«Датский магазин лопат». По пьесе Н. Федоровой.
Пермский Театр-Театр.
Режиссер Кирилл Люкевич, сценография и костюмы Александра Мохова и Марии Лукки.

В Пермском Театре-Театре появилась настоящая «черная комедия». Кирилл Люкевич поставил пьесу Настасьи Федоровой «Датский магазин лопат» в духе Тарантино или даже Дэвида Линча. Окончательно «черной» комедию назвать поостереглись, решили, что хватит осторожного «местами весьма черная». А так-то — ироничная. Хотя, какая уж там «ироничная». Это определение подходит к Оскару какому-нибудь Уайльду, но никак не к шекспировскому «Гамлету», где прямо обхохочешься, если с ума не сойдешь. Два могильщика роют могилу за могилой, а тела все прибывают, и рабочий день никак не заканчивается. Периодически пробегают мимо них то Гамлет, то Офелия, заносят завернутого в ковер ее папашу, однокашников Гамлета, а потом прямо всех подряд, как у Шекспира (но некоторых все же не доносят). А могильщики, бедные, все копают и копают, и мечтают только об одном — чтобы уже все эти трупы на сегодня кончились и чтобы выпить не как вчера, а в полную силу.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Хотелось мне поставить эту пьесу в один ряд с интеллектуальными изысками Стоппарда или хотя бы Йорданова. В одной — судьбы несчастных друзей Гамлета, в другой — актеров, в недобрый час забредших в Эльсинор. Здесь — могильщики. Как-никак, тоже простые люди. Чем они хуже тех, из прежних пьес? Но нет. Не получилось у меня вставить в этот приличный ряд то, что я посмотрела, а потом прочитала.

Почему-то день за днем мурлыкалась песня, любимая еще в юности, со студенческой общаги: «Офелия, Гамлетова девчонка, спятила, товарищи, с ума, потому что датская сторонка для народа хуже, чем тюрьма. Спятила, в воду сиганула. Даже не сняла с себя наряд…» Про Гертруду там тоже хорошо. Безо всяких намеков: «Евойная мать согрешила и за другого пошла, а и сапогов не износила, в каких она за гробом мужа шла». Всю свою долгую жизнь я была убеждена, что это, так же как «Отелло. Мавр венецианский», как «Граф Лев Николаич Толстой», — творчество ифлийских озорников, поэтов, погибших на Великой Отечественной.

Проведя минимальные филологические изыскания, я выяснила, что ни к какому ИФЛИ эти прекрасные городские романсы отношения не имеют. Их писали уже в послевоенное время (примерно с 1947-го до начала 50-х) трое друзей-фронтовиков — Алексей Охрименко, Сергей Кристи и Владимир Шрейберг, которому принадлежала и незамысловатая музыка. И только в 1990 году в Киеве последний, доживший до своей славы автор, Алексей Охрименко, признался в авторстве. Эти песни распевала вся молодежь и не только. Они казались ужасно смелыми, да и были такими. Без всякого пафоса они приобщали народ к высокому искусству, объясняя его простым блатным языком, чтобы людям понятно было. Их распевали в электричках, подворотнях и в студенческих компаниях. Они были того же «низкого» происхождения, что и песни Юза Алешковского, Галича, а позже Высоцкого…

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Вот как только поняла я природу этого мрачно-веселого спектакля, так и успокоилась. Нам ведь, критикам, главное что? Придумать какую-то свою иерархию, приколоть булавкой. Положить на нужную полку. А дальше хоть трава не расти.

Точнее, дальше можно уже и про спектакль рассказать. Хотя вот как про него рассказывать? Он вообще укладывается в несколько фраз. И они уже написаны в программке: «Историю шекспировского Гамлета рассказывают могильщики. Лишенные выходных и сверхурочных, два простых датчанина роют могилы для королевских особ, попутно пытаясь отыскать смысл своего труда и ответить на вопросы о природе счастья и смерти». Вот и все. Но все-таки — не все. Потому что хочется понять, почему так смешно выглядит великая трагедия, увиденная глазами могильщиков? И сразу вспоминается формула не менее великого режиссера Георгия Товстоногова о том, что такое жанр спектакля. Вот умри, лучше не скажешь: «Жанр — это угол зрения». И здесь угол зрения таков, что просто обхохочешься. (Если уж быть до конца честной, то самого смешного «Гамлета» я видела в Иране. Правда, это был «Гамлет», переделанный в настоящий политический памфлет. И самую нелепую Офелию там же, в студенческом спектакле «Гамлетик» — это про Гамлета и Офелию в детстве.) Но идеи, конечно, витают в воздухе. А может быть, это потому, что наши страны очень похожи. Иранские друзья мне радостно объясняли: «Мы почему с вами дружим? У нас деспотия и у вас деспотия». Я, конечно, возражала, но теперь понимаю, что раз искусство похожее, то это не просто так!

