Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

14 августа 2024

ТЕАТР КАЖДОГО

О II Всероссийском фестивале современного театра «Аулак» в Альметьевске

«Аулак» в переводе с татарского — «укромное место». Именно такую среду создает недавняя выпускница ГИТИСа и основательница театра горожан «Аулак» Эльвира Галеева на поле альметьевского театра.

Сцена из спектакля «Аэлита. Инвентаризация».
Фото — Айдар Гарайшин.

За два года существования площадка много экспериментировала и в результате представила несколько спектаклей, среди них — «Кара Сет» (спектакль молодых горожанок о нефти и о женщинах-буровичках, вставших у истоков разработки нефти в Альметьевске), «Чисто чиста» (спектакль с татарскими подростками из деревни об их жизни и национальной борьбе), и множество лабораторий, в числе которых, к примеру, лаборатория для слабослышащих жителей.

Работа с горожанами — ключевой процесс для «Аулака», и потому лаборатории являются его важной частью: в этом году в рамках фестиваля современного театра прошли воркшоп по театральной критике (руководители Кристина Матвиенко и Камиль Гимазтдинов), лаборатория открытого микрофона (Дина Сафина и Ай Ахметова), а также мастер-классы по пластической импровизации и актерскому мастерству на татарском языке от Ильдара Алекбаева и Миляуши Хафизовой.

Второй год «Аулак» устраивает фестиваль современного театра и собирает спектакли, попадающие в социальное поле. Этот фестиваль — знакомство местных жителей с непривычными темами и форматами, прививка театром, в котором не играют роль, а выводят на сцену себя самого, говорящего со зрителем на одном языке. Создание вокруг себя синонимичного поля, представление братьев по духу из разных частей России позволяет молодому альметьевскому проекту не быть фриком в глазах публики.

Сцена из спектакля «Диалог/ Әнгәмә».
Фото — Айдар Гарайшин.

«Аулак» стремится взаимодействовать с людьми различного пола, возраста и социального статуса. В прошлом году многие проекты были направлены на инклюзию, в этом году фестиваль работал не столько над включенностью людей в общество, сколько над внутренней рефлексией горожан. В центре внимания оказался поиск самоидентичности: зрителям были представлены попытки определить себя с помощью своей семьи, своего прошлого, своей культуры.

Два спектакля дополнительной программы «Аулака» посвящены поиску своего «я» через связь с родителями. Спектакли «Аэлита. Инвентаризация» тюменского Молодежного театрального центра «Космос» и «Диалог/ Әнгәмә» казанской площадки MOŇ различны по своей структуре, форме и интонации, однако созвучны в стремлении найти точки соприкосновения с отцами. Это спектакли-монологи, спектакли-признания, спектакли-откровения.

Аэлита Садретдинова, повествуя о своей семье, не контактирует со зрителями напрямую, вместо себя она оставляет самое личное — дневник. Взаимодействие с черной тетрадью, каждый лист которой посвящен отдельному артефакту, обнаруженному Аэлитой в старых коробках, становится интимным опытом подглядывания за чужой жизнью. Вот на одной страничке вклеены кусочки разных способов вязания из детской тетради героини, вот крошечные фотографии со свадеб и свидетельства о расторжении брака, а вот фотографии молодых родителей. Фигура отца становится для Аэлиты ключевой: желая восстановить память о нем через предметный мир, она зачинает этот спектакль, а в итоге — соотносит траекторию своей жизни с отцовской судьбой. Происходит это ненавязчиво, едва заметно. Воспоминания о себе и об отце произвольно перемешаны, как воссозданный процесс мышления, однако параллели возникают сами собой — отношения Аэлиты с отцом наполнены любовью-болью. История отца заканчивается тяжелой болезнью и смертью, в истории самой Аэлиты нет точки, ее процесс общения с прошлым не закончен. Мы слышим историю Аэлиты в аудиозаписи четырех голосов (самой Аэлиты, ее мамы и двух дочерей), и это взаимодействие родственниц становится терапевтичным: позволяя прочитать свой личный текст, Аэлита, кажется, впервые выходит на столь откровенный разговор с семьей.

Сцена из спектакля «Диалог/ Әнгәмә».
Фото — Айдар Гарайшин.

