В Москве, в Центре им. Мейерхольда, состоялась премьера спектакля Жоэля Помра «Пиноккио», затем показанная на фестивале «Пространство режиссуры» в рамках Года России — Франции
«Пиноккио» (по мотивам Карло Коллоди).
Совместный проект театра «Практика» и Центра им. Вс. Мейерхольда.
Автор и режиссер Жоэль Помра (Франция).
Всегда интересно, за что подцепит режиссер классическую историю, чтобы вытащить ее на дневную поверхность. Тем более, если этот режиссер — Жоэль Помра, вторжение в сказку всегда начинающий с текста.
Сказка Коллоди замешана, с одной стороны, на плутовском романе, с другой — на христианской этике. В ней есть и Библейская образность (Пиноккио во чреве кита), и итальянская сентиментальность, и мистицизм, и отголоски комедии масок, и наивная воспитательность. Назидательность уравновешена фантасмагорическими приключениями и площадной грубостью. Это многослойная сказка и очень европейская. В отличие от нашего Буратино с его детским очарованием и чертами классового героя, Пиноккио — неотесанный бродяга и плут, пикаро, настоящий моральный урод. Но ключевой момент сказки Коллоди — перерождение героя из деревяшки в настоящего мальчика. Он скатываеся на дно, доходит до отчаяния, раскаивается, а потом воскресает, очерчивая путь становления любой души, от мертвого к живому.
Что же вытаскивает Помра? Ему интересен социальный срез, он выстраивает горизонталь неблагополучных семейных отношений, очень прозаических и узнаваемых. Ужесточает грубость и резкость прагматичного Пиноккио, которого Джепетто выпиливает из полена бензопилой. Вводит сценку в школе, весьма удачную, надо сказать(этот класс с детьми-манекенами отсылает к «Мертвому классу» Тадеуша Кантора), в которой аморальный одноклассник Пиноккио измывается над учителем. И т. д. На сцене царят тревожные потемки; темно, тоскливо и опасно в большом мире, куда Пиноккио сбегает из своей нищей комнаты. Фея выговарвает Пиноккио за его проступки как терпеливая учительница с хиловатым для злого подростка авторитетом. Перед такой может быть лишь слегка неловко. Даже на ходулях она не выглядит сколько-нибудь харизматичной. Вообще, та серьезность, которой нам часто не хватает в детских спектаклях, предстает тут в унылом обличье. Ждешь, что хотя бы Страна бездельников и вечных каникул развернется в самостоятельную, яркую картину, но и этот эпизод не прерывает ход торопливого рассказа. Он подан намеком: шум детских голосов и дискотеки проносится за ярким занавесом. Мы видим только мораль сей басни — превращение мальчиков в ослов. Остроумней всего в спектакле режиссерская отсебятина, вставленная в текст: так, грандиозную, всепоглощающую утробу кита Пиноккио и Джепетто используют как супермаркет. Эх, тут бы можно сыграть такую сценку! Но нет, нас держут в рамках сугубо повествовательного жанра. Кстати, перевод с французского скверный.
Ради чего же «Пиноккио» превращен в дайджест? Ради нравственной коллизии. Но она здесь только притворяется главной. Нам объясняют: поймите, «обманывать очень и очень плохо». Помра дает беспафосную, задушевную интонацию: ребята, давайте жить дружно, иначе можно здорово влипнуть, может вырасти неподходящий нос, а это больно, в конце концов. Выходит довольно-таки неубедительно и плоско. Чем оправдать желание Пиноккио перемениться, если вертикаль коллодиевой сказки вынесена за скобки? Если загадочная, капризная, но втайне покровительствующая герою Фея в этом спектакле никуда не годится?
На уровне художественного приема спектакль иллюстративен. То ли дело «Торговцы», которых Помра привозил несколько лет назад на московский фестиваль NET! Это спектакль о безработице, сделанный на документальном материале и на первый взгляд остросоциальный. Но в нем из зазора между тем, что наивно и взволнованно говорила рассказчица и тем, что происходило на сцене, сквозило навыразимой горечью. Колоссальный драматический эффект достигался тем, что повествование полностью расходилось с действием. Потеря места на фабрике, самоощущение безработной женщины рядом с работающими — все это разрасталось до экзистенциальной проблемы. В «Пиноккио», где также есть Рассказчик и действие, зазора не получается, а получается тождество. Излюбленный режиссером прием здесь практически не работает.
В этом месяце спектакль «Пиноккио» можно увидеть 28 числа в Центре им. Вс. Мейерхольда
А актеров в этом спектакле совсем нет что ли? Никаких-никаких?
К сожалению, есть.
На обсуждении я охарактеризовала этот спектакль как «компот в бокале для шампанского». Собственно, изящный бокал — это дизайнерское решение визуального ряда спектакля, а компот — актерское наполнение этого ряда.
Дизайн, пожалуй, более точное название того, что выстраивает Помра на сцене. Сюда входят и декорации, и свет, и звуковая аранжировка (читайте об этом средстве выразительности в статье Сони Козич о «Хиросиме» на том же «Пространстве режиссуры»). Вроде бы и актер должен вписываться в скупо освещенные, идеально выстроенные эти мизансцены. Но нет. Актеры наши, что Дмитрий Готсдинер в роли повествователя, что Алиса Гребенщикова в роли Пиноккио, что остальные немногочисленные персонажи перекрывают всю красоту картинки беспорядочной, мельтешащей пластикой, а все тонкости звукового решения — грубой, немузыкальной подачей текста. А текста у Помра, понятно, много. Вот и слушаешь с удивлением словесную жвачку на протяжении полутора часов. Вспомните импровизированные монологи Готсдинера в могучевской Турандот, наложите их поэтику Помра и поймете, в чем проблема. Не тот театр. Гребенщикова вообще подражала подростковым интонациям и меняла тембр голоса. Было грустно и похоже на нашего советского Буратино. К слову, критик Тибода вообще не узнал в этом спектакле Помра. А продюсеру проекта, Боякову то есть, наоборот ужасно понравилась эта нестыковка актерского существования и всего остального (текста + сценографического решения + etc ). Все радостно приняли его мнение, потому как модератор обсуждений, Олег Лоевский, на протяжении фестиваля декларировал плюрализм мнений.
Мне кажется,повторяю, что Помра не смог соединить несоединимое, в результате чего стиль спектакля был утрачен.