Парад премьер в Акмолинском областном русском драматическом театре в Кокшетау

Кокшетау расположен в северной части Казахстана, на берегу большого озера Копа, воспетого в повести «Старость и молодость» Анастасии Цветаевой, младшей сестры знаменитой поэтессы, чья судьба была связана с этим городом. Кокшетау означает «синегорье». Как говорят сами казахи, когда Аллах сотворил мир, он летал над ним и раскидывал озера, леса и горы. А когда добрался до казахских степей, то обнаружил, что в его сумке почти ничего не осталось, кроме горсти природных богатств. Аллах кинул эту горсть на землю и создал удивительное место с причудливыми горами и кристально чистыми озерами — райский уголок в степи, оазис.

Сцена из спектакля «Отец солдата».
Фото — архив театра.

Своеобразным театральным оазисом можно назвать и Акмолинский областной русский драматический театр в Кокшетау, где с 26 по 29 июня прошел Парад премьер, приуроченный к закрытию 48-го сезона, с обсуждениями спектаклей критиками и итоговым концертом. За четыре дня было показано восемь спектаклей разных жанров и форм, большинство из которых могут украсить афишу любого фестиваля. К слову сказать, Акмолинский русский театр известен не только у себя на родине, но и в России, куда часто выезжает на гастроли и фестивали. Директор театра Бейбут Салаватович Бахтыгереев грамотно выстраивает репертуарную политику театра: здесь национальная классика соседствует с русской, активно ставится современная зарубежная драматургия. Театр приглашает на постановки востребованных, известных режиссеров, каждый год проводит Международный фестиваль TeART-Кокше. Труппа театра небольшая, поэтому занята во всех спектаклях.

Парад премьер открылся спектаклем «Отец солдата» С. Жгенти в постановке главного режиссера театра Ольги Луцивы. Старшее поколение хорошо помнит знаменитый фильм Резо Чхеидзе, где пронзительно играл, нет — жил, великолепный Серго Закариадзе, чья скатившаяся по щеке слеза, которую он осторожно смахивал дрожащей рукой, вызывала поток глубоких эмоций.

Спектакль Акмолинского театра также наполнен проникновенной лирикой и одновременно трагическим ощущением. Жанр спектакля определен как «воспоминания о войне», но по композиции и режиссерской концепции спектакль больше тяготеет к элегии с элементами притчи. Когда открывается занавес, мы видим фактурного, крепкого, почвенного — он человек земли, крестьянин — Георгия Махарашвили (Станислав Тавгень), сидящего на ступеньках небольшой многофункциональной деревянной конструкции (художник-постановщик Гульнара Канафина). Он собирается в дорогу, в госпиталь к сыну. Ему предстоит пройти путь не только физический — он добирается до Германии, но и духовный: отец погружается в самую гущу военных действий, сталкивается лицом к лицу со смертью, находит и утрачивает сына.

Сцена из спектакля «Отец солдата».
Фото — архив театра.

Спектакль тонкий, ассоциативный, состоит из символов и метафор, как, например, образ Матери-земли, которая появляется с охапкой пшеничных колосьев; или холодный образ смерти в белой маске и с белоснежной фатой на голове. Все женские образы играет актриса Анна Бронникова, солдат и людей, встречающихся на пути героя, — актеры Андрей Владимиров, Сергей Минаков и Анатолий Егорин. Достаточно на конструкцию поставить трубу, а в оконном проеме разместить нарисованного машиниста — вот тебе и паровоз. Режиссер неслучайно вводит в спектакль элементы театра кукол: в этом заложена идея превращения людей из живых в мертвых. Сын Георгия Махарашвили возникает на вершине сценического устройства в образе куклы, которую в финале отец крепко прижимает к груди. Где бы ни был Георгий Махарашвили — в госпитале, на боевых сражениях, — все его называют «отец», что выводит спектакль на философское обобщение: из конкретного отца Георгий превращается во всеобщего.

Трагедию «Сиротская доля» по рассказу М. Ауэзова поставил выпускник РГИСИ, ученик Андрея Могучего Фамил Джавадов. Маленький рассказ классика казахской литературы о бедной девочке-сироте по имени Газиза, обесчещенной волостным управителем Аханом, поставлен в эстетике визуальной образности, где форма выходит на первый план. В спектакле немного текста, движения актеров замедленные, иногда статичные, темпоритм неспешный, музыка медитативно-завораживающая. Так неторопливо из зрительного зала на сцену поднимаются три рассказчицы, три ведьмы с выбеленными лицами (Оксана Науменко, Александра Букреева и Мария Магзумова), которые, сидя на авансцене у небольшого холма-могилы, рассказывают предысторию семьи, где трагически погибают отец и брат, оставив женский мир без пропитания и присмотра. Затем рассказчицы присутствуют на сцене на протяжении всего спектакля, комментируя происходящее, иногда без слов вступая в действие.