У Нурбека Батуллы в спектакле «Диалог/Әнгәмә» общение с отцом также построено монологично. Каждая ступень сцены (на самом деле зрительской трибуны) — новый биографический факт, новый стиль исполнения и новый этап в попытке прийти к диалогу с отцом. Главная проблема, которую не может преодолеть Нурбек, чтобы выйти на честный разговор, — они с отцом живут в разном времени, их миры не пересекаются. Спектакль под кураторством Романа Феодори смешивает старые и новые искусства: гипнотическая этническая музыка в живом исполнении Сугдэра Лудупа сливается с электронными сэмплами Ислама Валеева, а классические балетные экзерсисы перетекают в экстатический современный танец Нурбека Батуллы. Танец станет кульминационной точкой, точкой преодоления сомнений: словно взрывая свое тело изнутри, Батулла отправляет себя в мучительный полет по лестнице восхождения под современную аранжировку Валеева на традиционную песню своего отца. Этот танец запредельности вырастает из скученно-задумчивой позы, из внутреннего хаоса, из своего прошлого, пульсирующего в настоящем.

«Диалог» строится на границе бытового и сакрального и лихо перепрыгивает из одной категории в другую. Разговор на родном татарском языке — факт повседневности, однако для Батуллы, который в детстве думал на татарском, а сейчас на русском, говорить на родном языке — это осознанный жест; мытье полов, с которого начинается спектакль, является и бытовым действием — методично двигая тряпкой, Батулла вспоминает, как моет полы мама, и ритуальным — в японском театре главный артист моет сцену, чтобы наладить с ней контакт. Так и разговор с отцом превращается из обычной потребности в акт творчества, в спектакль. Разговор с отцом обнаруживает в себе сакральность молитвы, разговора с богом.

Сцена из спектакля «МОҢ».
Фото — Айдар Гарайшин.

Сразу три спектакля фестивальной программы предлагают обратиться к музыке в конструировании своей идентичности: «МОҢ» одноименной казанской площадки, «К реке» пермской компании «немхат» и «Коромысли. Часть первая» «Мастерской Крикливого и Панькова» из Новосибирска.

В «МОҢ» музыка не первостепенна, не является самоцелью, она скорее служит кульминационным приложением к основным размышлениям, представленным в мини-сериях театрального ситкома: музыканту Нурбеку (Нурбек Батулла) и его двоюродной сестре Ай (Ай Ахметова) необходим басист для участия в музыкальном фестивале, однако пришедшая девочка Настя (Анастасия Радвогина) не устраивает фронтмена — она совершенно не говорит по-татарски, а их музыка лишена «мон» — непереводимого на русский язык чувства, свойственного не только татарской музыке, но и в целом ощущению жизни. Для Павловича «мон» скорее фигура речи, он заинтересован не столько представлением на сцене татарской идентичности, сколько поиском единения. И если для кого-то «мон» — это заказанная ночью пицца или курятник вместо самолета, то для самого режиссера «мон» — это гармония между людьми и народами и возможность понимать друг друга, на каком бы языке ни говорил твой собеседник. Спор псевдокопий артистов (в основу придуманного сюжета встроены автобиографические элементы, однако история не уходит в сложную «вымышленность» и при этом лишена личной интонации) приводит к вполне реальному концерту, который и становится опытом всеединения, настоящим коллективным действием.

Сцена из спектакля «К реке».
Фото — Анастасия Кучерова.

В «МОҢ» свидетельский опыт, личный опыт участников спектакля превращается в их роль, спектакль «немхата» «К реке», с одной стороны, тоже преображает реальный опыт — история несчастливой любви двух коми-пермяков, положенная в основу сюжета, вполне реальная, ее рассказала главной (и единственной) исполнительнице Даше Калиной бабушка в одной из этнографических экспедиций. С другой стороны, как и новосибирские «Коромысли», «К реке» опирается на аутентичное исполнение народных песен, представляя их как есть, без вспомогательных элементов, будь то аранжировка, транслитерация или перевод.

Расположившиеся по кругу зрители оказываются перед пюпитрами. На них — письма влюбленной пары из 1960-х годов, счастье которых не сложится (оба героя обручатся с нелюбимыми). Пока зрители будут читать письма (на русском или на коми-пермяцком), Даша Калина исполнит несколько народных коми-пермяцких песен — к каждому письму подобрана своя. Тривиальная по сюжету история любви обретает экзотические черты за счет перевода на коми-пермяцкий. Ноты (текст писем), из которых состоит любовь, простые, а звучание (коми-пермяцкие песни) — магическое. История эта, кажется, должна приблизить нас к коми-пермякам за счет глубины чувств, музыка воздействует на слушающих иррационально и сохраняет свой сверхсюжет — однако обманка с личным опытом прочтения писем (каждой паре зрителей достается свой пюпитр, отчего складывается впечатление, что взаимодействовать с сокровенными артефактами героев можно и нужно, однако это запрещено), стилизация текста под советско-народный стиль и яркий костюм с национальным колоритом работают скорее на отчуждение, чем на поиск внутренних резонаторов.

