Если на театральной афише стоит «пьеса А. Н. Островского», то заранее впадаешь в уныние: зачем мне все эти замшелые истории про купцов, богатых вдовушек и хитрых приказчиков? Так сразу и представляешь на сцене быт позапрошлого века с непременным самоваром и разговоры про непонятное — купчие, закладные, векселя… Однако имя классика из репертуара не исчезает, что свидетельствует о неиссякаемом интересе публики к драмам и комедиям, запас которых отнюдь не исчерпывается десятком популярных названий. Нынешний сезон, судя по премьерам и по планам театров, можно было бы назвать сезоном Островского, если бы не «год Чехова».

Владимир Туманов поставил в Молодежном театре редко идущую «Позднюю любовь» Островского. Сюжет плохо помнят даже профессионалы. Но не только ради того, чтобы узнать, «чем кончится», зрители, затаив дыхание, следят за происходящим. На сцене удалось создать особую завораживающую атмосферу, в нее погружаешься, ничуть не сомневаясь в достоверности истории, которую рассказывают артисты. Самовар в спектакле тоже фигурирует, но выглядит не как привет из замоскворецкого «темного царства», а скорее как метафора вроде чеховского ружья, которое рано или поздно должно выстрелить. Конечно, автору не откажешь в сочности диалога и виртуозности развития действия. Оказывается, что он не чужд и авантюрному жанру. Но это тот случай, когда не успеваешь разобрать, что важнее: интрига или характеры, действующие лица или исполнители.

Так, Ирина Полянская играет вроде бы типичную мещанку, практичную, рассудительную, себе на уме, мать двух взрослых сыновей. Однако держит себя героиня с потрясающим достоинством, будто вдовствующая королева. Того гляди изречет: «Бедность не порок», — но не изрекает, потому что догадывается: «Правда — хорошо, а счастье лучше». Короче, в ней сосредоточена вся умудренность и многоопытность одинокой русской женщины.

Ее сыновья, младший из которых, как и полагается, дурачок, а старший — умный, красивый, но непутевый, тоже не сказочные, а вполне узнаваемые персонажи. Дормедонт (младший) в исполнении Евгения Титова — вылитый Бальзаминов. Влюблен, явно начитавшись дешевых романов. Добиться расположения ни одной барышни ему не удается. Зато симпатии публики на его стороне: аплодисменты срывает не только в финале. Николай Шаблов (старший), каким его трактует Андрей Кузнецов, весь в маменьку. Гонору много, денег мало. По характеру он игрок, если азарт просыпается, то чертики в глазах так и скачут, и зрителям приходится поволноваться, следя за бурями его страстей.

Впрочем, и юной Людмиле страстности не занимать. Эмилия Спивак держит свою героиню в строгости, но пылкая, увлекающаяся натура все равно прорывается — не только в необдуманных поступках и в алой ленточке на тонкой шейке, но и в танце, который подхватывает ее и уносит прочь из обыденной реальности. Что не дано испытать наяву, проживается в мечтах. Режиссер умеет оттенить северную сдержанность персонажей раскаленными ритмами латиноамериканского танго. Суровый климат лишь обостряет взрывы чувств. В свои двадцать пять Людмилочка любит и страдает, как в последний раз. Надо ли говорить, что горячему сердцу воздается по заслугам? И что публика другой развязки не хочет?

В «Поздней любви» театр открыл классика как абсолютно современного автора. Героев вовсе не обязательно переодевать в нынешние костюмы, тем более что мода того столетия весьма живописна. История, в которой присутствуют и деловые, и финансовые, и любовные отношения, понятна и интересна (чтобы не сказать — захватывающа) на протяжении всего спектакля. Островский, которому в XX веке не раз удавалось доказывать свою актуальность, вновь догнал нас, напомнив, что не был бытописателем, а говорил о вечных ценностях. Для Молодежного театра эта нота очень важна. Недаром финальная мизансцена отсылает нас к «Грозе», поставленной здесь же почти двадцать лет назад.