«Космос». По рассказам В. Шукшина.
Лысьвенский театр драмы им. А. А. Савина.
Режиссер Андрей Шляпин, художник Ольга Вологина.

На фестивале «Камский», который раз в год собирает в одном из городов Пермского края спектакли всех муниципальных театров, был показан спектакль Лысьвенского театра драмы имени Савина «Космос». Его поставил Андрей Шляпин по рассказам Шукшина.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В этом спектакле нет привычных шукшинских «чудиков». Нет деревенского быта, ярко раскрашенных жанровых сцен. Есть висящий над сценой огромный обруч, который напоминает то луну, спустившуюся поближе к людям, то огромную инопланетную тарелку. Еще есть разбросанные гладкие доски и несколько табуретов. Доски будут тихо раскладывать или швырять с грохотом, создавать из них какие-то вертикальные композиции. Но еще они просто красивы, и они деревянные. А без дерева нет жизни в деревне. В этом пространстве и появляются артисты. Их роли даже не обозначены в программке. Это «мир» в старинном понимании этого слова. В деревне же ничего не скрыть. Все на виду у всех. Важные вопросы решают «всем миром», и вообще все здесь происходит «на миру», где и смерть красна.

Никакой дистанции между артистами и их героями вроде бы и не видно. Они то выступают ярко и действуют активно. То как будто растворяются в дымке, и слышны только их голоса. В каком времени происходит действие, тоже непонятно. Все конкретные приметы убраны. Каждая из этих историй, в основном мужских, происходила в другие времена, происходит и сейчас. Потому что ведь время в глубинной России не очень изменилось. Разве что история в самом начале, когда хор участников заводит разговор о космосе, науке и реплики восьмиклассника Юрки, мечтающего стать хирургом, розданы всем, сейчас вряд ли возможна (рассказ «Космос, нервная система и шмат сала».) Теперь в небо смотрят разве что перед дождем и о космосе уже не разговаривают.

М. Тихомиров, И. Никитина.
Фото — архив театра.

Но начало спектакля настраивает на высокий лад. Это мечта о будущем. О том, как будут побеждены болезни, как мы долетим до дальних галактик и, может… «будем летать друг к другу, и будет такое мировое человечество»… В общем, как пели в известной песне, «и на Марсе будут яблони цвести». А дальше в спектакле речь идет про разную жизнь. Про то, как приезжает во время уборочной домой шофер Михайло, и жена Анна не может оторвать его от машины. Баня, мотор барахлит, ужин, «ты не видела карбюратор?». Ночь после разлуки, одеяло бы старое в кузов постелить… Никто из них не говорит про любовь. Да и Шукшин вроде слов таких не пишет. Но Алексей Якубенко и Маруся Киликеева играют и любовь, и нежность, и ревность молодой жены к этой чертовой машине. Ласковыми взглядами, как будто случайными прикосновениями играют они полноту жизни. Счастье, которое ни он, ни она не умеют выразить словами. Здесь вообще никто ничего не умеет выразить словами. Потому что слов все знают мало. Да и стесняются говорить. Вот песнями — иногда получается.

И вот блажит на всю улицу влюбленный Колька (Антон Нистратов) с гармонью, а вместо гармони у него во всю мочь поет гладкая здоровая Нинка (Ксения Дралова). И совершенно ни к чему томит эта гармонь правильного немолодого мужика Матвея Рязанцева (Михаил Тихомиров) из рассказа «Думы». Всю жизнь исправно тянул лямку. Война — пошел на войну. Руку потерял — вернулся. Сказали быть председателем — был. Жениться надо — женился. Детей — нарожал и воспитал. Но мучает его непонятно что. Что за любовь такая, и была ли она у него? И что будет на земле, когда его не станет? Слов у Матвея мало. И все они не передают ту муку, которая у него в груди. А играть Тихомирову приходится очень сложные чувства, выраженные героем неумело, косноязычно. Играет он то, что за текстом. Играет молчанием, интонациями; внутреннее напряжение и неловкость передаются его жене Алене (Ирина Никитина), напуганной непривычными вопросами: любила ли, или так, по привычке? (Вообще, редкая удача для артистов — отойти от болтовни, которой наполнены многие пустые пьесы.) Не умея ответить, жена начинает тихонько что-то играть на гармони, и к ней в лад пристраивается Матвей. И видно, что была любовь, но им некогда было беречь ее, и она просто истаяла в воздухе, не выдержала тяжести забот.

М. Киликеева, А. Якубенко.
Фото — архив театра.

А когда жизни осталось мало — вдруг захотелось понять что-то про себя, про смерть, про эту самую любовь. «И как же это оно все так же будет? Когда его не станет?» Тяжело мужчинам осознать конечность бытия. Женщинам это знание начала жизни и ее конца дается через опыт. Через роды, через страх за детей. А мужчинам приходится тяжко, когда они вдруг осознают: на что ушла жизнь?

