«Идиот». Ф. М. Достоевский.
Рязанский областной театр юного зрителя (Театр на Соборной).
Режиссер Наталия Лапина, сценография Николая Слободяника, художник по костюмам Татьяна Виданова.

На программке спектакля «Идиот» Наталии Лапиной в Рязанском ТЮЗе изображен увесистый кирпич с гравировкой даты выхода романа Достоевского. Трактовать его, конечно, можно по-разному. Но я воспринимаю кирпич как условную тяжесть, которую решил поднять своими лишенными бицепсов (финансовых и прочих ресурсов) руками детский провинциальный театр. Решил, потому что обстоятельства довлеют: с одной стороны, 200-летний юбилей классика, с другой — школьная программа.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Петербургский режиссер Наталия Лапина, возглавляющая «Городской театр», сотрудничает с Рязанским ТЮЗом уже давно. Это ее пятый спектакль. И она хорошо знала возможности труппы, создавая собственную инсценировку романа, в которой отсутствуют длинные диалоги, а повествование сводится к событийному ряду вокруг любовного многоугольника.

Режиссер делает спектакль для глаз, здесь очень важен визуальный ряд, который создают петербуржцы — сценограф Николай Слободяник и художник по свету Анастасия Кузнецова, и рязанка — художник по костюмам Татьяна Виданова. Их усилиями постановка превращается в серию монументальных графических и живописных полотен. Н. Лапина словно стремится победить романный хаос Достоевского строгой геометрией мизансцен.

Между тем, в спектакле нет статики. Действие длится более трех часов, но время летит незаметно, и знакомые диалоги, и текст из романа звучат свежо и осмысленно.

Первое полотно откроется после того, как Ганя Иволгин (Дмитрий Мазепа) ткнет рукой в красный занавес, обозначающий переднюю в доме Епанчиных, где томился сошедший с заграничного поезда князь Мышкин (Николай Ребров), и мягкая ткань упадет на пол. Взору открывается грандиозная многофигурная композиция — все действующие лица присутствуют на сцене сразу. Они сидят и стоят на лестницах-платформах, которые делят на локации пространство — то ли дворцового зала, чьи стены уходят ввысь под колосники, то ли мрачного серого петербургского двора-колодца. Многонаселенность и огромность картины сразу задают романный масштаб спектакля.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Серым стенам вторят темно-серые одежды персонажей. Но живописную завершенность композиции придает красная, пылающая, словно маяк, фигура Настасьи Филипповны (Марина Заланская). Она стоит скульптурным изваянием перед дверью на верхней ступени лестницы по центру зала, в красном платье с обнаженным плечом. Величественная, как богиня. Это и есть тот самый портрет, о котором идет речь в начале романа. Понятно, что все взоры обращены на нее, и разговоры ведутся только о ней. По сути, она и есть главная героиня.

Князь Мышкин в спектакле выступает, скорее, как проводник сюжета, как катализатор событий и камертон, обнаруживающий ложь. Николай Ребров внешне похож на подростка, и его Идиот — это ребенок, не умеющий лгать и приспосабливаться. Но его откровенность в отношениях с женщинами оборачивается той самой простотой, которая хуже воровства.

Для меня было неожиданностью, что на роль Настасьи Филипповны режиссер выбрала Марину Заланскую. В последние годы актриса перешла на возрастные, характерные роли. В спектакле той же Н. Лапиной «Капитанская дочка» она играет нелепую и заполошную тетку-капитаншу Василису Егоровну; в «Маменьке» по «Господам Головлевым» — скупую, страшную, жестокосердную старуху Головлеву. И это убедительные, сильные работы. И тем разительнее было преображение. Меня совершенно покорила та полная органика, с которой существует Марина Заланская в роли роковой красавицы. А в то, что она красавица, веришь сразу, с первой интонации. Все ее жесты, походка, движения просты и грациозны и могут принадлежать лишь женщине, которая верит в неотразимость своей красоты и собственную значительность. Но Марина Заланская играет не обольстительную вамп, не эксцентричную особу, а красивую, сильную, умную женщину с изломанной судьбой, наученную жизнью разбираться в людях, видеть их скрытые мотивы. Заланская — Барашкова изначально знает о собственной обреченности. Все мужчины в спектакле кажутся в сравнении с ней незначительными — что Ганя Иволгин, что Рогожин, что князь Мышкин.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Красное платье главной возмутительницы спокойствия сменяется на черное в сцене приема у Настасьи Филипповны. И это следующая живописная композиция. Здесь Марина Заланская выглядит особой царственной, повелевающей с полным на то правом. Черный цвет хорошо оттеняет и белый жемчуг — подарок Епанчина (Владимир Коняхин), отринутый и брошенный дарителю, и оранжевый свет из камина, куда летят в качестве эксперимента 100 тысяч рогожинских рублей.