Сцена из спектакля  «Коромысли. Часть первая».
Фото — Анастасия Кучерова.

Если Нурбек Батулла и Даша Калина позиционируют себя в спектаклях носителями музыкальной традиции, то четыре исполнительницы «Коромыслей», наоборот, демонстрируют свой разрыв с представляемой культурой. Исполняя русские народные песни, Наталья Серкова, Анна Замараева, Алина Юсупова и Дарья Воевода не присваивают их себе. Отстраненное отношение к культурному коду режиссер спектакля Полина Кардымон выводит на большой экран. Сложные отношения между аутентичными песнями и текстом от лица актрис драматически содержательны. Проживая/пропевая культурный код на эмоциональном уровне, исполнительницы вскрывают его рационально, размышляя о том, что представление о русской народной культуре размыто и потеряно. Этот общий поиск «подлинного» и формулирование своего отношения к нему и становится смысловым центром первой части триптиха.

«Лес. Дата» предложил «Аулаку» искать себя в себе. Спектакль-грибница «Лес» нередко использует театр как пространство для соприсутствия, и «Лес. Дата» не исключение — он не столько оказывается спектаклем, сколько театрализует праздничные ритуалы, позволяя через их формальное повторение отрефлексировать суть. Автор проекта Оля Иванникова устраивает свой день рождения, зрители становятся гостями, дарят имениннице подарки, произносят тосты, играют в игры и танцуют, а параллельно — вспоминают детство, делятся в уютном сейф-спейс пространстве трогательными историями и смешными выходками до тех пор, пока Оля не признается, что весь этот праздник жизни был ложью. Степень погруженности в происходящее зависит от выбора зрителя, точно так же от него зависит и финал — признать неловкую вымышленность праздника или утвердить в правах сконструированную реальность и остаться в ней.

Сцена из спектакля «Лес. Дата».
Фото — архив фестиваля.

Продолжили общие размышления на тему своей частной жизни два проекта, родившиеся непосредственно в Альметьевске: лаборатория «Открытый микрофон» и спектакль «Это ее сценарий». В «Открытом микрофоне» приняли участие люди разного пола, возраста и профессий — от школьниц до реализовавшихся женщин, от работника банка до сотрудницы МЧС. Так или иначе, все стендап-выступления строились вокруг личной жизни: альметьевские комики шутили о себе и близких, над своими детьми и родителями, собственными достоинствами и недостатками.

В спектакле «Это ее сценарий» выборка была более узкой — участницами проекта стали женщины старше 30 лет. Вместе с кураторами проекта они нащупывали общие точки между своей биографией и событиями в стране и городе. Правда, истории горожанок для жителей Альметьевска оказались куда менее близки, чем спектакли, привезенные из других городов. Вопросы вызвала эстетическая составляющая, которая оказалась в слабой позиции по отношению к социальной и этической. Как видно, это проблемы режиссерской и драматургической конструкции: номерная структура спектакля, где женщины по очереди представляют истории из своей жизни, запечатанные в тренинговые формы (будь то социальная хореография или синхронистическая таблица), скрепляется песенной былиной о женском пути от рождения до сегодняшнего дня; и если в самой былине присутствует сюжетное развитие, то в структуре спектакля развития драматического действия явно недостает. Истории женщин, обаятельных и искренних, остаются один на один со зрителем без устойчивой режиссерской поддержки. А главное, в финале так и остается неясным, каков же женский сценарий и что с ним все-таки делать.

Спектакли социального театра — это всегда большая и сложная работа, не только с непосредственными участниками, но в том числе и с адаптацией зрителя к непривычным форматам. За два года работы у «Аулака» появились преданные завсегдатаи, однако часть населения, приходящего на фестиваль, только начинает свое знакомство с социальным театром. Над разрушением внутреннего барьера и работает фестиваль «Аулак». Кажется, еще немного — плотину предвзятости прорвет окончательно, и Альметьевск захлестнет волна театра для каждого.

В именном указателе:

• 
• 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.

 

 

Предыдущие записи блога