«До поезда осталось».
Компания 2sisters (Москва).
Режиссер Ирина Михеева, хореограф Ольга Лабовкина, сценограф Катя Эрдэни.

Часовая танц-драма «До поезда осталось» молодого режиссера Ирины Михеевой, премьера которой состоялась на сцене Электротеатра «Станиславский», отменяет линейно-сюжетное воплощение знаменитого толстовского текста об Анне Карениной. Нет тут ни десятка второстепенных толстовских персонажей, ни страстей в клочья (хотя танцем наиболее часто эксплуатируется это чувство). Даже не столько язык контемпорари Ольги Лабовкиной здесь важен, сколько состояния, рожденные им.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Что же нового можно предложить во вдоль и поперек известном сюжете, повороты которого знает каждый? Во-первых, просто оставить Анну и Вронского — и ее сына. Во-вторых, пойти зыбким путем исследования мира героини. И это оказался верный путь для сильного дебюта в танцевальном пространстве Михеевой, за спиной у которой кинематографический опыт. Главное, вкус «женского взгляда» не подвел режиссера и хореографа, и у них вышло танцевальное эссе о несовпадении двух судеб в моменте. Есть тяга друг к другу людей и мучительный разрыв. Есть прозрачная легкость и разлад. От чего рождается ощущение, что только так и стоит говорить о подобного рода материях — столь естественно, как дыхание. Особенно, если в спектакле заняты харизматичные Дарья Павленко и Владислав Лантратов — экс-балерина Мариинки и премьер Большого.

Эффектно говорящее начало: реставратору (Георгий Соскин) доставляют потрескавшуюся скульптуру (на постаменте «памятника» надпись «А. А. Каренина»), мастер осторожно снимает с нее белоснежное покрывало (точно так же, как рука Брамина снимала его с головы жрицы в «Баядерке»). Жесткий каркас белого наряда не способен затмить глаза и кисти Павленко. Все внимание на них. Они отвечают на невидимые реплики, словно ведут аристократическую беседу, которую прерывает стремительное появление Вронского. Достаточно его касания — и лицо, и руки, и все тело Анны оживают и дышат. И наконец-то она — не памятник: Анна высвобождается из гипсового наряда, и до конца спектакля Павленко остается в белой тунике.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Важен момент, когда у Вронского меняется градус чувств к Анне — это происходит после рождения дочери. Он закуривает, тушит недокуренную сигарету. Накладывает грим на лицо, тщательно-тщательно, он — не тот, он уже освобожден. Нежно берет на руки куклу — младенца, вторую Анну, — и удаляется навсегда. Анна растерянно льнет к ним, но его рука уже скользит по плечу невидимой женщины. Буквально в нескольких минутах дан сюжет. А дальше обретает плоть цепь воспоминаний, тревог, вины Анны, ее мучительный разлад. Как нельзя лучше он показан при помощи черной перегородки, в которой попеременно в открывающихся створках высвечиваются части тела иногда одной Анны, иногда обоих героев — то лицо, то переплетенные руки, то плечо. Помутненность сознания налицо. А за всем этим наблюдает сын Сережа (юный актер Миша Шиманский), так же невидимо съежившийся — будто ребенок втихаря смотрит запретное кино.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Невозможность навести мосты меж двух миров, где по ту сторону — любовь, по эту сторону — сын, невозможность гармонично существовать в ролях любовницы и матери приводит Анну, подчинившуюся зову судьбы, к очередному видению. Попеременно с колосников на штанкетах спускаются три мундира Вронского: первый принес ей воспоминания сладостных минут, второй напомнит о летних событиях на скачках, а третий пахнет пеплом.