И у следующего героя, кузнеца Филиппа Наседкина, похожая мука. Но он ее ощущает конкретно: душа болит. И он даже показывает у себя на груди, где эта самая душа. И борется с болезнью тоже конкретными мерами: запивает. Игорь Безматерных ярко, неистово играет мощного мужика, кузнеца, который не будет просто так слова подыскивать. Он играет бунт. Кузнец грозит всем — и обществу, которое пытается его перевоспитать, и жене, сварливой грубой бабе (Полина Полковникова), которая тоже не промах. Она с грохотом швыряет доски вокруг себя и того гляди саданет доской и мужа. Но не понимает, в толк не возьмет, отчего такой справный работник, такой вроде правильный мужик вдруг запивает. А потому что душа болит. И не хочет он как сыр в масле кататься. Чует несправедливость жизни. Совершенно гамлетовские вопросы задает себе кузнец Наседкин и не может найти ответов. Он и небо вопрошает, не зная, что правды нет и выше.

И. Безматерных.
Фото — архив театра.

И смиряется его больная душа только рядом с умирающим Саней Залетным, пришлым мужиком, который, видно, много нагрешил в жизни. И дополз до этой деревни, притулился в ожидании смерти, в домишке на околице, и мужики приходят к нему. Послушать его непонятное бормотание, ну и выпить, конечно. Смешно и точно разделяется здесь «общество»: мужики уходят к Сане и дружно вынимают складные стаканчики. А бабы сидят отдельно, осуждают, но стаканчики тоже вытащат. А как не выпить? Душа-то больная требует. А лекарство в деревне одно. Эдуард Фролов играет Саню как человека, обладающего каким-то тайным знанием. Хотя знание это простое: зная, что скоро умрет, Саня исполнен восторгом перед жизнью. Он ощущает каждое ее мгновение, как последнее. Мужики не очень понимают его, да и не надо. Хорошо сидят. Смотрят вдаль. Когда, дойдя до кондиции, Саня читает стихи Блока, мужики совсем смурнеют и расползаются по домам. «Когда ты загнан и забит людьми, заботой иль тоскою…» — дослушивает один Филипп Наседкин, которому нужны эти слова, лечащие душу. Первое действие заканчивается смертью Сани, которую мужики приняли со смирением, и смертью тихой старушки Нечаихи из рассказа «Горе». Про горе деда Нечая и про смерть тихой его жены здесь вспоминает кузнец, пытаясь объяснить жене Нюре, отчего душа так болит. Смерть Нечаихи играют все мужчины. Все поочередно разговаривают с ней, уже похороненной.

Вообще в первом действии жены в основном мешают. Мешают ковыряться в машине, не могут ничего растолковать про любовь, мешают выпить, когда душа болит, воспитывают, ругаются. И вдруг выясняется: а как жить, когда жена умерла? Может, обиделась на что и не простила перед смертью? И почему не сказала, что болеет. Доктора бы из города привез. Так постигают мужчины, что такое страшное одиночество. Разговаривают с ней после смерти, при жизни-то некогда было. И кажется, после этого рассказа Нюра тоже что-то поняла. Она тихо укачивает ребенка. И тут к ней подходит кузнец и обнимает ее, обхватывает своими большими руками. Защищает от смерти. Получается, что здесь тоже любовь. Нелепая. Несуразная. Но любовь.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Через весь спектакль лейтмотивом проходит романс Глинки «Жаворонок». Между небом и землей песня раздается… Иногда звучит голос, иногда оркестр. Но это как-то очень точно подходит ко всему строю спектакля. Действительно, все здесь — между небом и землей. И жизнь, и смерть.

