«Пуаро». Э. Низамов.
Татарский театр оперы и балета (Казань).
Хореограф Александр Сергеев, художник Леонид Алексеев.

Татарский театр оперы и балета — один из самых консервативных в нашем отечестве. Собрав блистательную коллекцию артистов, лириков и виртуозов, театр из года в год предлагает им репертуар, в котором почтенная русская классика соседствует с несколькими проверенными национальными спектаклями. Никаких экспериментов, никаких попыток сотворить что-то новое — самой громкой премьерой последнего десятилетия стал прошлогодний «Грек Зорба», перенесенный его автором Лоркой Мясиным в двадцать восьмой театр (со дня премьеры в Италии в 1988 году). Соответственно, артисты вынуждены заботиться о себе сами — и премьер Олег Ивенко (небалетному народу запомнившийся ролью Нуреева в фильме Рэйфа Файнса «Белый ворон») уже почти десять лет подряд проводит свой небольшой фестиваль #Stageplatforma.

Сцена из спектакля.
Фото — Рамис Назмиев.

Главным событием фестиваля каждый год становится премьера — Ивенко сам приглашает хореографов, сам находит деньги на постановку (поэтому большой толпы кордебалета и гигантских декораций там не бывает) и сам исполняет главную роль. Театр, предоставляющий своему звездному артисту площадку, в репертуар спектакль не берет, и эти премьеры играются редко, на правах гастрольных проектов. Самой удачной за последние годы стала постановка Олега Габышева «Личности Миллигана», где рассказ был о преступнике, страдавшем расщеплением личности — в нем одновременно жило 24 человека. Премьерой этого года стал балет «Пуаро», музыку к которому специально написал Эльмир Низамов.

На помосте у задника — кушетка, на которую водружается модель (Кристина Андреева-Захарова), чуть ближе к зрителям садится художник (Антон Полодюк), пишущий ее портрет. На заднике изображены полки, заполненные какими-то бутылками со снадобьями — брат художника (Вагнер Карвальо), как мы вскоре узнаем, ученый-травник. Практически все остальное пространство сцены свободно — здесь действующие лица будут четыре раза подряд разыгрывать историю о том, как художник умер.

Ивенко пригласил на постановку солиста Мариинского театра Александра Сергеева. Тот уже не первый год всерьез занимается сочинением хореографии («Двенадцать» и «Коппелия» в Мариинском, «Концертные танцы» в Ростове, «Лебединое озеро» в Нижнем Новгороде), но опыта сочинения спектакля на заказ солиста, равно как и опыта работы с живым композитором у него еще не было. Героя этого года татарский премьер и мариинский хореограф придумывали вместе: перебирали выдающихся личностей самых разных профессий, заглядывали как в историю, так и в художественную литературу. В какой-то момент задумались над переложением в танец «Убийства в Восточном экспрессе» — но там, как все помнят, масса персонажей, и о судьбе каждого надо рассказывать достаточно подробно, чтобы у зрителя сложилась внятная картинка в голове. Но Пуаро уже захватил воображение Ивенко и Сергеева, надо было лишь выбрать одно из его расследований — и Сергеев набрел на не самый известный у нас в стране роман Агаты Кристи «Пять поросят». Выяснилось, что в свое время сама Кристи переделала этот роман в пьесу (впрочем, убрав Пуаро — там разбирающегося в событиях джентльмена звали по-другому), и эта пьеса помогла хореографу сотворить балетный сценарий. Сергеев скрестил роман и пьесу, продумал трансформации, необходимые для того, чтобы герои могли танцевать, а не разговаривать словами, — и в Казани появился спектакль редкого жанра: балетный детектив.

Сцена из спектакля.
Фото — Рамис Назмиев.

