«Три сестры». А. П. Чехов.
Пространство «Внутри» (Москва).
Режиссер Андрей Маник, художник Маруся Павлова.

Режиссер Андрей Маник и театральная компания «Озеро» выпустили в Пространстве «Внутри» премьеру по «Трем сестрам» Чехова. Название не самое очевидное для площадки, где звучат в основном современные тексты, но зато вполне в духе учителей режиссера и большинства исполнителей, окончивших в разные годы мастерскую Крымова и Каменьковича в ГИТИСе или игравших в крымовских спектаклях. Работа с классикой как зеркалом сегодняшнего дня у них, можно сказать, в крови. В Пространстве «Внутри» с большим успехом (билетов не достать) идет «Ричард» того же Андрея Маника, выросший из дипломной работы, где главного шекспировского злодея играет Мария Смольникова. В этой гротескной буффонаде Ричард как галлюцинация является из холодильника к современному неудачнику Вите и постепенно втягивает его в свои грязные дела, уничтожая врагов чужими руками и заливая все вокруг литрами крови.

Сцена из спектакля.
Фото — Ира Полярная.

Но если «Ричард» по сути был обаятельным хулиганством, таким площадным балаганом, искупавшим сумбурность и необязательность многих решений вольницей и радостью студенческой игры, то «Три сестры» сделаны более крепко и продуманно. А главное, найден тот естественный язык, интонация, благодаря которой текст звучит современно, а герои кажутся нашими соседями, хотя тут и нет нарочитой актуализации.

В первой же сцене сестры, прекрасные Инна Сухорецкая — Ольга, Мария Смольникова — Маша и Светлана Иванова — Ирина (в другом составе ее играет Ольга Лерман), произносят свои хрестоматийные реплики, словно продолжают какой-то давний затянувшийся спор. И все их диалоги похожи на выяснение отношений людей, которые любят друг друга, но уже давно устали от совместной жизни бок о бок, от одних и тех же разговоров, проблем и людей. Поэтому появление Вершинина в неожиданном исполнении Максима Виторгана, человека другого круга — несообразно большого, неуклюжего и полного жизни, который вламывается как медведь и внезапно заполняет собой все пространство, — кажется им глотком свежего воздуха. И незамужняя Ольга поначалу заинтересована гостем даже больше Маши, которая страдает от одного вида и голоса своего мужа Кулыгина (его совершенно необычно и с большой долей иронии играет Сергей Мелконян). А тот, кажется, вполне искренне признается Ольге: «Если бы не Маша, я бы на тебе женился», и дарит букет в честь успешно проведенного открытого урока — в общем, вполне себе служебный роман.

М. Виторган (Вершинин).
Фото — Ира Полярная.

Соленый и Тузенбах (Гоша Токаев и Владимир Комаров) тут признаются Ирине в любви на глазах друг у друга, толкаясь, словно два задиристых петуха, но Тузенбах выражает свои чувства неуверенно, коряво и косноязычно, а Соленый нахраписто идет ва-банк с поцелуем. Все разговоры, как водится, случаются где-то на лестнице, на бегу, на ходу. А объяснения нерешительного, мягкого Андрея (Александр Моровов) с Наташей (Татьяна Саруханова) происходят в верхнем фойе, так что мы видим в окошко только их ноги. Кстати, Наташа — самая нормальная и деятельная из всех героев, она командует переездом из комнаты в комнату и заставляет всех таскать коробки, собирает вещи для погорельцев, правда, не свои, а сестер. Такая, если захочет, и до Москвы доедет. И переедет любого, как трактор.

Основное действие спектакля происходит в подвале дома Прозоровых, созданном художницей Марусей Павловой укромном месте для свиданий, месте, где можно выплакаться, тайком покурить или выпить, месте, где хранится всякий ненужный хлам — от огромного плюшевого медведя (кажется, из спектакля «Петушки») до неиспользованного унитаза. Здесь же находится «многоуважаемый шкаф», к нему фразер Вершинин пытается обратиться с речью Гаева или прячется там вместе с Машей от посторонних глаз, попивая вишневую наливку — раньше при усадьбе был свой вишневый сад. Вообще спектакль наполнен разнообразными чеховскими и не только аллюзиями, словно в этот подвал вместе со старой мебелью и ненужным фортепиано, на которое залезают с ногами, сослан весь отживший культурный слой, обломки былой цивилизации. Да и люди, которых жизнь в виде энергичной Наташи вытесняет в этот подвал, кажутся такими же обломками — фриковатыми, жалкими и несчастными.

Сцена из спектакля.
Фото — Ира Полярная.

Из того же шкафа, как из волшебного портала, появляются ряженые, то есть музыканты, которых не пустили в дом через центральный вход. Тут же в подвале, соорудив стол из коробок, герои устроят небольшую импровизированную вечеринку, как пассажиры тонущего «Титаника». И будут «веселиться сообразно со своим возрастом и положением», неловко петь Эдит Пиаф и «Иванушек», праздновать и оплакивать неудавшуюся жизнь.

Потом за высоким подвальным оконцем что-то взорвется и полыхнет — и сцена святочных посиделок плавно перейдет в сцену пожара, а потом и в последнюю сцену прощания. Авторы на удивление удачно скомпоновали три чеховских действия в одно, отбросив много ключевых, вроде бы, моментов. Но оказалось, без них можно обойтись без особого ущерба для смысла. Тут не нашлось места для «покаяния» Маши сестрам, потому что и так все ясно: их отношения с Вершининым развиваются у всех на глазах, и Максим Виторган аккуратно передает спящую у него на коленях Марию Смольникову на руки внезапно посерьезневшему мужу. Нет и дуэли Соленого с Тузенбахом: их короткую ссору Кулыгин прервет грозным учительским окриком «а ну, помирились», и те тут же по-детски помирятся «на пальчиках». Но никакого кирпичного завода и счастья с Ириной все равно не будет, потому что в финале Тузенбаху — этому большому мальчику в галстуке и шортах — придет письмо, скорее всего, повестка, и он только растерянно пожмет плечами: «Ну какой из меня военный?» И полк Вершинина, вероятно, переводят туда же, где гремят взрывы. И Маша судорожно обнимает его, страшась не только разлуки.

Сцена из спектакля.
Фото — Ира Полярная.

Убрав подробности, Андрей Маник оставил главное — ощущение бесповоротной катастрофы, символом которой стал бушующий за окнами огонь. И это явно не бытовое возгорание, а знак большой беды, войны, несчастья, о котором тут не говорят вслух. «Пожар — явление, после которого вряд ли возможна прежняя жизнь», — сказано в методичке Ольги, проводившей в школе урок, посвященный теме пожара в русской литературе. И собравшиеся в подвале дома Прозоровых (как и собравшиеся в подвале Пространства «Внутри») спасаются в нем от реальности среди обломков прежней жизни, как в некоем бункере, и не понимают, какой будет жизнь дальше, и будет ли она вообще.