А во втором действии почти все события случаются в районном городке. Там и природы меньше, и в небо никто не глядит. И люди совсем другие. Поэтому и «общество» здесь совсем другое, не настроенное на высокий лад. Это любопытные соседи, любящие чужие скандалы, это равнодушные прохожие. Все тоже происходит «на миру», но «мир» — другой. Страдания молодого Вартанова, работника районной прокуратуры, связаны с письмом от девушки Майи, которую он любил в институте. Вартанов вырос в деревне, с суровым отцом и вечно занятой матерью. И совсем не знает ни жизни, ни любви. И сложно ему понять, чего хочет от него девушка, решившая вдруг приехать к нему. Александр Мехряков играет не очень уверенного в себе интеллигента в первом поколении, уже «подпорченного» рефлексией. То обаятельного и воспаряющего, то впадающего в уныние и сомнения. Вот на этих качелях и разыгрывается история Попова, в деле которого пытается разобраться следователь Вартанов.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Текст распределен так, что в действии незримо присутствует Майя (Алена Кустова). Она то комментирует дело простодушного Попова (Игорь Безматерных), которого хочет за побои посадить в тюрьму изменившая ему жена (Ксения Дралова), то воображаемая Майя доказывает Вартанову, что он заблуждается, считая ее неспособной любить без расчета. Майя лукава и кокетлива. Она дразнит и обещает. И этот прелестный образ не дает покоя следователю. Хотя актриса играет совсем не ту девушку, которая «будет другом». Но сказано же: опыта любви нет. И хочется счастья. Замечательно сыграна сцена, где Вартанов просит совета у простого мужика Попова. Конечно, с точки зрения «новой этики» этот Попов — абьюзер, каких поискать. И жену избил, и советы его странные. С одной стороны: «Нечего ждать от бабы… Баба, она и есть баба… Какой же она друг? Вы что? Спасибо, хоть детей рожают. И обижаться на них за это не надо — раз они так сделаны». С другой: «Семья человеку нужна. Без семьи ты — пустой нуль». Такая вот потрясающая метафизика. Попов сидит на столе, свесив ноги, и честно делится со следователем своей правдой о жизни, а бедный влюбленный чуть не плачет от этих советов: «Скрепиться и жить!» Режиссер поменял финал. После долгих мучений Вартанов все же отправляет телеграмму с одним словом: «Приезжай». Финал красивый, с ликующим вальсом, обещающим то самое счастье.

Н. Миронова.
Фото — архив театра.

Не знаю, входило ли это в замысел Андрея Шляпина, но так получилось, что попадая из своей простой и всем им понятной жизни в город, пусть и районный (уж не в каменные джунгли), деревенские жители оказываются обмануты. Наверное, будет разочарован в своей любви Вартанов. И вспомнит простой совет Попова: «Скрепиться и жить». Навсегда испорчена жизнь Витьки Борзенкова (рассказ «Материнское сердце»). Антон Нистратов играет парня нервного, заводного, которого напоили и обокрали, стыдно сказать, две подзаборных девки. Он скорчился, кажется, навеки. От стыда, от отчаяния, от того, что так нелепо разломилась его жизнь. Но здесь главная героиня — его мать (Наталья Миронова). Актриса играет абсолютную материнскую любовь, не знающую никаких сомнений. Играет мощно, яростно, моментами почти смешно, создавая образ простой женщины, настрадавшейся в жизни по полной, но абсолютно наивной и верящей, что добрые люди есть. Движение матери от стола к столу, от одного начальника к другому, от начальника в камеру к сыну сыграно так, что кажется, все расступятся перед ней, такая сила в ней, почти обессиленной жизнью, вдруг проступает. Разных начальников — милиционера, прокурора, караульного — играет один артист, Михаил Тихомиров. Играет он разных людей: вполне совестливого милиционера, вкрадчивого демагога прокурора, сурового охранника. У системы все равно одно лицо, но мать этого не замечает. Ее движение в финале вперед, по кое-как брошенным доскам, кажется, прямо в зал, как ни странно, внушает надежду, что она все пройдет и сына, пусть и виноватого, спасет. И это будет правильно.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

На этой истории жизнь деревенских в городе заканчивается, как будто сделав круг. Все возвращается в деревню. На землю, которая кажется такой прекрасной, когда жизнь заканчивается. Сидит старик и смотрит слепыми глазами на солнце. Его играет Александр Миронов. Играет с той подлинной внутренней свободой, с таким легким дыханием, какие бывают, когда роль абсолютно по размеру. Его рисует девушка. Городская, смешная, порывистая, в очках (Екатерина Шадрина). Говорит он мало, просто отвечает на ее вопросы и задает свои. Из ее вопросов понятно, что она про него мало что понимает. Но и он не очень понимает, кто она. Встретились двое из разных миров. Одна начинает жить, другой заканчивает. И ведь что-то важное он успел ей сказать, так что она плачет, узнав, что он умер. Но самые главные слова старик говорит после смерти. Звучит его голос. На этот голос собираются все деревенские жители. И звучат все те же мучительные и не имеющие ответов вопросы: что же такое жизнь-то человечья? Значит, нужно, чтобы мы жили? Зачем дана была эта непосильная красота? А просто любить надо. И все.

Кажется, только перед смертью и понимает человек, как прекрасна была жизнь. И что не нажился. Не устал. Так ведь и Саня Залетный говорил. Что дали бы еще полгода… чтоб налюбоваться. Тут и Саня выходит, тихо садится рядом со стариком. И собираются все деревенские жители. Думают свои думы. Глядят в зал. Вот он, русский мир. Тихий, почти бессловесный. Незнакомый и огромный, как Космос.