Режиссерские кульминации находят продолжение в кульминации хореографической, где двоемирие Карениной высвечивается в иной плоскости. В момент разлада у каждого из героев свое соло в луче света. Вронский спиной к зрителю воспроизводит нервные рубленые движения, они напоминают жесты тореадора из балета «Кармен-сюита». Он желает одного — выжить в этом безумии. Лицом к зрителю в то же время мечется, переливается, рвется бледная Каренина, и в белом рубище она предстает духом, да-да, вилисой. Конечно, не из романтического пуантового балета, а младшей сестрой той, что во втором акте «Жизели» Матса Эка оказалась в психиатрической больнице. Тема безумия, безусловно, отражена в новой танцевальной версии «Анны Карениной». Вот, думается, откуда в танц-пьесе с изящным названием появилась кинематографическая находка с перегородкой — можно вспомнить расчлененные части тела на декорациях у Матса Эка, а если знать, что Павленко — поклонница фильмов Тарковского, то это тоже многое проясняет.

Особое значение в судьбе Дарьи Павленко обретает соединение имен Анны Карениной и Жизели, если вспомнить, какую роль в судьбе балерины сыграла Ана Лагуна — муза Эка и первая исполнительница его Жизели. Она, посоветовав Дарье вступить в труппу Пины Бауш, по сути явилась крестной ее нового этапа творчества. Постмариинского. Это решение пришло к Павленко восемь лет назад, когда за спиной оставались статус прима-балерины, незабываемые партии в Мариинке и уход из нее. А впереди — она еще не знала об этом — Вупперталь со спектаклями Бауш, выступления в качестве современной танцовщицы в Париже и Лондоне, встреча с хореографом Павлом Глуховым, сочинявшим на нее не раз.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Современный танец дал классической балерине новое дыхание. В прежние времена младшую из поколения Лопаткиной — Вишневой Павленко несказанно любили за стилизаторский талант, за интеллектуальное начало в танце. Она могла быть технически не совершенной, но безупречное чувство вкуса, таящаяся женственность делали ее незабываемой. И вот балерину-эстетку перестали занимать в премьерах, она изредка стала появляться и в рядовых партиях — выдвигались другие фаворитки. Казалось, настало не ее время. Но она стоически не затерялась: сначала было слышно про ее профсоюзную активность, потом — про ее авторство балетных костюмов, далее она удачно занялась репетиторской работой в петербургских театрах и даже перенесла как постановщик-репетитор ранний драмбалет на сцену одного из российских театров. Все это не могло не удивлять и не заставлять сожалеть о ее несвоевременном уходе с мариинской сцены. Но Павленко яростно не расставалась с профессией и копила багаж, с которым ступила на территорию танцтеатра. Эвридика, Жанна Д’Арк, Жорж Санд — ее новые героини. Почти все эти работы неизвестны нам. Ведь после периода молчания она не скоро вернулась в российское танцевальное пространство. А то, что нам удалось увидеть, впечатлило не менее прежнего: совместно с Вишневой Павленко появилась в «Дуо», двойной портрет легендарных танцовщиц пластически рисовал траектории их путей; а еще чуть раньше — в 2021 году — ее дуэт с Лораном Илером (худруком Музтеатра Станиславского и Немировича-Данченко на тот момент) стал безусловным счастливым финалом прокофьевской партитуры в экспериментальном спектакле театра. Посмертная встреча Ромео с Джульеттой у возрастных танцовщиков прозвучала гимном дуэтному танцу.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

В поисках танцевальной Анны Михеева, что училась в Москве у Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова, а в Великобритании у Кэти Митчелл, буквально вцепилась в Павленко. Режиссера не оставила равнодушной профессиональная честность танцовщицы в «Стыде», хореографическом перформансе 2025 года компании musicAeternaDance. Павленко и у нее не стыдится мускулистых скульптурных рук в эпизоде-памятнике. Не стыдится морщинок на лице, которые подчеркивают ее опыт и играют на состояние героини. Иными словами, 47-летняя танцовщица не стыдится ничего и ничего не скрывает. Она выстояла. Как и ее танцевальный дух в непреклонной Анне.