«Новый маршрут».
Творческое объединение «Худсовет» (Саранск).
Автор проекта и режиссер Дмитрий Крестьянкин.

В черном-черном городе по черной-черной улице едет черный-черный троллейбус… На исходе века в оставшихся пионерских лагерях бытовала легенда о троллейбусе, который, бесшумно скользя по ночным дорогам, затягивает в распахнувшиеся двери немногих ожидающих на остановках людей. Все вокруг в этот момент меняется, и человек видит город в ином облике. На троллейбусе-призраке можно доехать куда угодно, но способ спасения из жуткого транспорта хранится в тайне. Ее раскрывает Веня Д’ркин в «Сказке про Тараканов»: все просто — нужно задать водителю-мертвецу такой вопрос, который ему еще никто никогда не задавал за все тысячи лет его блужданий.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Отголоски жуткой лагерной байки, нашептываемой под шерстяным колючим одеялом в цветочек, слышны до сих пор. Троллейбус «Кино» без шофера, на заржавевшем моторе везет замерших пассажиров, которые не знают ни цели, ни направления своего пути, и молча, ежась от холода, смотрят вверх. У «Сплина» троллейбус замер в троллейбусном парке, а у Земфиры едет, но никем не встреченный, в одиночестве ожидающий первой метели пустой холодной улицы. Четвертый троллейбус — «Мумий Тролля» — выходит из океана на Владивосток, бороздя дикую безжизненную местность. У «Аквариума» нечеловеческая жизнь поручика Иванова осенена троллейбусной дугой. Черный троллейбус «Би-2» совершает темные дела, после которых небо выстреливает себе в висок… В октябре 93-го путь к Белому дому преграждали сожженные, раздавленные ельцинскими танками троллейбусы…

Что было, что будет, чем сердце успокоится?.. Дмитрий Крестьянкин вспоминает, рефлексирует и архивирует. Вспоминает середину нулевых в «2007» в Театре Маяковского, вспоминает девяностые в «Квадрате» Плохого театра, вспоминает то, что помнить не может и что помнит, в «Еще один, Карл!» Театра в Театральном музее… Подтверждается причинно-следственный ход истории: наше сегодняшнее настоящее — следствие нашего вчерашнего прошлого; то, что нельзя было предавать, было предано, поверено было в то, во что нельзя было верить.

Форма «Нового маршрута» Крестьянкина практически повторяет детскую страшилку: на ночные дороги Саранска выезжает черный троллейбус, внутрь заходят зачарованные им пассажиры, и через два часа, придя к себе, выходят другими людьми, оставив что-то в рогатом транспорте, забрав что-то из него. И тут бы вспомнить всю не самую радостную троллейбусную предысторию, бесконечно мучительные скитания «трамвая без рельс» — без пути, без колеи. Вспомнить, и получилось бы «сегодня».

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Но «сегодня» получилось из других воспоминаний. Из историй жителей Саранска создалось новое сегодня, случилась жизнь, подтвердившая, что светлая реальность, от которой не бежишь, которую мечтаешь не забыть, а навсегда запомнить, возможна. Из документа рождается фантастическая в безобидности реальность. Беспутье протаптывается Дмитрием Крестьянкиным в дорогу, в новый маршрут, пункт назначения которого — жизнь. Троллейбус «Худсовета» — положительная аномалия, безъядерная зона, в которой не действуют внешние разрушительные силы, которая не попадает под влияние сегодняшней атмосферы, не может приспособиться к жизни в тех условиях, которые предлагает время. Жизнь троллейбуса определена его собственными законами, собственным силовым полем, потенциальная, определяющая энергия которого — любовь.

Большевистская и Пролетарская улицы, набережная, дом, парк, Советская площадь… постепенно, по любимым локациям, по небольшим кусочкам Саранск собирается в один большой любимый город, путешествующий во времени и пространстве. А троллейбус — в машину времени: послания в будущее, воспоминания прошлого и жизнь настоящего. Плавно идущий по проводам транспорт вдруг делает резкие повороты: пассажиры оглядываются в прошлое, узнают или не узнают места давно минувших дней — в них радость и молодость, и сейчас — радость и молодость.

