«Золотой ключик». М. С. Вайнберг.
Нижегородский театр оперы и балета им. А. С. Пушкина.
Хореограф Алессандро Каггеджи, дирижер Федор Леднев, сценограф Сергей Илларионов.

Первый большой балет — это прямо как первый самостоятельный полет на боинге или аэробусе. Вот ты был курсантом, тебе вручали цессну или кукурузник — и угробить ты мог максимум себя самого. А теперь за спиной двести человек пассажиров, на тебя смотрят с надеждой стюардессы — вперед, работай. «Золотой ключик» в Нижегородском театре оперы и балета стал таким первым большим полетом Алессандро Каггеджи — до того молодой хореограф ставил лишь миниатюры да (полтора года назад) одноактный балет здесь же, в Нижнем.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Гладунко.

Каггеджи — англичанин с итальянской фамилией — принадлежит к числу тех иноземных фанатов классического танца, что с детства уверовали в первенство русского балета. «Если учиться, то учиться у лучших», — решил одиннадцатилетний обитатель Манчестера, посмотрев на гастролях большетеатровский «Спартак» Юрия Григоровича, и добился того, чтобы его отправили в Московскую академию хореографии. Ее он окончил восемь лет назад, был приглашен солистом в Татарский театр оперы и балета, а в прошлом году оставил его ради театра в Екатеринбурге. Объяснял это тем, что в Казани не появляются новые постановки, а ему интересно все новое. К тому моменту он активно ставил миниатюры — и было понятно, что «новое» ему хочется не только танцевать, но и сочинять самому. В этом смысле Екатеринбург, каждый год представляющий нерядовые премьеры, и Нижний Новгород, находящийся в поиске новых имен (в труппе есть менеджер, но нет балетного художественного лидера), — правильные площадки для самореализации.

Итак, свою работу в большом формате Каггеджи начинает с «Золотого ключика». Моисей Вайнберг создал партитуру этого балета по заказу Музыкального театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко в конце 50-х, мировая премьера состоялась в 1962-м. К этому времени Вайнберг (1919–1996) — признанный автор киномузыки. «Укротительница тигров» и «Двенадцать месяцев», «Летят журавли» и «Последний дюйм»; через три года будут написаны мелодии для «Каникул Бонифация», что станут любимы всей страной (в отличие от 22 строгих симфоний Вайнберга). Лишь в последние десять лет наши театры стали всерьез вслушиваться в сочинения этого ученика Юзефа Турчиньского и друга Дмитрия Шостаковича — в Екатеринбурге поставили его оперу «Пассажирка» (отчаянный и бескомпромиссный спектакль о том, как встретились на океанском лайнере бывшая заключенная Освенцима и бывшая эсэсовка, служившая в этом концлагере), в Большом и в Мариинском идет его «Идиот». Нижегородский театр собирается наиболее последовательно вручать зрителям творчество Вайнберга: вслед за «Золотым ключиком» летом планируется премьера оперетты «Любовь д’Артаньяна».

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Гладунко.

В 1962-м в Музыкальном театре К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко «Золотой ключик» ставила Нина Гришина — и история в общих чертах повторяла сказку Алексея Толстого. Но Алессандро Каггеджи в детстве советского классика не читал — у него были другие сказки, — и потому не чувствует себя связанным всем знакомым сюжетом. В его истории появились черты сказки Карло Коллоди про Пиноккио: так, Мальвина перестала быть равной герою девчонкой-подружкой, а стала влиятельной феей, от вранья у героя растет нос, а в череде приключений Буратино есть попадание в Страну развлечений. Вот только у Коллоди это просто место, где дети бездельничают и в итоге превращаются в буквальном смысле в ослов, Каггеджи же в соответствии с духом нашего времени отправил события в виртуальную реальность.

Это, собственно, главная сюжетная идея постановки. Папа Карло (Антон Зрелов) стал айтишником, а собственно Буратино (Сюго Каваками) — чем-то вроде биоробота, изготовленного эксцентричным инженером. Появившаяся в мастерской Мальвина (Татьяна Пельмегова) «электроника» оживляет, а далее Каггеджи тщательно старается запихнуть айтишную историю в рамки старой ламповой сказки. И Буратино таки идет в школу, где ему быстро надоедает (девочка по имени Артемина, роль которой досталась Елизавете Каназаси, интересует его гораздо больше), отправляется в театр Карабаса Барабаса (Андрей Орлов), встречает Лиса (Максим Муринский) и Кошку (Любовь Савукова). Далее попадание в эту самую Страну развлечений, здесь ставшую Диджиталией, где все стоят в VR-очках и тупо покачиваются на месте, и, наконец, осознание того, что в естественной реальности интереснее. Занятно то, что герой балета не обнаруживает свой собственный волшебный театр за тряпкой с изображением очага — он вместе с друзьями отбирает у Карабаса Барабаса принадлежащий тому театр. Но бывшего хозяина из милости оставляет в роли уборщика.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Гладунко.

Спектакль в целом смотрится очень неровным. Когда Каггеджи начинает сочинять танцы с классическими виртуозными элементами (вроде дуэта Коломбины и Пьеро в театре Карабаса Барабаса, отсылающего ко всем знакомым вставным па-де-де), он понимает, что делает, и делает это хорошо. Когда же он пытается именно в пластику внести черты современности и «айтишности» — например, когда Буратино «оживает», пробуя свои конечности, — текст выглядит слишком простеньким для сегодняшних танцовщиков. Забавны режиссерские решения — когда во время скучного урока парты вдруг начинают ездить туда-сюда, передавая ерзание учеников, — но хотелось бы, чтобы фантазия у постановщика работала поактивней. Например, когда у Буратино от вранья вырастает нос, фея предлагает ему избавиться от «украшения» с помощью пузырька с горьким лекарством. Но у Коллоди этот сюжет придуман гораздо ярче: там фея вызывает тысячу воронов, чтобы те склевали излишки дерева. Не надо тысячу, но придумать танец для пары воронов — нет? Это могло бы быть круто и добавило бы немножко той прекрасной жути, что есть в оригинале сказки (раз уж Каггеджи вообще его трогает).

Молодой хореограф пока что слишком часто думает как танцовщик — если у него исполнитель может сотворять виртуозные трюки, он их и получает. К радости публики, разумеется, — так Буратино эффектно облетает сцену в жете ан турнан. Но в момент трюка действие останавливается, и таких остановок немало. Меж тем, кажется, постановщик все же хотел рассказать историю, а не просто прослоить выступления хорошо выученных артистов какими-то сюжетными связками, но это ему не очень-то удается. Целевую аудиторию — детей — не удается захватить полностью, от начала до конца спектакля. Тут, конечно, дело еще в этой смеси Коллоди и Толстого: Коллоди дети не опознают, и в зале постоянно звучит «а это кто?» и грустное «а где же черепаха Тортилла?». Но все же — с родительским шепотом, с листанием буклетов под свет телефонов, а иногда и с раздраженными ответами «а я откуда знаю?!» — спектакль проходит довольно бодро. Его нельзя назвать большой удачей, но и провалом его не назовешь. Самолет поднялся в воздух, долетел из точки А в точку В, вздрогнув в нескольких воздушных ямах, и пристойно приземлился в аэропорту назначения. Пилоту надо работать дальше.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Гладунко.