«Красный табак».
«Компания майского жука» (Франция) на сцене Александринского театра.
Режиссер Джеймс Тьере.

Чеховский фестиваль расщедрился и привез в Петербург не только Филиппа Жанти (совместно с фестивалем «Радуга»), но и «Красный табак» Джеймса Тьере. Тут же прессу наводнили статьи, кричащие: «К нам приехал внук Чаплина!» Однако Джеймс Тьере — не Анна Бродская, и родство с Чаплиным далеко не единственное его достоинство. Тьере, как и Жанти, создатель уникального театрального мира. Он вышел из «нового цирка» его родителей — Виктории Чаплин и Жана Батиста Тьере, но с каждым следующим спектаклем его театральная реальность все более и более непохожа на их обаятельный, но ожидаемый калейдоскоп номеров.

Поклонники Чеховского, а вернее поклонники всего циркового, визуального, невербального, год за годом отправляются в начале лета в Москву посмотреть очередную серию театральных сериалов под названием «Филипп Жанти», «Робер Лепаж» или «Джеймс Тьере». Так уж случилось, что мое ежегодное паломничество связано с последним. Наверное, потому, что каждый раз, встречаясь со спектаклями Тьере, я узнаю и не узнаю его мир.

Сцена из спектакля.
Фото — К. Кравцова.

В центре универсума всегда сам Тьере — демиург, создатель и вершина творения, поэт, художник, музыкант, шут и тиран. Второе лицо в «Компании майского жука», появляющееся с позволения и без, — Магнус Якобсон, непохожий двойник Тьере, своенравная тень, вечный конкурент, штатный подхалим, визави и резонер. И третье — «женское» начало, которое всегда (одна это героиня или несколько) выражено гимнастками, акробатками, тела которых текут, меняются, вибрируют, готовы подчиняться и подчинять, превращаться в лианы и в древних ящериц, виться вокруг создателя и пугливо пятиться от него на звериных четырех лапах. Бывают и другие персонажи, есть они и в «Красном табаке», но основа неизменна. Еще важно, что мир Тьере — это всегда сновидение, всегда работа с собственным подсознанием.

Очередной сон Тьере вдруг оказался о старости. Знакомый мир предстает в «Красном табаке» изменившимся, постаревшим так, словно прошло не каких-нибудь два года, а целых двадцать лет. Перед нами руины Страны Чудес Джеймса Тьере. Доминанта сценографического решения спектакля — конструкция из ржавых металлических балок и покореженных зеркальных пластин. Огромный квадрат металлолома, искаженно отражающего свет и лица, крутится, замирая то параллельно сцене, то перпендикулярно, то поворачиваясь к нам решеткой из балок, то своей не менее «пожилой» зеркальной поверхностью из разного размера металлических листов. Спектакль строится на взаимодействии с этой конструкцией. С ней шепчется, как с иконой, наш тиран Тьере, в нее вглядываются, как в небо, пытаются преодолеть, как железный занавес. Она сверху, сбоку, сзади — везде. Но она — алтарь, решетка, портал, великое создание творца Тьере — вот-вот развалится, вот-вот рухнет.

Сцена из спектакля.
Фото — К. Кравцова.

Состарился, проржавел и запылился не только этот кусок железа. Пыль, седина и другая «коррозия» не пощадили и героев. Тьере, вечный субтильный юноша с черными кудрями, превратился в седого как лунь, дряхлого старика, сросшегося со своим креслом. Седина, кажется, проела не только волосы, но и лицо, одежду героя. Множество его комических лацци теперь посвящено симбиозу с креслом. Вечный второй, Магнус Якобсон, разжился потрепанным мундиром с эполетами, и его главный трюк — это чтение депеш своему скоропостижно одряхлевшему господину. Но мало— помалу он уже руководит, уже диктует старцу нормы поведения, шикает, отбирает наушники и плеер (не по чину такое легкомыслие), мечтательно теребит бахрому на эполетах.

Удивительная акробатка Валерии Дусе, кажется, совершенно лишенная и костей, и сухожилий, становится частью кресла Тьере, она появляется из него и исчезает, словно вдруг слившись с ним. Она — оживший предмет и при этом единственное близкое существо дряхлого тирана — словно бы странный гибрид шекспировских шута и Корделии. От ее заливистого девчачьего смеха, как и от того, на что способно ее тело, мурашки бегут по коже.

Есть у старца Тьере и народец, которым он управляет. Это маленькое женское войско, пульсирующая народная масса, от которой отделяется время от времени то одна бунтарка, то другая. Бунт подавляется, но очевидно, что со своим живым и витальным, и таким прекрасным электоратом тирану уже сложно управляться.

Сцена из спектакля.
Фото — К. Кравцова.

История, которую, пользуясь языком нового цирка, рассказывает Тьере, этот самый мрачный сон «майского жука», удивительным образом попадает в российское сегодня. Бесконечно латаемый постаревшим тираном железный занавес-алтарь, самое меньшее — вдруг напомнит непотопляемый МХАТ им. М. Горького. А сцена фотографирования самодержца с женским населением в нахлобученных на голову святящихся абажурах — так это просто один день из жизни российских СМИ. Тьере смотрит на полароидное фото, смеется и вдруг в этом проявляющемся изображении видит что-то, приводящее его в негодование. Будто бы фотография неожиданно проявила весь ужас его дряхлого режима, и за это он готов учинить расправу.

«Красный табак» — страшный сон о старости творца и его творения, о старости тирана и его ржавого искореженного мира. Но Тьере словно бы делает из этого сна самому себе прививку, болезненную, но необходимую. А потому в последний момент герою уготовано прозрение. Его сценический старец, безнадежный ходячий мертвец (то и дело возвращаемый к жизни электрическими разрядами), вдруг очнувшись и разразившись монологом покаянной тарабарщины, запускает демонтаж своего творения, и оно — полуразрушенное — вдруг взмывает вверх под колосники. Теперь металлические зеркала, разъединенные, свисают с ржавой решетки и кружатся, каждое в своем танце, и заполняют сцену отраженным мерцающим светом. Острие одного из этих зеркал направлено в лежащего на планшете Тьере, как лезвие гильотины. Но прозревший тиран танцует, лежа под этой гильотиной, так, как умеет только этот талантливый внук Чаплина, танцует, растворяясь в черноте планшета сцены.

В нашей стране уходить не умеют — ни государственные, ни театральные властители. Джеймс Тьере дал на сцене Александринского театра уникальный мастер-класс, как уходить красиво.