«Пир во время чумы».
Театр современного танца «всем телом».
Режиссер-хореограф Александр Шуйский, художник по костюмам и видео Вера Ахмеджанова, автор кулинарного шоу Екатерина Петрова.

«всем телом» (так официально пишется название) существует с 2021 года — весьма молодое предприятие для российского современного танца. Коллектив, который собрался вокруг Александра и Светланы Шуйских, в прошедшие три года искал лицо и, если судить по последним сезонам, нащупал его.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Шуйский начинал с абстрактных работ, а позже перешел в сегмент, который кажется довольно тесно заполненным: танец, связанный с нарративом не только по форме рассказа, но в первую очередь по методу. В официальном имени — театр современного танца «всем телом» — в этом смысле выстреливает каждое слово. Шуйский и его соратницы и соратники занимаются, безусловно, современным танцем. Видят его прежде всего как театральный инструмент — тело как источник выразительности, чутко передающее историю, малейшие эмоции, связанные с ней. А все тело — то, что используют хореограф и артисты, чтобы передать спектр чувств. Танец в их трактовке — в равной степени и красивые, сложные, поставленные позы, и маленькие движения — вроде кивка головы или нервных пальцев, и статические положения, которые передают состояния — например, сильное мышечное напряжение, и мимика, вплоть до резко деревенеющего, выглядящего как маска лица. Современная, с учетом всех танцевальных новшеств трактовка драмконтемпорари — ниша, в которой, на самом деле, работает не так много людей. И которая сегодня, возможно, нужна больше всех благодаря широким возможностям выражать мысль без слов.

«Пир во время чумы» формально основан на одной из «Маленьких трагедий» Пушкина. Но, как и во многих окололитературных российских танцспектаклях последних лет, в этой вещи источник — отправная точка для размышлений. В маленьком флаере и на своем сайте команда тщательно перечисляет, кто из артистов какую пушкинскую роль исполняет. Однако на сцене афишка оказывается неважной. «Пир» — тот редкий случай, когда отсутствие синхронизации между формальными ролями и реальным действием никак не влияет на спектакль, на работу его механизма.

Неважно, помните вы «Маленькие трагедии» дословно или ассоциируете формулу «пир во время чумы» с горестными вздохами по поводу слишком разнузданного поведения в сложные времена. У постановки Шуйского — своя внутренняя, автономная драматургия и ясная мысль, которые не зависят от того, известен ли зрителям первоисточник.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Действие состоит из двух попеременно возникающих «зон»: реальной — танцевальной, и предзаписанной — видео, и живого интерактивного пролога, смысл которого становится понятен во время спектакля. Итак: зимний вечер, центр, арт-площадка< «Новый Манеж», путь к которой лежит через бесконечно оптимистическое московское благоустройство на главных улицах. Гирлянды, рождественские витрины, негаснущий свет. «Манеж» — ухоженное минималистичное белое пространство, модное, походит на фойе хорошей галереи. Минут за 10 до звонков всех громко приветствует молодой мужчина в усах и наряде, напоминающем униформу холеного советского официанта. Господа, бесплатные напитки! Получим удовольствие от вечера.

Позже оказывается, что это — не щедрость независимого коллектива, а комментарий, присоединенный к спектаклю. Превью к равноправной части действия — гастрономическому шоу, где энтузиасты гедонистического образа жизни готовы на все, лишь бы получить новые впечатления.

«Пир» строится на контрасте между пластическим и проговариваемым, протанцованным и декларируемым. Тело здесь — нарочито честный инструмент, который показывает неприкрытые эмоции: раж, экзальтацию, вожделение, горевание, неловкость. А голос — скрывает, декорирует, показывает все более цивилизованным, чем есть на деле.

В этом смысле самое любопытное в «Пире» — минимальные мимические движения, которые придумали для Ксении Галибиной, ведущей кулинарного шоу, безымянной Ее. Она нарочито оптимистична. Но в моменты, когда Он, соведущий — партия Федора Бычкова, — увлекается гедонизмом или решает слишком повелевать на кухне, Она резко деревенеет всем лицом. Будто мышцы шоково заморозили. Несколько секунд с неестественным выражением, схваченным крупным планом камеры, дают понять, что праздник гедонизма в постановке ложный. Все приготовления мяса с кровью, декларируемо дорогое красное вино в неверном бокале, хорошие свежие овощи — декор отчаяния, немого крика.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Кулинарное шоу вклинивается в пластическую часть «Пира» в самые напряженные моменты, когда кто-то застывает, отчаивается или, того хуже, почти съели друг друга, и работает как комментарий. Можно вести какую угодно благополучную жизнь, но на фоне страданий она будет неполноценной. Фальшивой. Слишком показной. Одна из самых ярких сцен спектакля — Линара Самирханова, которая танцует Мэри, застывает на середине сцены с чуть приоткрытым ртом: маска растерянности, обреченности, медленно подступающего ужаса. Ее неподвижное тело невольно становится частью очередного выпуска кулинарного шоу, который проецируется на задник. Благополучная пара на видео самозабвенно рассказывает, что при должной сервировке можно скормить что угодно, настоящие гурманы ни перед чем не остановятся ради новых впечатлений, а мораль — кому она нужна, если есть удовольствие и сто пятьдесят оттенков вкуса. Идеальная светлая блузка, в которую наряжена Она-Галибина, подсвечивает лицо Самирхановой мертвящими белыми всполохами.

В компании, которая называется «всем телом», даже такие моменты становятся выразительными: потому что для передачи мысли необязательно даже двигаться. Иногда оцепенение, беспомощность перед лицом притворного оптимизма красноречивее любых слов и даже движений. Когда удовольствия говорят, правда молчит — но и молчать можно громко.