Спектакль «Превращение» в театре «На Литейном» по одноименному произведению Франца Кафки преподносится как «театральное сочинение режиссера Геннадия Тростянецкого 2018 года по рассказу „Metamorphosis“ 1912 года». У автора в первой строке коммивояжер Грегор Замза, единственный кормилец семьи, однажды утром превратился в страшное насекомое и потерял таким образом способность быть «животным социальным». Это драма абсурда.

Тростянецкий выбрал экзальтированную буффонаду. В его трактовке, выстроенной из этюдов и гэгов, семейство добропорядочных бюргеров (Кафка, как известно, жил в Праге, но писал по-немецки) исполняет едкие зонги, использует технику пантомимы и приемы клоунады. Весь этот цирк с вычурными манерами и петушиными костюмами, броский трагифарс с эпической брехтовской подложкой поначалу смущает и даже коробит: у людей такое горе, при чем здесь яркие краски, к чему лишние извращения?

Но на поверку оказывается, что именно подобный резкий контраст работает на нужный эмоциональный всплеск, а переключения с буйного веселья на сцены душевной черствости и откровенной жестокости как раз и позволяют раскручивать проблематику, глубоко копать и выводить поступки на уровень некрасивой, неудобной, жуткой правды. А речь идет о самой неприглядной реакции на внезапную неизлечимую болезнь или на перспективу жизни рядом с человеком с особенностями развития (тут большинство испытывает страх и брезгливость).

Героя, что в одночасье становится моральным и физическим инвалидом, играют несколько актеров: кто-то отвечает за голос, кто-то за пластику. Грегора-служащего, живущего «на автомате» от звонка до звонка, играют четверо — и это создает причудливые эффекты монтажной склейки. Грегора-калеку, что тщится выпростаться из ставшего чужим тела, «делают» двое. Грегора-кляксу, черную, бесформенную, играет один — и это уже почти анимация. Молодые актеры, с которыми здорово поработал хореограф Константин Кейхель, существуют в пространстве и двигаются так, словно у них действительно нет костей — как у бесхребетных насекомых и у персонажей, нарисованных с помощью компьютерной графики.

Тростянецкий поставил спектакль не столько о кошмарном случае, сколько о необратимых изменениях в окружающих, что теряют человеческий облик (хотя обычно акценты во всех трактовках смещены на главного героя). Чудовищами здесь становятся как раз родственники, знакомые и все вокруг — за единственным исключением юной искренней девушки, чьи любовь и вера, как в сказке, побеждают темные силы и спасают возлюбленного от неминуемой гибели — хотя бы в воображении.

Режиссер предлагает переосмыслить катастрофу, грозящую каждому при столкновении с опасной и необратимой ситуацией. Да, душа и сознание трансформируются, но есть робкая, призрачная надежда на переоценку ценностей в момент кризиса. Это история про то, что мы не умеем справляться с непредвиденными обстоятельствами и не готовы к серьезным потрясениям. И про то, как по-разному мы страдаем и проходим через стадии потери близкого человека: растерянность, обиду, гнев, принятие и прощение…