В каждой истории прошлое соединяется с настоящим, на их стыке зачинается секунда из будущего. В разных ситуациях актеры играют состояния времени по-разному: когда-то остраненно вспоминают свое детство и юность, словно говоря «да, тогда это был я, но сейчас я уже другой человек», констатируют настоящее и ставят точку будущим. А в иные истории вживаются, пытаются заново ощутить себя в предлагаемых обстоятельствах, прочувствовать свое сегодняшнее состояние, «каким я был, и что со мною сталось» — и тогда будущее становится многоточием, и дорожка уходит вверх, в завтрашний день.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

«Новый маршрут» с одного ракурса — спектакль про Саранск, про город-дом, очень привязанный к урбанистическому облику столицы Мордовии. Нужно представлять, что такое «собачник», МС-Радио, Химмаш… Но при смене ракурса Саранск видится как город-космос: он становится жизнью, которая не имеет территориальных границ, так в спектакле появляются другие географические наименования — Рузаевка, Пенза, Санкт-Петербург, Москва, Швеция… Потому что не замыкается человеческое чувство, потому что через Саранск рассказывается про все хорошее, что есть в других городах, про все хорошее, что есть в других людях, про то, что понимается и чувствуется всеми, независимо от места проживания.

Исследуется частный город как конкретная, замкнутая, физическая территория, и исследуется всеобщая жизнь — абстрактная, открытая, первоначальная, глобальная. Мир тесен и общежитен: «они и есть мы с вами» — всего шесть рукопожатий объединяют все человечество. Крестьянкин сочиняет вселенскую историю про всечеловека, про город, который «больше, чем все города сразу».

«Новый маршрут» можно рассматривать как дидактическую единицу, в содержании которой законные места занимают хронотоп Бахтина, континуум Гальперина, семиосфера Лотмана, пространственность Топорова… В спектакле, как в учебном пособии, осваивается коллективная способность видеть, понимать, читать город как многослойную, многомерную, сложную систему текстов, наносимых в разное время на одну локацию; осваивается способность интерпретировать город, понимать его язык, расширяя, генерируя новое представление о нем, которое становится уникальной характеристикой Саранска.

Авторы спектакля — жители города, кодирующие в «Новом маршруте» свою идентичность, сочетая вербальное и невербальное содержание. Троллейбусная прогулка-экскурсия по городу сопровождается чтением локального текста городской среды — целой вертикали текстов, выстроенной вокруг Саранска. Пространство троллейбуса — одновременно и форма мира, и локализация человеческого существования.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Действие спектакля нелинейно, прерывно, фрагментарно, подчинено заданному маршруту. Герои путешествуют из одного пункта в другой. Соединяются пространства актеров — с их историями о проезжаемом месте, и пространства зрителей — с их собственными историями и ассоциациями. Такое взаимодействие делает художественный текст многомерным, объемным, неоднородным. Зритель мысленно перемещается в место действия, предлагаемое актерами, воспринимает его как территорию, где сам сейчас находится.

У стадиона «Мордовия Арена» на ходу останавливают троллейбус, стуча по окнам, два футбольных фаната — Саша Батырев и Максим Уткин. Это 1995 год, когда в Саранске две футбольные команды — «Биохимик» и «Светотехника», и зрители-болельщики сначала скандируют «Мордва великая!», потом, вернувшись в 2025-й, «Шумбрат!» — красивое название красивого стадиона, без большой команды и настоящих болельщиков. Но футбол — это праздник, а театр — свобода, значит можно вновь, как в 1995-м, прокричать: «Мордва великая!»