Совсем без слов обойтись не удалось — в начале спектакля по трансляции звучит письмо, отправленное Пуаро некой юной барышней. То самое письмо, которое заставляет сыщика взяться за дело. Из него мы узнаем, что много лет назад мать девушки была обвинена в убийстве мужа и умерла в тюрьме. Героиня не верит в виновность матери и просит Пуаро разобраться — тот начинает расследование и опрашивает людей, в то время близких к семейству. Каждый из свидетелей, разумеется, рассказывает свое — и Сергеев выстраивает спектакль по принципу «Расемона», где одни и те же события происходят четыре раза. Все «рассказы» (то есть разыгранные в танце и пантомиме сценки) очень динамичны, спектакль идет меньше часа. В начале каждой версии всегда — счастливая семья, в финале неизменно — падающий замертво отец семейства, художник, только что сделавший глоток из чашки, в которой, по-видимому, был яд. Все четыре раза в качестве наиболее подозрительного персонажа предлагается новый человек.

Совместными усилиями хореограф и артисты делают каждую версию настолько ясной и выпуклой, настолько точно прорисовывают характеры и манеры персонажей, что публика начинает следить за сюжетом, без проблем разбираясь в том, кто в очередной версии очередным рассказчиком назначен на роль убийцы. Более того: Сергееву удается воспроизвести и эффект «недостоверного рассказчика», дать зрителям возможность увидеть, кто явно искажает факты (а уж из чистой злобы или убийственной выгоды — станет ясно в финале). Так, когда художник и его жена (Каролина Заборне) ведут диалог, а рассказывает об этом диалоге любовница мужа (та самая модель), — и доверие их друг к другу выглядит глуповатым, и возникающая ссора очень важной и очень резкой. Рассказ суховатой горничной (Нина Семина), полностью преданной хозяйке, скуп и не изобилует деталями, а повествование ученого-травника чуть-чуть рассеяно и провоцирует на вопросы, которые, видимо, ему не были заданы во время полицейского расследования. До финала остается загадкой сестра жены (Дина Набиуллина) — этакий «человек в футляре», внутри которой пылает яркий огонь, а любовь это или ревность — не разберешь.

Пуаро существует отдельно ото всех. Пуаро, как ему и положено, слушает и наблюдает. Сергеев не стал делать из статного красавца-премьера пожилого толстячка, знакомого нам по экранизациям, — он предложил нам вообразить, что это одно из первых дел Пуаро, что вся история происходит задолго до того времени, как сыщик стал ловить убийц пачками. Эркюль молод, но в нем уже есть черты будущего Пуаро: ему придумана очень своеобразная манера движения. Этот мелкий шаг, эти забавные подпрыгивания, безусловные отсылки к чаплинскому стилю, — и вместе с тем таящаяся внутри и периодически прорывающаяся внутренняя свобода, резкость жеста, символизирующая резкость мысли. Много ли в истории балета сочинений, где герой думает на сцене, а его пластика зарисовывает его манеру размышлять? Балетные герои гораздо чаще чувствуют, чем думают, — это свойство нашего национального вида искусства.

Сцена из спектакля.
Фото — Рамис Назмиев.

Спектакль идет под живую музыку — за фортепиано сидит сам композитор Эльмир Низамов, за партию контрабаса отвечает Алексей Власов, за ударные — Александр Васильев. И этот маленький ансамбль отлично справляется с интонацией повествования: масса логических конструкций, немного иронии и еще немного тайной лирики и любви к людям. Если смотреть совсем пристально — конечно, «Пуаро» не идеален. Представляя нам картины «допросов» и разные версии событий, Сергеев не дает нам ключей к сюжету, то есть вычислить убийцу сами мы не можем. Мы можем только проникнуться к кому-то симпатией, а к кому-то антипатией — и не слишком удивиться, когда сыщик разъясняет, что случилось полтора десятилетия назад. Но все-таки балет-детектив прежде всего и должен быть балетом, а уж затем детективом — и изобретательные, насмешливые, чуть-чуть печальные два монолога Пуаро, которые Ивенко воспроизводит с образцово точной интонацией, милы нам не только потому, что стараниями сыщика справедливость пусть и запоздало, но восторжествовала, но и потому, что прежде всего это очень умные и талантливо сделаннные танцы.