«Венский апокриф». По роману Ингеборг Бахман «Малина».
Театр «Особняк».
Режиссер Алексей Слюсарчук.

Премьера «Особняка» «Венский апокриф» хорошо встраивается в репертуар этого театра, повторить который невозможно. Рискну предположить, что роман «Малина» (с ударением на первом слоге), по которому поставлен спектакль, никто из зрителей «Особняка» не читал, автора его —австрийскую писательницу, поэта, философа Ингеборг Бахман— тоже знают немногие, а фильм по этому роману, снятый режиссером Вернером Шретером по сценарию Ельфриды Елинек, с Изабель Юппер в главной роли, видели разве что немногие синефилы. Вряд ли кто-то в курсе, что Бахман, как и ее младшая современница Елинек,— одна из крупнейших литературных величин Австрии послевоенного времени, и что в немецкоязычном мире вручается престижная литературная премия ее имени. В общем, мало кто обладает контекстом, в который мог бы встроиться этот театральный текст. Можно бы, конечно, воспринимать «Венский апокриф» в собственном соку, но ведь на то он и апокриф, чтобы нуждаться в оригинале.

В 1973 году в одной из римских больниц 47-летняя Ингеборг Бахман умерла от последствий пожара в ее квартире, причиной которого стала незатушенная сигарета. И это важно. Огонь, сигарета, ранняя смерть — все это образы из ее творчества. Бахман — поэт, который однажды запретил себе писать стихи. Она стала писать крупную прозу, но все равно получались стихи, жила жизнью, но опять выходила чистая поэзия, и даже смерть писательницы — тоже воплощенное стихотворение в прозе.

Д. Стоянович, А. Суротдинов, А.  Горбунов.
Фото — В. Гололобов.

В 2014 году режиссер Алексей Слюсарчук создал театральный текст по единственному оконченному роману Ингеборг Бахман «Малина». Певец смерти Слюсарчук, поставивший когда-то «Фандо и Лис» Аррабаля, «Король умирает» Эжена Ионеско и еще множество других смертельных апокрифов, теперь знакомит нас с женской версией умирания — умирания в окружении и по вине слов.

Когда-то Бахман, вслед за Людвигом Витгенштейном, осознала смерть слова, а вернее — смертельную опасность «мертвых слов», которые ведут, склоняют тех, кто их воспроизводит, к смерти, как некие неуспокоившиеся покойники. А еще слова, как утверждает Бахман в своем программном стихотворении, так и названном «Слова»,— это постоянная потребность нашей Вселенной быть высказанной. Но помогать «сказаться» несовершенной Вселенной поэт не хочет, потому и молчит почти десять лет. А потом вдруг замышляет трилогию «Виды смерти», из которой успевает окончить только первый роман —«Малина».

В пространстве театра «Особняк» актриса Даниэла Стоянович воспроизводит слова, приведшие Бахман к роковому результату. И монолог ее, как какая-нибудь нлп-книжка, выглядит сначала невинной дамской историей, но разрушительная программа растворена в ней и работает так незаметно, что, только дойдя до финальной точки, обнаружишь ее состоявшееся воздействие.

Сцена из спектакля.
Фото — В. Гололобов.

Все в образе актрисы успокаивает — ее здоровая естественная красота, глаза, излучающие такое приятное свечение, обезоруживающий акцент, делающий для русского уха каждое произнесенное слово обаятельным и простодушным, наконец, тело актрисы… Здесь стоит сказать, что Стоянович облачена в платье, будто снятое с бумажной куклы (оно без вытачек, а на плече и на боку торчат знакомые любому, кто хоть раз играл с бумажными игрушками, белые полоски). Оно составлено из двух вертикальных половин: одна ярко-красная, другая — имитирует нарисованное пастелью обнаженное тело. Платье на актрисе не сидит — оно шуршит и топорщится, подчеркивая округлости далеко не бумажного тела.

В один момент по воле режиссера Стоянович наденет поверх «бумажного» ослепительно красное платье с длинным подолом, края которого с помощью нехитрого механизма из веревок и прищепок будут, словно огненная юбка какой-нибудь диковинной медузы, плавно парить над полом. А еще из старых картонных коробок актриса будет время от времени доставать то бумажных человечков, то бумажные предметы и приклеивать их на куски прозрачного пластика, развешанные на маленьком пятачке сцены «Особняка». Потом от одного бумажного символа к другому она прочертит дорогу — пунктирную красную линию, расставит стрелочками направление движения и закончит рисование, упершись в несущую кирпичную стену в глубине сцены, и, судя по ее словам, войдет в эту стену и исчезнет в ней.

И вот тогда, и только тогда, ты, сидящий в зрительном зале, схватишься за голову и, лихорадочно отматывая в памяти назад события прошедшего часа, попытаешься понять, как оказался в конечном пункте этого маршрута, и что вообще говорила героиня, пока взрезала коробки с бумажными картинками и меняла платья. Начала она с того, что слово «сегодня» также не имеет для нее смысла, как и посылать письма с сегодняшними мыслями, обреченные прийти слишком поздно. Потом она произнесла имя Малина, мужское имя, потом еще более мужское имя Иван. Малина — мужчина без тела, мужской ум. Иван — тело, «инъекция реальности», но без Малины, то есть без ума. И в монологе героини спектакля, и в моноромане Бахман Малина и Иван не пересекаются, живут в параллельных реальностях. Они знают о существовании друг друга, но нахождение их в одном пространстве невозможно, такая встречакак минимум разрушит пространственно-временной континуум. Но с континуумом все в порядке, вместо него разрушается героиня в попытках совместить Ивана и Малину — первый ей нужен, чтобы обрести свое тело, второй — чтобы уравновесить беспокойный ум.

В фильме Вернера Шретера раздвоение героини было раздвоением Бахман — писательницы, философа, гениальной сумасшедшей, скорая смерть которой от непотушенной сигареты была явлена в кадре сигаретным дымом и горящими письмами. У Слюсарчука — это раздвоение женщины вообще — всякой, каждой, это программа ее самоуничтожения, запускаемая сразу, как только женщина заговорит о мужчине, вернее, как только она станет изыскивать способы, чтобы сформулировать его, воплотить в словах. Женщина, сотворенная когда-то из элементов мужчины, не может быть творцом, но необъяснимо тяготеет к акту творения, который от слова к слову, от безобидных наблюдений над течением времени и рассуждений о различии женщин и мужчин ведет ее к смерти.