«Просто киносъемка».
Финский Национальный театр на сцене Чехов-центра в рамках Международной театральной олимпиады и фестиваля «Сахалинская рампа».
Режиссер Кристиан Смедс.

«Просто киносъемка» Кристиана Смедса закрыла фестиваль «Сахалинская рампа». Смедс, самый известный у нас финский театральный режиссер, уже приезжал в Россию — хотя и не так далеко на восток — со своими спектаклями. Так, в 2011 году, когда Европейская театральная премия проходила в Петербурге, а режиссер награждался ее дочерней премией «Новая театральная реальность», Северная столица увидела грандиозного «Мистера Вертиго», где поверх сюжета о становлении мальчика, который учится трюкам — чудесам у некоего Мастера, открывалось магическое измерение театра. «Просто киносъемка» не производит столь сильное впечатление, как «Мистер Вертиго», но в каком-то смысле может рассматриваться как его продолжение. Это поклон режиссера уже миру кино.

Наполненное сценическим дымом пространство красиво взрезается лучами и пронизывается волнами музыки: «Просто киносъемка» начинается как погружение в океан или космос. А пока, в завораживающем безмолвном прологе персонаж a la Чарли Чаплин гримирует актрису Аннамарию Ланг, замершую на стуле вроде дивы немого кино. Позже появляется второй главный актер — Юхан Ульфсак. Спектакль базируется на этом дуэте, но есть еще молчаливые персонажи, этакие слуги просцениума: кого-то из этих исполнителей Смедс привез с собой, кого-то взял из местных (несколько волонтеров Чехов-центра).

Спектакль состоит из как будто сочиненных на живую нитку диалогов. Условные актер и актриса знакомятся на съемочной площадке, а потом общаются, примеривая разные жанры кино, пользуясь вербальными и мизансценическими цитатами. Мелодрама и боевик, психологическая драма и легкая эротика, «Последнее танго в Париже» и «9 ½ недель»… Главные персонажи и возникают как обобщенные Мужчина и Женщина, Адам и Ева мирового кинематографа. Что ни говори, а любовный сюжет — самый жизнестойкий во всей мировой драме. Показательно, что режиссер обошелся без сценографа: вместо декораций — плоскости, обозначающие кинопавильон и служащие экраном для фрагментов разных фильмов. Правда, ближе к финалу планшет сцены будет засыпан попкорном, этим овеществленным символом киносеанса.

Сцена из спектакля.
Фото — С. Красноухов.

Спектакль играется под эгидой Финского Национального театра, при этом Аннамария Ланг — венгерская актриса (сотрудничает с Корнелем Мундруцо, в частности, Петербург видел ее в «Имитации жизни»), а Юхан Ульфсак — эстонец (у него тоже завидный бэкграунд, но еще он сын эстонского актера Лембита Ульфсака). Оба известны европейскому кинозрителю, знают съемочный процесс изнутри, что в данном случае немаловажно. Условные актер и актриса своими разговорами и перформативными действиями, отсылающими опять же к разным фильмам, как будто коротают перерыв на площадке. На содержание работает и интернациональность команды: актерам в постановке финского режиссера не позволено изъясняться родной речью, «Просто киносъемка» идет на ломаном английском, финском и русском языках. Это создает эффект очуждения, зазора, напоминающий о дубляже.

Но важнее другой смысл разноязычия: кино возникает как универсальный мир, его язык архетипичен, понятен всем, независимо от национальности. Кажется, что Смедс хочет найти общий генезис кинематографа, наметить его вечные темы и сюжеты. Одно и то же действие может совершаться актерами в разных жанрах и «одеждах», обретая новые нюансы. Скажем, когда почти обнаженные актеры кормят и мажут друг друга шоколадной пастой, это выглядит цитатой из эротического фильма. Но потом, в финальной части, они появляются в зимнем обмундировании, как из советской картины. «Наташа!» — «Сережа!» — «Где же ты пропадала, мы столько лет не виделись!»… И разыгрывается очень смешная сцена встречи бывших возлюбленных, разлученных судьбой. И кормление любимого с ложечки этой же пастой — продуктом по советским временам дефицитным — выглядит трогательно, целомудренно и (по контрасту с эротическим эпизодом) иронично.

Сцена из спектакля.
Фото — С. Красноухов.

Можно подумать, что советский «довесок» спектакля, исполняющийся на ломаном русском, сочинен режиссером специально для российских зрителей, чтобы они через дистанцию и с ностальгией взглянули на отечественное кино, и что каждый раз этот финал сочиняется заново, приспосабливаясь к той стране, где сегодня играется «Просто киносъемка». Но нет: как пояснил Смедс на встрече со зрителями (а они могли общаться с создателями спектаклей после каждого показа фестиваля «Сахалинская рампа»), этот финал, апеллирующий к советскому кино, неизменен.

«Просто киносъемка» — прежде всего, очень красивый спектакль, в котором многое из психологии отношений считывается не на вербальном уровне. И, видимо, он задумывался как радикальный опыт, выбивающий зрителей из седла, выводящий за привычные понятные границы. Скажем, был развернутый момент, когда Ульфсак долго танцевал в одних трусах, продевал в них микрофон — так, что стягивал свое сокровенное проводом. Полураздетая Ланг, спустившись в зал и расхаживая среди публики, предлагала сценическому партнеру попробовать прямо здесь и сейчас достичь оргазма, не прикасаясь к себе… В какой-то момент работающий на спектакле переводчик останавливался и, не спеша за репликами персонажей, говорил, что сейчас они выражаются нецензурно. Говорят, планировались и фрагменты порно, но принимающей стороне удалось уговорить режиссера не показывать его сахалинскому зрителю.

Сцена из спектакля.
Фото — С. Красноухов.

О, этот самобытный и уверенный в себе сахалинский зритель, участвующий в публичных обсуждениях каждого спектакля по принципу «любить так любить, стрелять так стрелять». Не припомню, чтобы в другом каком-нибудь регионе зрители на обсуждениях с места громко говорили о критиках: «Да кто он вообще такой?! Ему что-то не понравилось — а мы в восторге!», «Возьмите у него микрофон». Или вот еще из перлов с другого обсуждения: «Почему героиня говорит столько мерзких, пакостных слов: „ненавижу“, „нож“, „убить“?! Это просто какое-то… чух». Но уж коли спектакль полюбился — эти зрители себя ни в чем не станут сдерживать и в финале «Просто киносъемке» устроят стоячую овацию. Хотя казалось, что Смедс был настроен на настороженную реакцию российского зрителя, непонимание бессюжетной «постдраматической» структуры спектакля. На обсуждении актеры признались, что еще никогда не слышали об этой своей работе столько теплых и точных слов. А один из зрителей ответил, что, дескать, как же — на актеров, таких живых и естественных, здесь смотришь, не отрываясь.

И правда, кажется, что российский зритель хочет видеть на сцене не концептуальную режиссуру и визуальные изыски, а прежде всего живых людей, непосредственно откликающихся друг на друга и на то, что происходит в зале.