Дмитрий Мазепа — Ганя Иволгин — создает образ человека взрывного темперамента, искреннего в своих разочарованиях и надеждах. Парфеном Рогожиным — Константином Ретинским владеет одна лишь темная страсть к героине. Но в то, что он может зарезать объект любви, веришь сразу.

Вообще режиссер не стремится сделать героев неожиданными, сломать традиционное представление о них. Все они узнаваемы. Так, мать семейства Епанчиных Лизавета Прокофьевна (Людмила Сорокина) добра, снисходительна и прямодушна. Ее дочери Александра (Екатерина Вишневская), Аделаида (Альбина Ожерельева) и Аглая (Анна Никулина) — озорные красавицы.

Второе действие переносит зрителей в Павловск. Подсветка меняется, и серые стены зала становятся бежевыми, а все персонажи надевают белые летние наряды и мягкие шляпы. Кажется, мир и идиллия возможны. Ведь даже пьяница и врун генерал Иволгин, которого с азартом играет Владимир Баранов, ходит протрезвевшим и выглядит обаятельным и милым. Но болезненный шепоток, преследующий Мышкина, не сулит ничего хорошего.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Сближение князя с Аглаей приводит к взрыву — столкновению между ней и Настасьей Филипповной. Здесь сталкиваются воплощенная женственность и угловатый подросток, жизненный опыт и юношеский максимализм. Анна Никулина, играющая Аглаю, выглядит как современный тинейджер — в черной джинсовой куртке поверх длинной белой юбки в оборках, из-под которой выглядывают джинсы и ботинки. В огромном рюкзаке она таскает письма, которые Н. Ф. писала ей, уверяя, что Мышкин любит ее. Потом эти письма — огромные черные листы — потоком обрушатся на бедного князя. И это будет еще одна живописная картина: черные письма, сгустки ревности, рухнут на маленького беззащитного Мышкина в белом костюме — крохотный островок чистоты.

Впрочем, в спектакле нет любви. И Настасья Филипповна, и Аглая любят в Мышкине собственную идею, придуманного идеального мужчину. Настасья Филипповна мечтала о своем спасителе с чистыми помыслами еще в юности, когда вынужденно жила в Отрадном с Тоцким (Владимир Приз). А девочка Аглая нафантазировала в Мышкине пушкинского бедного рыцаря и Дон Кихота. Но силы соперниц неравны. Опытная женщина, знающая жизнь, гораздо сильнее своенравной девочки.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Слухи о скорой свадьбе словно рисуют в головах персонажей портрет новобрачных. Мышкин и Настасья Филипповна стоят на подиуме, как видение — он в белом костюме, она в свадебном платье с фатою в пол. А по обеим сторонам сцены на лестницах все прочие действующие лица читают газеты с новостями и сплетнями. Чужая личная драма — хороший инфоповод, который интересен всем, что во времена Достоевского, что сегодня.

Потом, в доме Рогожина зарезанная Настасья Филипповна застынет в дверях перед красной лестницей изломанной куклой в белом платье. А сидящие на платформе Мышкин и Рогожин натянут на себя тот самый упавший красный занавес, открывавший первую картину.

Спектакль не ставит сложных философских вопросов, здесь нет столкновения идей, он повествует о хитросплетениях человеческих отношений, где каждый ищет счастье и из эгоистических побуждений готов сломать жизнь другому. Но даже Мышкин, в помыслах которого отсутствует эгоизм, мучает двух женщин. А обменявшись с Парфеном Рогожиным крестами и уже подозревая о его намерении, как бы становится соучастником убийства.

При этом режиссер не забывает, что ставит роман для школьников, полностью излагая основную сюжетную линию. Сценическое повествование завершается эпилогом — рассказом о дальнейших судьбах героев и их пребывании за границей, где, по едкому замечанию Лизаветы Прокофьевны, русские кажутся фантазией.