Режиссер Роман Смирнов поставил в Театре им. Комиссаржевской спектакль «Шизгара», ставший бенефисом сразу для десяти актрис и переосмыслением радостей и кошмаров советской эпохи.

Афиша спектакля «Шизгара», стилизованная под газету «Правда», отлично передает дух спектакля. С первого взгляда ясно, что в нем есть место ностальгии, но избирательной и ироничной. Интригует и сама драматургия — десять женских ролей, среди которых нет второстепенных, и ни одной мужской, — тут точно требовалась режиссёрская отвага.

Основой «Шизгары» стал роман диссидентки Юлии Вознесенской «Женский Декамерон», написанный ею уже в эмиграции, в 1980-х, после пятилетней ссылки за антисоветскую пропаганду. Помимо прочего, Вознесенская участвовала в издании первого в СССР феминистского журнала, и «Женский декамерон» был задуман как вразумление западных коллег, считавших, что с правами женщин в Советском Союзе всё в полном порядке. Нынешние поклонники Вознесенской, известной сейчас в качестве автора «православного фэнтези», после недавнего переиздания этого романа недоумевали, а то и возмущались — как она посмела уподобиться жёлтой прессе, откуда в её книге столько чернухи. Действительно, в материале немало жёстких и страшных историй, но отнюдь не это увлекло Романа Смирнова, который создал спектакль светлый и духоподъёмный, увидев в характерах героинь то главное, что позволяет им, зачастую вопреки обстоятельствам, которые и тогда, и сейчас бывают беспощадными (напоминание тем, кто ностальгирует по всему советскому, без исключения) оставаться сильными, несломленными, сохранять достоинство.

Этим главным отличием характеров тогдашних и нынешних, а одновременно и советского прошлого от настоящего, является, по мысли режиссёра, наличие у людей веры, пусть и наивной, — в светлое ли будущее, в человечность, в то, что каждому (каждой) воздастся по делам. Такое отношение к жизни свойственно послевоенному поколению, и «Шизгара», вынесенная в название постановки, хит 1970-х в народной транскрипции, гремевший по обе стороны железного занавеса, — символ энергии тех молодых людей. Их оптимизм видится теперь недостижимым и спасительным, именно его природу хотелось бы понять сегодня, когда подобная воля к жизни кажется безвозвратно утраченной. Собственно реконструкция советского времени отступает на второй план и милые зрителю, ностальгирующему по застою, банки с огурцами или сгущенкой, или другие бытовые приметы времени, как им и положено, становятся не более чем фоном для раскрытия характеров героинь. Готовой режиссёрской инсценировки изначально не было, работа над спектаклем шла совместно с актрисами, каждая из которых прочитывала и анализировала все новеллы своего персонажа (а всего их сто, как у Бокаччо, у каждой — по десять), становясь таким образом соавтором своей роли, привнося в неё и то, что осталось за рамками включённого в спектакль текста.

Итак, десять женщин оказываются в больничной палате на карантине, и энтузиастка-режиссёр (Нина Петровская) предлагает в качестве развлечения воспроизвести «Декамерон» своими силами. Женщины поначалу смущаются и явно не испытывают симпатии друг к другу, их первые рассказы предсказуемо о самом хорошем в их жизни — о любви, о счастье, о том, что хорошо, чем можно гордиться, а то и хвастаться. Дальше последуют истории более откровенные, объясняющие, как сложились и судьбы, и характеры; отношения героинь изменятся, они окажутся способны понять и принять других, будут сочувствовать и оправдывать друг друга, пытаться помочь.

Все героини узнаваемы и достоверны, как бы мы сказали сейчас, из разных социальных слоев (хотя в советские времена официально социальных слоев не было, а социальные различия — вот они, перед нами). Партработница Валентина (Светлана Слижикова) привычно руководит и распоряжается, но вскоре демонстрирует и чувство юмора, и понимание неестественности коммунистических догм. Стюардесса Альбина (Ольга Белявская) бравирует бурной молодостью и обладанием заграничных шмоток и знанием той, забугорной, жизни, а затем делится своей детской драмой, ожесточившей ее. Простушка Наташа (Александра Сыдорук) живописует свою романтическую и невинную первую любовь, случившуюся на отдыхе у родственников в Грузии, чтобы потом признаться, что по наущению старшей сестры дала возлюбленному от ворот поворот — причем по национальному признаку (привет идеализирующим советский интернационал). Бывшая зечка Зина (Маргарита Бычкова) знает свое место и помалкивает, не смущая приличное общество, но раскрывая свою несбывшуюся надежду о любви, вызывает шквал сочувствия. Диссидентка волей случая Галина (Ольга Арикова) тоже верит в светлое (хоть и противоположное представлениям партработницы) будущее, но не стремится обратить в свою веру всех, а лишь от души делится своими познаниями, чаще выступая примирительницей всех собравшихся, чем непримиримым борцом за идеалы. Ирина (Елизавета Нилова) — сама наивность, но и отважный экспериментатор при этом, проверяющий семейные узы новыми знаниями о сексе (которого, как мы помним, в СССР не было). Учительница музыки Нелли (Кристина Кузьмина) вспоминает о чудесном спасении из еврейского гетто в годы войны, доктор наук Лариса (Нелли Попова) — о первой и последней любви пятилетней девочкой во время войны, работница Адмиралтейского завода Ольга (Елена Андреева) — об обходительном и нежном восточном немце, за которого ей не позволили выйти замуж.

Замысел режиссера о равнозначности всех десяти героинь блестяще воплотился, ансамбль актрис играет вдохновенно, каждый голос слышен, каждая героиня запоминается. Минималистичная сценография Семена Пастуха — десять больничных коек да тумбочки — выводит спектакль на притчевый уровень; прекрасный саундрек, — по большей части вживую исполняемый актрисами, добавляет эмоциональности. Пожалуй, отдельная смысловая нагрузка у персонажа режиссёра Эммы (Нина Петровская) — в её героине, поглощённой театром без остатка, привносящей драматургию в любой момент жизни (равно как и в цитатах из классических пьес, включённых в спектакль) читается постмодернистская ирония по поводу роли и места театра сегодня. Как нет той наивности и веры, что у героинь спектакля, так нет и безусловных властителей дум, как прежде. Однако желание праздника не пропало, и зрителю «Шизгары» он явлен — и в захватывающих историях, и в побуждении к размышлению о прошлом, и в утешительной женской силе, и в ярком финальном выходе героинь под «Шизгару».