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

И вот через много лет я увидела в спектакле Люкевича и встрепанного подростка Гамлета, и подвывающую от горя девчонку. Но их история проходит фоном, и больше всего мы видим их тени на огромном экране, который показывает край Дании. Не край как территорию, типа Пермский край или Датский край. А просто край, за которым ничего уже нет. Такая глухая провинция у моря, о которой мечтал один наш поэт. Там только одно дерево растет. И все. Даже замка не видно, из которого все прибегают с телами. И, видать, далеконько их таскать приходится. А на сцене вполне приличное, хоть и бедное кладбище. Земляной пригорок и там скромная серая плита, скорее такой пеноблок строительный, на котором нацарапано ГАМЛЕТ. Не скажешь, что такая прямо королевская могила. Как-то даже обидно за бывшего короля.

Сценография и костюмы принадлежат Александру Мохову и Марии Лукке. У них все идеально выверено, и даже не понимаю, каким образом, но это все смешно. Ну вот этот пеноблок, например… наводит на разные мысли о мирской суете. Вот умер — и никому не нужен, на тебе пеноблок. Или прорез двери в экране… Там, за экраном, ходят благородные, с красивыми четкими силуэтами тени, и о них хочется думать высоко, как о каких-нибудь тенях забытых предков, а они вдруг как вывалятся на сцену из этого прореза, прямо как из портала, и думаешь: «Господибожемой, вот какой ты, принц Гамлет, который должен что-то там восстановить… Иди уже обратно, в свой портал, ума-то точно мало…»

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

И оказывается, ты уже думаешь как эти славные ребята-могильщики. Которые тут, конечно, главные. Не принц этот малахольный (его Даниил Ахматов играет) с Офелией (про нее я позже напишу). А думать ты начинаешь как могильщики, потому что они, и правда, искренние, ну и честные труженики, а это ведь всегда подкупает. То есть тебе хочется быть на их стороне. Особенно, если и сам ты не из высшего общества, а тоже честный труженик. Брёде — он тут главный, типа прораба. И его играет Алексей Корсуков, а это артист такой породы, который никогда не соврет, кого бы ни играл. Я вот когда-то видела, как он Пса играл в «Барышне-крестьянке», так после него мне все натуральные собаки казались излишне театральными, как будто они из Малого театра. Я им не верила!

А второй — Йорген, его играет Максим Гореславец. Этот парень (я Йоргена имею в виду, не Максима) с регионов приехал и ни фига про эту столицу не знает, и даже про то, какой сейчас король, тоже не знает. Думал, что Гамлет, который отец, — до регионов же вести плохо доходили, девятый век, сплошное Страдающее Средневековье. И вот когда Брёде ему всю правду рассказал, и про старшего Гамлета, и про младшего, который не в уме, и про мамашу, да про все, что творится в этом Эльсиноре… Ну что можно сказать… это как будто такая инициация у Йоргена была. Брёде — как старший и опытный по жизни и в могильном деле — ему все объяснил. И Йорген все понял про эту жизнь на примере своей мамы и дяди Андерса. Когда про других, далеких от его жизни, людей, про королей, принцев — это все-таки не очень понятно. А вот когда про то, что его дядя женился на его маме и убил его папу, и теперь ему и вернуться-то некуда в свои регионы, потому что там дядя с мамой… так горько ему стало. Брёде даже поразился, какие впечатлительные парни в регионах. А Йорген не только впечатлительный. Он заботливый. Когда Брёде с бодуна мучился в разваленном гробу, друг ему и череп холодненький ко лбу приложить, и мыша с кротом, и чайку. То есть он и природу любит, и зверей. Даже когда его крот покусал, он, конечно, его порубил в капусту, но ведь и похоронил по-человечески. И к другу неравнодушен. Небезразлично человеку, что вокруг него в мире происходит.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Господи, да такие ребята только в провинции и остались. Город-то погряз в цинизме и пороках. Работа у них, конечно, не позавидуешь. И главное, про все молчать надо. Хотя и говорить-то особо некому. Вокруг только два артиста топчутся. Один тоже Брёде, это Артем Радостев, и он болтает без передышки. Я имею в виду Брёде, конечно. Артем по жизни так-то слова лишнего не скажет. А второй — Стилле, он опять молчит все. Как воды в рот набрал. Его Илья Курицын играет, тот обычно поет во всех спектаклях. Говорит редко, а тут и вовсе замолчал. Играет только на аккордеоне. Ну и поет, конечно, когда нужно. А так молчит. И правильно, целее будет. Эти ребята, видно, шестерки при Эльсиноре. Вот тело принесли. Да еще в ковре. Совсем уж не по-человечески. Его, конечно, Гамлет, видно, в ковре и проткнул. Полоний, наверное, сам в ковер замотался. Чтобы его не видно было, как он подслушивает. Но все же порядочный придворный. При должности, при месте, уж могли бы и в гроб положить. Ну, ковер наши ребята сп… или, то есть привати… ли. Думайте как хотите. Но их тут можно понять. Во-первых, не очень-то приятно такое несвежее тело хоронить. Сколько уж он там пролежал, в этом ковре… ноги-то прямо почернели совсем. Зарплаты вообще непонятно какие. Все только какие-то авансы дают, причем бутылками, а когда окончаловка, непонятно. Но вообще, они все по-христиански стараются. А ковер… ну, не устояли. Слаб человек.