Сцена из спектакля «Сиротская доля».
Фото — архив театра.

Вот под тревожную музыку и волчий вой появляется Ахан (Батыр Сабыр) в объемной меховой шубе, с хлыстом в руке, вместе со своим приспешником и заговорщиком Калтаем (Жекебатыр Каменов). Они возникают сквозь плотный, густой дым в темном пространстве (художник Л. Фортас), как звери, вышедшие на охоту. План их прост — обманом выманить Газизу из дома. Семейный очаг в спектакле представлен как в немом кино: на специальном возвышении, установленном в центре сцены, расположились Бабушка (Нургуль Джунусова), Сноха (Елена Лукянова), Газиза (Ж. Магжан), и отец семейства Жакып (Мадияр Жакып), еще живой, играет на домбре. Пластика актеров плавная, как во сне: счастливое прошлое, когда отец еще был жив. Но вот возникают рассказчицы, которые закрывают стол перед застывшим отцом черной материей: в дом пришла беда. Далее трагический рок преследует семью и приводит к трагическому финалу — смерти девочки. Спектакль эффектный, с богатой световой и музыкальной партитурой, и интересен неочевидным, внебытовым, современным подходом к национальной классике.

Русская классика была представлена спектаклем «Волки и овцы» А. Островского режиссера Тимура Кулова, который уже поставил в Акмолинском театре нашумевшую драму-вестерн «Лютый» М. Ауэзова и в прошлом сезоне — «Станционного смотрителя» А. Пушкина.

Сцена представляет собой игорный дом, во всю длину и ширину со всех сторон завешенный тяжелыми и плотными шторами, которые в зависимости от направленного на них света, словно хамелеон, принимают разные цвета: от синего и зеленого до желтого и кроваво-алого ([удожник-постановщик сам Тимур Кулов).

Сцена из спектакля «Волки и овцы».
Фото — архив театра.

Аналогично пространству, персонажи пьесы Островского, также принимают разные обличья, маски, личины. Перед нами мир обмана и фальши, в центре которого установлен внушительных размеров круглый стол, занимающий большую часть просцениума. Актеры будут играть вокруг этого стола, залезать под него, забираться на него прямо в обуви — это своего рода сцена, арена борьбы, где каждый герой показывает, на что горазд.

Главным организатором нечистых игр, основной волчицей является Меропия Давыдовна Мурзавецкая (Людмила Скуратова) — роскошная и властная женщина, появляющаяся в ярком халате из бархата, а затем переодевающаяся в элегантный современный брючный костюм. Вместе с гибким Чугуновым (Андрей Владимиров) она пытается завладеть собственностью Купавиной (Александра Букреева), которая знает обо всех гнусностях Мурзавецкой и тоже играет, но играет неумело — силы неравные, — до тех пор, пока не появляется расчетливый Беркутов (Тимур Валиев), пластика которого напоминает хищную птицу, сначала выжидательно высматривающую свою жертву, а потом стремительно нападающую. Жемчужиной спектакля стали сцены Глафиры (Оксана Науменко) и Лыняева (Василий Гречанников), которые взорвали зрительный зал долгими аплодисментами и неудержимым смехом. В начале умный и проницательный Лыняев не понимает, чего хочет Глафира, она ему даже не интересна. Но постепенно, в диалоге, который Глафира выстраивает изобретательно, используя все свои женские чары, уловки и ухищрения, спокойный Лыняев вдруг начинает проявлять интерес к молодой женщине. Он вдруг оживает, увлекается ее игрой, а потом вспыхивает, загорается и моментально влюбляется, оказавшись навечно в сетях, которые так изощренно сплела эта умная и хитрая женщина.

Сцена из спектакля «Волки и овцы».
Фото — архив театра.

