«Жирофле-Жирофля». Ш. Лекок.
Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии.
Режиссер Геннадий Тростянецкий, музыкальный руководитель и дирижер Андрей Алексеев, художник Мария Утробина.

Музкомедия открыла сезон комической оперой, которой давно не было в Петербурге — про «Жирофле-Жирофля» многие из сегодняшних просвещенных театралов слышали (Алиса Коонен в московском Камерном театре, таировский спектакль, 1922 год!), но никто не видел на сцене. Грянувшая в 1874 году подряд в Брюсселе, Лондоне и Париже, год спустя привезенная в Петербург французами, выступавшими на сцене театра «Буфф», и сразу же взятая в репертуар Александринкой, жизнерадостная «Жирофле» по окончании таировской эпохи надолго исчезла с российских афиш.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В самом начале века XXI о ней вспомнили в Москве (Борис Каушанский в Театре Образцова) и в Новосибирске (Вячеслав Цюпа в местной Музкомедии), но конкуренцию привычным «Сильвам» и «Летучим мышам» она так и не составила — и опять исчезла. Теперь Геннадий Тростянецкий снова рассказывает на сцене эту потешную историю о разорившемся губернаторе испанского острова, которому для поправки дел надо срочно выдать замуж дочерей-близняшек, — а зал хохочет и умиляется, и все рвется подпевать.

Лекок у нас в стране как-то меньше известен, чем Оффенбах — быть может, потому, что оффенбаховские «Сказки Гофмана» исполняются в оперных театрах и проходят по категории «великое искусство» (оперетты / комические оперы идут как бы в кильватере). Лекок же таких грандиозных штук, как «Сказки», не написал — он работал только в этом пестром, буйном, болтливом жанре французской комической оперы, но работал в нем превосходно. Собственно, именно болтливость жанра (масса диалогов, оттесняющих из центра внимания арии) привычно работает против широкого распространения этих сочинений в России. Хохмы, которыми напичканы оперетты Оффенбаха (в большей степени) и Лекока (в меньшей, но все же существенной), часто связаны с тогдашней политикой, — а что мы поймем во французских политических раскладах конца XIX века? Если же полностью переписывать пьесы и шутить так же остро — кто ж на это решится сегодня? И не надо — людей жалко. Поэтому массового интереса театров к Лекоку не наблюдается, несмотря на отличную коллекцию мелодий, а спектакль Тростянецкого — исключение. Им и останется.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Тростянецкий переписал пьесу вместе с Сергеем Плотовым (как драматург тот известен мюзиклом «Все о Золушке» в Московском театре мюзикла и «Завещанием сэра Чарльза Адамса» в Мастерской Петра Фоменко). Авторы оставили, собственно, только сюжетный каркас (двух дочек надо выдать замуж, их ждут выгодные женихи, но одна вдруг пропадает, и второй приходится обаять не только своего будущего мужа, но и жениха сестры, выдавая себя за нее. Зачем? А вдруг гордый жених сбежит, пока все ищут девчонку). Все возможные опасные отсылки Плотов и Тростянецкий выкинули и превратили «Жирофле» в каскад режиссерских гэгов. Исчезли подробности места и времени происходящих событий. Понятно, что в любом случае это не конец XIII века, как было в либретто Лекока (сдается мне, что и тогда это был очень условный XIII век).

Используемый на сцене транспорт говорит скорее о сегодняшнем дне — пусть сам дон Болеро, губернатор острова Сен-Лекок (!), выезжает на трехколесном велосипеде с зонтиком — и это сразу отсылка к цирку, к жизнерадостным коверным (роль досталась Александру Байрону, и актер отлично чувствует грань театральной и цирковой эксцентрики — и не переходит ее), но его супруга Аврора (Наталья Савченко) получила самокат, а жених — молодой банкир (Федор Осипов) появляется на сегвее. Впрочем, будет и слон в качестве транспортного средства, не забудут и про верблюда (нет, животные бутафорские, зоопарк отдыхает) — к радости малышни, которой в зале немало, хотя история вообще-то не детская. Транспортным апофеозом становится приземление летающей тарелки — в оригинале Лекока одну из сестричек похищали пираты, но какие пираты в наше время у берегов Европы? Переносить действие в Сомали значило бы ставить скорее трагедию. Поэтому — летающая тарелка. (Все будет в порядке, девушку к финалу вернут.)

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Понятно, что центральный трюк «Жирофле» — это мгновенные преображения героини, которой надо и с собственным женихом не поссориться, и сестриному не дать сбежать. Мама с папой с детства отличают своих дочерей только по цвету бантов — так вот Жирофля (Елизавета Белоусова), выглядывая поочередно в два окна, быстрым движением то снимает, то прилаживает банты, успевая мило улыбаться дежурящим под окнами мужчинам. В секунду актриса меняет характер, манеры, чертов бант — и происходит это в пожарном ритме необходимости. Не удивительно, что когда сцена заканчивается, зал устраивает овацию — было явлено не только артистическое, но прямо-таки спортивное достижение.

Буфф не может обойтись без ярких, преувеличенных черт характеров — и два жениха дарят публике тонны счастья. Молодой банкир Мараскин — воплощение деловитости: официальная стрижка, офисный костюм, вышагивающая за ним команда, тщательно копирующая босса. Генерал какой-то дикой (африканской? островной?) страны Мурзук (Владимир Садков) — прибывающее на джипе в цветах хаки бодрое чудовище с манерами бабуина, обвешанное медалями, как новогодняя елка игрушками. У него тоже есть свита — и в момент, когда Мурзуку кажется, что банкир его соперник, его бандиты мгновенно объясняют чистеньким мальчикам банкира, кто здесь главный. Но столкновению не суждено превратиться в катастрофу — это все-таки оперетта, и здесь обязателен хеппи-энд. Вторая сестричка вернется, обе парочки будут совершенно счастливы (возможно, Мурзуку предстоит поселиться под мягким каблуком) — и безупречно воспроизводящий ясные, нежные, изобретательные мелодии Лекока оркестр грянет финал.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Музкомедия, на вечер унесшая публику в страну нигде-и-никогда, тщательно нарисовавшая беспечную, приснившуюся жизнь, получит благодарность от утомленного человечества.