«Sepia. Синяя Борода».
Екатеринбургский театр современной хореографии «Провинциальные танцы» в рамках проекта Dance резиденция, представляемого театром «Новая Опера» и фондом MART.
Постановка и хореография Татьяны Багановой, сценография Анастасии Соколовой («Sepia») и Родиона Пашина («Синяя Борода»), костюмы Анастасии Соколовой («Sepia») и Юрия Помелова («Синяя Борода»), свет Нины Индриксон («Sepia»).

Первая Dance резиденция театра «Новая Опера» показывает два составных вечера. Если замысел первого, «Весна священная. Свадебка», прозрачен (Стравинский, возвращение постановок на сцену), то второй может выглядеть неоднозначно. Казалось бы, «Синяя Борода», которую впервые показали в Екатеринбурге в июне 2021-го, логичнее смотрелась бы с предыдущей оригинальной премьерой труппы, «Приключениями сапожника Петра» (2020). Выбранная в пару «Sepia» вышла намного раньше, представляет Баганову начала 2010-х и, что важнее, вроде бы ни тематически, ни эстетически не сходится с «Бородой». Где суховатое размышление о природе отношений между мужчинами и женщинами, в котором люди равноправны с предметами, а где метафорическое действо, которое запоминается цветом, светом, фактурой тканей, образами танцовщиков, на которых сыпется мелкий пылящий беловатый песок. Однако связь есть. Оба спектакля сделаны для программы «Интернациональные хореографы» American Dance Festival. Баганова сотрудничала с этой организацией с 1999 года. После «Sepia» (2011) наступила пауза на десять лет. Кураторы Dance резиденции сделали выбор, требующий поиска, но нужный для понимания «Провинциальных танцев»: как Баганова ставила в международном контексте «тогда и сейчас».

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Изменился ли почерк хореографа за декаду? Как упомянуто выше, значительно. «Sepia» — загадочная, обволакивающая, скорее атмосферная, чем содержательная. Она красива той сдержанной, лаконичной красотой, вневременной и внепространственной, которую, возможно, хотелось предлагать миру до «глокализации» (сочетание слов «глобальное» и «локальное», в культуре часто применяется в контексте кинопроизводства; глокальные истории рассказывают о явлениях, отношениях, конфликтах, понятных везде, с добавлением местной специфики). Здесь есть узнаваемые черты авторского взгляда, например, фокус на взаимодействии полов, повторяющиеся многократно «любимые» движения. В остальном «Sepia» могла бы появиться в любой стране, ее можно было придумать для любой труппы, и она понятна везде.

В этом, пожалуй, выгодное отличие от «Бороды»: последняя связана с местными темами. «Sepia» универсальна. Можно не знать автора. Можно не знать основу (она есть, степень независимости от нее — отдельная тема), роман Кобо Абэ «Женщина в песках». Можно ничего не понимать в танце: постановка так хороша эстетически, наполнена запоминающимися образами — вроде первого мужского ансамбля, в котором артисты, сами похожие на полубожеств в мягких прожекторах Нины Индриксон, принимают позы, знакомые по классической живописи и скульптуре (случай, когда избитое «играют мышцами» оправдано), или бесконечно сыплющегося сверху, создающего матовую дымку, песка, — что не стыдно просто любоваться, не вникая. Конечно, внутри есть отношения, разговор о равенстве, много гендерных перевертышей (Баганова вставляет эпизод, в центре которого привычка к «мужским» и «женским» движениям и ее слом: артистки занимают позицию поддерживающих, таскающих, поднимающих, партнеры доверчиво остаются в их руках — отдельно интересно наблюдать за собственным восприятием, как отчетливо сложно вникнуть в обновленную конструкцию). Есть, наконец, линия силы — из всего, что представляет Резиденция, «Sepia» единственная вещь, где женщинам отданы мощные прыжки, властные, но не агрессивные позы, спокойная телесная победительность и утверждение себя. Однако чувство, что это Баганова прошлых лет, то, что ей удавалось, но сейчас ушло, не оставляет.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

«Синяя Борода» может выглядеть менее совершенной, но она показывает, что делает основательница «Провинциальных» сегодня. Премьерная, июньская версия отличается от того, что показали в Москве, — там еще более отчетливы были возвраты к мыслям из других спектаклей. В Екатеринбурге «Синяя Борода» напоминала и «Девушку с фарфоровыми глазами», которую Dance резиденция привозит отдельно (вещь о женщине-игрушке, далеко ушедшая от заявленного оригинала, балета «Коппелия», осмысляющая его неочевидный мотив, любовь к идеальному, значит, неживому созданию), и «Свадебку». Четыре безымянные героини представали как куколки, отполированные, увиденные мужскими глазами фигурки, подвластные своим невольным «творцам».

До Москвы постановка доехала в более законченном, структурированном виде. Это по-прежнему постановка о женщинах и мужчинах, о влиянии. Баганова сместила акцент. «Борода», основанная на рассказе Джойс Кэрол Оутс, в котором историю рассказывает девушка, не рефлексирующая происходящее с ней, думающая романтическими штампами, стала историей неудачных отношений. Героини спектакля перестали быть куклами — но остались предметами в руках партнеров, под угрожающим углом повисающими в поддержке, опадающими вниз, доверчиво дающими увлечь себя (мысочки на чужие стопы — и вот женщина вроде бы идет, а вроде и ведома), оставленными в неудобной «березке» на наклонной поверхности. Баганова отошла от однозначного высказывания и стала исследовать тонкую грань между защитой и вмешательством, между доверием и зависимостью. Хореография для этого отлично подходит: эффект от движений, в которых сила давления на руку партнерши, небольшое изменение угла в поддержке, амплитуда превращают нежный жест в странный и смутно угрожающий, намного выше, чем от слов.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Масса вещей в «Бороде» может царапать: «проговаривание», точнее протаптывание вроде и так ясной идеи, сложное взаимодействие с предметами на сцене (моток ярко-синих шлангов, прозрачная горка-труба, куб — замочная скважина, аппарат для перемолки фотографий — редкое для российского современного танца изобилие). И в то же время это спектакль, в котором узнается почерк конкретного человека, привязанный к стране и времени создания. Размышление о мягком ползучем насилии, выглядящем как галантность, оригинальность, о страхе «нарваться», хранящемся глубоко в подсознании (элемент, который возник из-за пандемии, присутствующий лишь в виде изображения на экране: танцовщик Чарльз Слендер-Уайт, Синяя Борода, который подглядывает, сладостно смотрит, следит за каждым движением, выглядит как «преступник в голове», нечто, что героини могли придумать и что не существует в реальности), можно воспринимать как абстракцию, а можно как специфический разговор о — положении женщин, устройстве власти, умении выстроить мир так, что кто-то в нем всегда будет оказываться зависимым. Если размышлять в таких категориях, то «Sepia. Синяя Борода» показывает, как один российский хореограф прошел расстояние от «я ставлю интернациональное» к «я ставлю о близком».

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.