Аполлон (Мадияр Жакып) — единственный, кто видит весь обман общества. Он пьет оттого, что ему плохо здесь, он задыхается от всеобщей лжи и собственного притворства. Если остальные персонажи наслаждаются игрой, то Аполлон страдает, стараясь заглушить душевную боль хмельным угаром. Его душа — это душа поэта: тонкая, ранимая, нервная, стремящаяся к свободе. Он играет на гитаре, поет по-французски. В финале Аполлон появляется с ружьем и большим мешком за спиной, который бросает на стол перед всеми присутствующими, собравшимися отпраздновать свои добычи. В это время звучит спокойный и ровный голос Тамерлана (текст читает сам Тимур Кулов), рассказывающий о странных людях. Мы понимаем, что Аполлон застрелил свою собаку. Не в силах сражаться с фальшивым миром, он приносит в жертву самое дорогое, что у него было, тем самым становясь на сторону зла. Спутник Аполлона, добрый пес Тамерлан, по пьесе съеден волками, что является аллегорией всего происходящего в пьесе. В спектакле пес убит самим хозяином.

Сцена Акмолинского театра, который находится в одном здании с местным ДК, небольшая. Зрительный зал вместе с крошечным балконом вмещает около двухсот зрителей, но это не мешает театру заниматься большим искусством. За один сезон театр выпустил двенадцать спектаклей, половина из которых адресована детской аудитории! Условия маленького города требуют постоянного обновления репертуара, где легко «скатиться» на развлекательные и сентиментальные пьесы. Театр ищет контакт и с современным молодым зрителем, поэтому в репертуаре появился молодежный хит, зажигательный спектакль «Love» М. Хасенова (режиссер Б. Сабыр), поставленный в лучших тенденциях современного театра.

Сцена из спектакля «Сын».
Фото — архив театра.

В рамках Парада также был показан «Станционный смотритель» А. Пушкина (режиссер Тимур Кулов), который с триумфом уже объездил несколько фестивалей. Акмолинский русский театр отдает предпочтение сложным произведениям, выбирая нелегкий путь и выполняя благородную миссию воспитания и формирования зрительского вкуса. Иначе как бы появилась на афише театра одна из сложнейших пьес современности — «Сын» Ф. Зеллера?

Режиссер Каро Балян поставил беспощадный спектакль-надрыв, где неторопливый темпоритм и атмосфера пограничного состояния погружают в бездны самоанализа и психологических травм героев.

На сцене — каркас современной квартиры (сценография Г. Евангулян), который, словно картон, легко меняет формы: он то раскрывается, то закрывается. Это образ дома, вне которого оказалась Анна (Оксана Науменко) с сыном. Неслучайно все эпизоды с ней разыгрываются на авансцене при закрытых стенах. Она отринута, выброшена, словно ненужная игрушка. Она всегда где-то с краю. Внутри просторной квартиры имеются зеркало, красный стол и стулья. Здесь живут Пьер (Андрей Владимиров) с молодой привлекательной женой Софией (Александра Букреева) и новорожденным сыном.

В это стерильное пространство, похожее на больничную палату, по просьбе Анны на время поселяется Николя (Анатолий Егорин) — сын от первого брака Пьера, у которого сейчас трудный подростковый период. Отец, начитанный, образованный, одевающийся со вкусом, пытается найти контакт с сыном: он говорит ему, казалось бы, правильные слова, но голос отца холодный, менторский, а слова заученные. Николя не воспринимает нотации, в его голове пульсирует лишь одно: «У меня никого нет». Он все время слышит звук капающей воды и красными тряпками протирает полы, пытаясь заделать щели.

Сцена из спектакля «Сын».
Фото — архив театра.

Вода — метафора внутренней тоски и боли, которая в финале из трубы, что находится в правой части сцены, в буквальном смысле хлынет потоком на отца. Трагедия случилась до начала спектакля. Эта незаделанная рана — не только Николя, но и Пьера, который также является сыном, чей отец когда-то оставил их с матерью. Но спектакль никого не оправдывает и не учит: он раскрывает проблему некоммуникабельности людей, их отдаленности друг от друга, одиночества человека в поисках вечного отца. Если в первом спектакле отец искал сына, то здесь сыновья ищут своих отцов. Герои не слышат и не хотят слышать друг друга, кричат в микрофон, пытаясь таким образом проговорить свою боль, которая у каждого своя.

…Выходя из театра, можно долго идти по зеленой аллее до набережной, где люди неспешно прогуливаются вдоль большого озера. Небо в Кокшетау бескрайнее, синее с кучевыми облаками, воздух чистый и прозрачный, а город уютный и театральный. Одним словом, райский уголок.