинных газовых юбках-шопенках представляли классику, вернее, неоклассику с намеком на Джорджа Баланчина. К слову сказать, Баланчин — петербуржец по рождению и образованию, но свои неоклассические опусы создавал не здесь, а в Америке, поэтому ассоциации с русским классическим балетом тут не улавливается.

Далее заявленное взаимодействие миров велось на фоне меняющихся на заднике заставок — то романтические деревца, то сельский пейзаж под луной, то люстра, то роскошный, шитый золотом занавес. Формы этого взаимодействия были разнообразны: соло, дуэты, трио, массовые танцы.

Связующей нитью через весь балет прошли три солиста: девушка в светлом платье (Ирина Перрен), демонический красавец в черном (Марат Шемиунов) и юноша в светлом костюме-неглиже (Леонид Сарафанов). Взаимоотношения этих персонажей, как принято у Дуато, не конкретизированы, но, если отталкиваться от заявленной автобиографичности хореографии, возникают вопросы. Дуэт девушки, возможно олицетворяющей неоклассику, и партнера в черном костюме, похоже вышедшего из недр мужского кордебалета, символизирующего современный танец, сложен по эмоциональному звучанию. Герои то сливаются в гармонии движений, то разрываются в борьбе страстей. Это логично: именно так и сосуществуют на сегодняшней сцене классика и современный танец. Закономерность нарушает юноша в светлом; он активно вмешивается в дуэт и в результате трудной борьбы побеждает: оттеснив соперника, он вместе с девушкой растворяется в глубине сцены — так кончается спектакль. Неужели Дуато намекает, что в последующих работах будет отдавать предпочтение классике? Скоро мы это увидим, ведь прелюдия нового — петербургского — этапа творчества испанского хореографа уже состоялась.