И ребята-артисты тоже приличные люди. Чем они могут помочь? Когда из Эльсинора только и успевают тела таскать? Да еще последних и не донесли, Гертруду там, Клавдия, Лаэрта. Только Гамлет сам дополз, поскольку знает, что тут его не бросят подыхать просто так. Помочь нечем, но артисты хотя бы поют над братской могилой. И песни подбирают хорошие. Чтобы каждому, как говорится, свое. И для Полония спели — про его смерть, и про Офелию спели, Летова выучили, и для Гамлетовых как бы друзей — про туман. Ну, там, и правда, сплошной туман. А Гамлет даже и сам спел с ними перед смертью. Так сказать, лебединую свою песню. Так орал — не скажешь, что умирающий. Насчет Офелии ребята-могильщики вообще очень пережили тяжело. Особенно Брёде. Она хорошая девчонка оказалась. И несмотря что из высшего общества — простая, демократичная. И вроде бы они ей даже праздник устроили с шампанским и музыкой. И у Брёде с ней почти отношения начались.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Вот, кстати, тут стало понятно, какой деликатный этот Йорген. Он сразу в сторонку отошел. Понял: не тягаться ему со старшим. У того и опыт, и знание женщин. И ведь она с Брёде уже договорилась. Чтобы цветочный бизнес. Почему она на себя это ведро вылила? Вообще неожиданно. Кстати, тут что надо иметь в виду: играют эту Офелию две девчонки. Я видела Алису Девятову, а на фото — Софья Сергеева. Алису еще не сфоткали, так что она на фото только в виде тени. Она по кладбищу все время с чемоданом таскается. Что там — непонятно. Наверное, подарки Гамлета. Не додумались ребята-могильщики. Хоть бы они ей эти подарки в могилку-то высыпали, ну как древнему вождю. Конечно, это уже устаревший обычай был, не из современности, но все же могли бы. Ну и посмотреть охота, что принцы девушкам дарят.

С ней они, конечно, намучились. Тело молодое, подвижное, кости так хрустели, что мама дорогая. И Брёде тут чуть от ума не отошел. У него просто настоящий когнитивный диссонанс случился. С одной стороны — нельзя ее на кладбище хоронить. А с другой — она же уже родная почти, и пили вместе, и мечтали о будущем. Но Йорген его, конечно, отрезвил, и он совсем не такой тупой оказался, как Брёде про него думал. Вот он, например, за эфтаназию. И он все время в состоянии выбора. Например, хорошие похороны и плохая смерть — или наоборот? Или: бутылка самогона и боль в голове — или две бутылки вина и тошнота? Выбор всегда не простой. Простых вопросов он ни себе, ни миру не задает. То есть он такой рефлексирующий будущий интеллигент в первом поколении средневековой культуры. Не знаю, как у них там с бизнесом получится. Насчет магазина цветов они хотели. Но эти цветы же еще посадить надо. И вырастить. Вообще-то с такой работой, как у них, бизнес не поднять. Тут только один выход: бросить к черту эти лопаты, которые из датского магазина, да резко изменить жизнь. Тем более, норвежец к власти пришел, и он, по первости, наверняка окажет поддержку малому бизнесу.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Ну и вообще-то парни знак получили. А к знакам надо прислушиваться. Ковыряли они, ковыряли эту землю, уже, кажется, ничего живого там не осталось, кроме червей. А вот вылезла неизвестно откуда фиалка. Я ее, кстати, первой увидела, еще когда земля только-только зашевелилась. Думаю: ой, крот. А вылезла фиалка. Ну не совсем фиалка. Это Йорген так решил. Он же себя прямо спецом считает по цветам. Да неважно. Главное, белая вылезла. То есть, это искренность из земли поперла. И это прямо про них. В общем, судьба их одобрила. Ну и фиалка — это же смирение. Вот откроют магазин какой-нибудь, лопаты, например, можно продавать, пока цветы не выросли. И будут жить спокойно, при норвежце этом, Фортинбрасе. И подальше, подальше от этого кладбища. Там покоя нет.