«Король Лир». У. Шекспир.
Старый театр (Краков, Польша) в рамках Театральной олимпиады.
Режиссер Ян Клята, сценография и костюмы Юстины Лаговской.
Ян Клята поставил своего «Короля Лира» про передачу власти внутри католической церкви — ход, который должен был придать шекспировской истории еще большую универсальность, одновременно поместив ее в современный контекст. И да — это у него, безусловно, получилось. Нигде не нашлось упоминания о том, что режиссер ставил что-нибудь в оперном театре, хотя амбициозность и сложносочиненность концепции, в которую режиссер встроил «Короля Лира», как раз сродни той, что практикуется, и очень даже удачно, в опере. Опера (про которую циники говорят, что она прародительница кэмпа, так как под невыносимо прекрасной оболочкой всегда скрыто нелепое содержание, читай — схематичный сюжет и средненькие тексты) прекрасно адаптируется под самые невероятные концепции. Юлий Цезарь в опере Генделя — глава миротворческой миссии ООН в Северной Африке? Отлично. Песенка герцога из «Риголетто» исполняется на столе для рулетки в казино Лас-Вегаса? Замечательно. Пока Аида и Амнерис выясняют, чьим будет Радамес, англичане в пробковых шлемах пакуют в деревянные ящики саркофаги и целые куски храмов для отправки в Британский музей? Любопытно. А если вдруг голубая каска с буквами UN на голове Юлия Цезаря кажется, как бы это сказать, немного инородной, — музыка все равно не обманет.
Главная проблема в «Короле Лира» Кляты, собственно, сама пьеса, ее текст. Чем сегодня, в эпоху пресловутой новой искренности, так интересен Шекспир или тот гений, который скрывался за этим именем? Неужели новостью о том, что борьба за власть — это всегда жестоко и подло; иерархия, находящаяся под властелином, — сплошь интриганы, предатели и подлецы, а чистые души и благородные сердца в лучшем случае становятся изгнанниками?.. Да нет же. Эти строфы, написанные более 400 лет назад, показавшие миру такую искренность, о какой ранее не слыхивали, и сегодня не оставляют зрителя равнодушным. Иными словами, в случае с Шекспиром текст и есть музыка, которая трогает сердца. Пожертвовать этой музыкой для того, чтобы рассказать, что внутри католической церкви нет больше Бога, а есть корпоративные разборки и интриги, а в спину ей уже дышит более молодая и пассионарная религия, конечно, можно. Но не очень понятно, зачем это делать еще раз. Об этом рассказали и постоянно рассказывают все, в диапазоне от Euronews до Дэна Брауна. Об этом деликатно, без лишнего пафоса и, главное, с персонажами, которые по-человечески понятны зрителю, рассказывает Паоло Соррентино в своем сериале.
Клята, напротив, вынул живых людей из истории. Решение сделать персонажей неотличимыми друг от друга фигурами в одинаковой «прозодежде» заставляет концентрироваться на том, чтобы просто понять, кто есть кто в этой матрице, — на смыслы, вложенные режиссером, уже не хватает «оперативной памяти». Главный герой, тем временем, уже не с нами. Причем в восприятии образа Лира в спектакле зрители делятся на две части: одни предварительно прочли информацию о постановке и знают, что исполнитель главной роли умер, другие, не знающие этого факта, видят просто режиссерский ход, подтормаживающий действие. Решение сохранить в спектакле с помощью видео ушедшего из жизни в 2016 году исполнителя роли короля Лира актера Ежи Гралека — тема очень деликатная, но, надо признать, это работает на концепцию.
Можно согласиться с тем, что режиссеру удалось рассказать радикально жестокую историю раздела власти в момент, когда она ускользает из рук одряхлевшего правителя. Она подкреплена эффектным визуальным решением: действие происходит в своеобразной раззолоченной темнице — зале с глухими, без окон, позолоченными стенами и потайными лазами. К этому всему, правда, никак не пристыковывается музыка Джеймса Лейланда Кирби, он же Caretaker, которая звучит очень громко и которую поэтому нельзя проигнорировать.
Кирби — композитор интересный, хотя бы тем, что музыку он не сочиняет, а берет готовую, обогащает шумами и другими звуковыми эффектами, в конечном счете, размывая мелодию: этот процесс он уподобляет угасанию человеческой памяти. По всей видимости, работая над музыкой к «Королю Лиру», Кирби использовал ту же технику, что логично. Загадка состоит в том, почему за основу он взял хиты золотого периода MTV. В частности, все те, чья память еще при них, сразу услышали в главном треке спектакля балладу Nothing Compares 2U, написанную Принсом и исполненную ирландской певицей Шинейд О’Коннор. В 1990 году клип на эту песню, где наголо бритая скандалистка Шинейд, показанная крупным планом, жалуется, что «ничто с тобой не сравнится», был мегахитом, стал культовым и навсегда остался в анналах поп-музыки. В чем связь этого образа и истории, рассказанной в спектакле, не вполне понятно. В целом же, отзвуки хитов 1990-х, бесконечно играющиеся на протяжении спектакля, придают всему происходящему странный привкус «олдскульности». Возможно, время мегаконцепций прошло, и надо как-то больше про людей.
Спектакль начинался интересно. Не потому что «Бог умер» и Лира нет, есть его застывший лик на экране, — а потому что заявка в начале на антиклерикализм, и хотелось понять, как и почему станет разваливаться католическая церковь.
К середине стало совсем непонято, что происходит. зачем тут Шекспир, но главное дело — что с католической церковью, кроме того, что в ней бушуют страсти и священники мочат друг друга?… Безнравственность внутреннего устройства Ватикана заявлена. И что? И никакое концы с началами не сведены… Стоит Ватикан.
Увидеть на сцене Ватикан и решить, что спектакль про Ватикан — как-то странно в случае с театром начала XXI века. Вот, тоже попробовал разобраться — http://flyingcritic.ru/post/gryppa-lic-bez-centra_?fbclid=IwAR1vQWJLQoqaS5p_dNLo32vj7g4K5SkCMxmVsSxzlbJLeMo3mQBbFPK9wek
Ну, про внутренний Ватикан и Лира как душу — это, конечно, красота красивейшая. Но с драматическим действием, которое стоит и не движется (душа блуждает?), и в этом случае что-то надо делать))))))) Даже в ХХI веке…
Драматическое противостояние в «Лире» Кляты мощно разворачивается, и это вещь волнующая, на мой взгляд. И весь спектакль красивейший, да.
Пошлость, которая накапливается в мире, и духовность, которая из него выветривается — да, эти процессы разноприродны и не могут конфликтовать непосредственно — но это вовсе не значит, что они не могут быть драматически сопряжены