Официальное подтверждение отставки Темура Чхеидзе с поста художественного руководителя БДТ никого не застало врасплох.

Темур Нодарович порывался уйти неоднократно, в начале января вопрос уже был решен окончательно, однако в театре предпочли все отрицать. БДТ из последних сил намеревался сохранять статус кво — или хотя бы делать вид. Главное — чтобы в театре ничего не произошло. И не только плохого, трагического (боже упаси!) или неприятного. Лучше, чтобы вообще — ничего. Так спокойнее. Такие настроения стали преобладать отнюдь не в самое последнее время: затянувшийся ремонт, вынужденное существование «на выселках» (в ДК Горького и Каменноостровском театре, весьма удаленном от проторенных театральных троп) не на пустом месте и не вдруг создали впечатление едва теплящейся в театре жизни, но лишь усилили его. Все это было бы полбеды, если бы на самой сцене — практически в любом спектакле, разве что за исключением редко играемых «звездных» (это там, где Фрейндлих, Басилашвили и Шарко) — не царила будничная апатия. Ошибочно принимаемая за благородную «классическую традицию».

Разумеется, неизбежны рассуждения на тему «ну это такой период, и все проблемы — из-за ремонта, а вот вернемся…» Безусловно, затянувшиеся разговоры об уходе Чхеидзе и слухи о возможных назначениях на место худрука (одно другого «чудесатее и чудесатее») не прибавляют тем, кому сегодня выходить на сцену, ни уверенности, ни куража. Все так, но главного уже не скрыть: сегодняшний БДТ, как говаривали в «Смерти Тарелкина», «оборачивается в стену». Нет, это не внезапная зловещая метаморфоза. Это просто глубокая системная депрессия.

Характерно, что одной из последних премьер БДТ «периода Чхеидзе» стала мрачная шекспировская «Мера за меру». Которая начинается как раз с того, что многолетний и почитаемый народом правитель оставил свой пост. В пьесе он сделал это понарошку.

У Шекспира дело было так: любознательный Винченцио, герцог Вены, на время покидает свой трон, дабы без помех исследовать жизнь человеческого духа и вообще как-то развеяться. Наместником он оставляет царедворца Анджело, известного своей неподкупностью, непорочностью и страстной любовью к закону. В веселой Вене закрываются публичные дома, а молодой дворянин Клавдио и вовсе должен быть немедленно казнен за внебрачную связь. Бедняга готов жениться, но на судебное решение это уже не влияет. Сестра преступника, прекрасная, надо полагать, Изабелла умоляет сурового Анджело отменить казнь. Тот продолжает страстно любить закон, но Изабелла, в общем, очень ничего. В обмен на свидание с ней суровый наместник готов проявить понимание, милосердие и всяческий гуманизм. Вовремя появляющийся герцог разоблачает порок, таившийся под маской борца с коррупцией и развратом, и вознаграждает добродетель. Жизненная штука, в общем. Но слишком оптимистичная по нынешним временам.

В БДТ «Меру за меру» поставил Анджей Бубень, чья режиссерская муза никогда не была особенно щедра, зато крайне ранима и трепетна. В середине девяностых у Бубеня ничего хорошего не выходило из сотрудничества с театром Сатиры на Васильевском, зато когда он вернулся туда во второй раз, то за достаточно короткое время сумел создать по-настоящему сильную труппу, выпустить несколько достойных спектаклей и внушить самые радужные надежды на дальнейшее. Дальнейшего не последовало: из театра на Васильевском Бубеню пришлось уйти. О его работе в провинции поступают разные сведения, а в БДТ пока происходит то же самое, что было в Сатире в 90-х. А там на сцене были ранние 70-е. Причем не в лучшем своем качестве. То, что в БДТ предпочли «не заметить» того, насколько архаичны и бесперспективны режиссерские приемы и способ работы с актерами (как «не замечали» этого ни в спектаклях Геннадия Тростянецкого, ни — тем более — в последних постановках самого Темура Чхеидзе) говорит о состоянии театра довольно определенно.

«Мера за меру» на сцене Каменноостровского театра невнятна, наивна и многозначительна одновременно. Отчего герцог сорвался с места, кто такой этот непреклонный Анджело и чего он хочет, почему проповедь Изабеллы вызывает приступ вожделения и при чем тут вообще публичные дома — это только самые простенькие из вопросов, ответы на которые в спектакле считаются как бы само собой разумеющимися. Ничего подобного. Оттого, что Валерий Дегтярь (Анджело) и Анатолий Петров (Эскал) с загадочными минами переглядываются и медленно и торжественно носят стул (или трон), спектакля «о природе Власти» еще не случается.

На каждом шагу вас подстерегают режиссерские акценты и актерские оценки самого причудливого свойства. Сыграно все крупно, нарочито, с явным (и похвальным в иных обстоятельствах) стремлением как можно точнее воплотить режиссерские задания. Но сами эти задания либо абсурдны, либо неверно сформулированы. Да и не хватает этих заданий на целый спектакль. Актеры играют в разных, абсолютно не сочетающихся друг с другом манерах, и в разном темпе. Молодые актеры БДТ (за редкими исключениями) выглядят на сцене неловкими любителями. Выражение легкой оторопи практически не сходит с лиц придворных. Эскал в глубоком шоке. Остальные — в ступоре. Судья (Алексей Фалилеев) честно попытается включиться, но, поскольку ничего не происходит, его ждет неудача. Руслан Барабанов в бенефисной роли гуляки Лючио играет историю про то, как он замечательно и весело сыграл бы эту роль, если бы не ужасно странный текст. Но это не проблемы автора текста.

Анджело потрясен до глубины души в самом начале, и в этом потрясении пребывает до конца. Моля за брата, Изабелла (Варвара Павлова) изображает нечто вроде «полета валькирии», остервенело проорав все реплики на одной ноте. Тиран сражен (ну сражен и сражен, падок до трескучей риторики, мало ли, оригинал). Он делает девушке недвусмысленное предложение. Девушка, поскандалив еще немного, вдруг остается дезабилье. Деспот сооружает на лице таинственность и ретируется. За это ему на голову в финале наденут мешок. Но это будет уже не важно: Дегтярь к тому времени вообще перестает реагировать на что бы то ни было (а если на минуточку припомнить класс актера, то про спектакль многое ясно сразу).

Такие жутковатые паузы возникают тут повсеместно: создается впечатление, что артисты вообще не понимают, что делать дальше. А это едва ли не самое страшное на сцене. Ситуацию пытается спасти Геннадий Богачев (Винченцио): если не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь. Старая школа. Опытный артист изображает затейника-герцога, постоянно пребывающего в состоянии странноватой гиперактивности — он веселит публику, жмет, наигрывает, подстегивает, но все его благородные усилия тщетны: эта дохлая лошадь не повезет. И только весьма пожилой точный и очень спокойный артист Евгений Чудаков превосходен в крошечной роли Тюремщика.

В отличие от коллег он ничуть не растерян и не сражен общей апатией. И у него, кажется, есть мотивация для того, чтобы выходить на сцену. Тюремщик напоминает о тех временах, когда у этого театра был не только зрительский успех, но и чувство собственного достоинства.

В этом и заключается проблема. Уходя, Темуру Чхеидзе «пришлось оставить многое неразрешенным», как сказано у Шекспира. Новый худрук (кем бы он ни был) примет театр с пестрым и по преимуществу нежизнеспособным репертуаром, разбалансированной и деморализованной труппой, со сбитыми художественными ориентирами. Ну что ж, в веселой шекспировской Вене бывало и посложнее…