Стадион сменяется Химмашем — здесь в начале двухтысячных пропала собака Кузька, найденная на другом конце города благодаря эфиру на МС-Радио. Саранчане с первых позывных угадывают джинглы любимых ведущих, вспоминают, как пытались дозвониться в эфир, писали на пейджеры. А что, если попробовать дозвониться сейчас прямо в 2002 год? На другом конце отвечает родной для жителей Саранска голос Влада Шумилова: «А какой год у вас? Где вы находитесь? Чего вы вообще добиваетесь?» В троллейбусе играет пущенная с советской МК-60 заказанная пассажирами «Position № 2» Кая Метова.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В единственном подземном переходе Саранска поет Андрей Асташкин, или, как его называют прохожие, заказывающие душевную песню, «братан». В настоящее вновь вписывается прошлое — его приносит пришедший со старого Химмаша Иван Жилейкин, он затягивает «русскую путеводную»: «Не для меня придет весна…» Голоса актеров и зрителей сливаются в красивый громкий хор. Уже в троллейбусе по просьбе воображаемого Эминема, приехавшего в Саранск с первым концертом, с песней «Lose Yourself» выступает ученик начальной школы Ваня — транспорт превращается в концертную площадку.

В истории Марины Косовой троллейбус становится заснеженной площадью, над которой на оборванных проводах мигают новогодние гирлянды, а девочка Марина с братом Олегом (Саша Батырев) достают разноцветные огоньки, чтобы, поместив их в жестяную банку из-под кофе, сделать настоящее светомузыкальное чудо. А когда Андрей Асташкин вспоминает всеобщее увлечение брейк-дансом и танцевальные батлы в ночном клубе «Гагарин», в троллейбусе, превратившемся в танцплощадку, начинается дискотека.

Топографический хронотоп соединяется с психологическим. Сюжет образуют пространство, время и человек — три измерения, без которых немыслимы ни художественный мир, ни реальная действительность. Через пространственный образ выражаются внепространственные категории — «микрокосмическое отражение космических структур». Пересекаются локации и времена. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Прошлое переживается как субъективно — в живом восприятии людей, так и объективно — как данность, налагающая отпечаток на настоящее.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Соединяются краеведение и человековедение. Вопрос «как сделан спектакль?» переходит в вопрос «что он говорит?». Горожане, понимающие свое пространство, читающие и пишущие текст города, создают новое сообщение современникам и потомкам, создают литературную карту, становятся авторами города. Города, из которого не хочется уезжать. У вокзала Марина Косова рассказывает, как мечтала переехать из Саранска в Петербург, куда потом уехал жить ее брат. В спектакле его словами — «А я еще столько всего тут не видел…» — говорит Саша Батырев. Воспроизводимое расставание сестры и брата — один из сильнейших моментов спектакля, в такой доверительный, телепатический друг с другом контакт входят актеры. Звучит гимн Мордовии — «Земля моя любимая» Петра Черняева; глаза Саши и Марины подергиваются слезами. Саша выходит — люблю Мордовию, но уезжаю, плачу, но уезжаю.

Ликеро-водочный завод — история Михаила Канаева про разрушенную жизнь целой семьи. Старый саранский вокзал — история Саши Батырева про весну, окончание института, про то, как провожающие юноши и девушки, оставшись в вагоне поезда, продлили свою молодость на двадцать километров. Музей изобразительных искусств имени С. Д. Эрьзи — история Татьяны Биушкиной про родной эрзянский язык. Автобусная остановка — история Марины Косовой про первую любовь, романтические свидания, бумажные письма… клюква в сахаре со вкусом счастья, воображаемые бокалы с шампанским и медленный танец в троллейбусе.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

На конечной остановке из передней двери вышли счастливые пассажиры со счастливыми билетами в руках и смотрели на уезжающий рогатый обаятельнейший транспорт, внутри которого звучит «эхо первой любви („вайгелькс васенце вечкема“ / „каршек вайгяль васенце кельгомась“ — М. А.), эхо давних шагов». Внутри которого осталась случившаяся жизнь. Остались добрые пожелания на окнах, горячий чай на летних травах, старые фотографии, признания в любви на родном и для меня мордовском: «мон тонь вечктян» — на эрзянском, и «мон тонь келькте» — на мокшанском. Троллейбус шел, с каждым метром все дальше унося с собой место встречи, узловую магистраль человечества.