«Лекарь поневоле». Ж.-Б. Мольер.
Самарский Художественный театр.
Режиссер Максим Меламедов, художник Александр Карпов.

Самарский Художественный театр отпраздновал 30-летие. В детстве своем он назывался «Витражи», потом переименовался в СХТ, став муниципальным: негосударственному было не осилить аренду. Я попала туда три года назад и писала о нем, о его жизни и спектаклях.

С. Трегубов (Сганарель), А. Маркова (Мартина).
Фото А. Крылова.

Вот они стоят на фотографии в юбилейный вечер 6 декабря (посмотрите в конце текста). Стойкая маленькая команда во главе с «матерью-основательницей», актрисой и худруком Аллой Набоковой. Театр по-прежнему живет без своего здания, играет в ДК железнодорожников и на других площадках, а это знаете каково? Не заплати директор вовремя аренду — и пришедших зрителей приходится порой грузить в автобусы и везти на другую, срочно найденную площадку (такое бывает редко, но травмы помнятся). Зритель театр любит и относится с пониманием. А в нормальные дни СХТ живет, каждый день убирая и вывозя все свое хозяйство после спектакля, — будто тут никого и не было. И так десятки лет. Такое поймет только тот, кто сам испытал. Я наблюдала, как после праздничного вечера худрук Алла Генриховна Набокова в 8 утра мчалась в ДК проверять на всякий случай, все ли в порядке, а в 8.30 радовалась, что спаянный коллектив оставил в здании идеальную чистоту. Можно гордиться.

Бездомье, короче… Театр живет тяжело, но 30 лет — не шутка, и на юбилейном вечере чиновники, депутаты, в разной степени владеющие русским устным, клялись в любви, верности и безусловной помощи театру с получением площадки. А к юбилею СХТ Максим Меламедов (он уже в третий раз сотрудничает с труппой) выпустил прелестного «Лекаря поневоле» — стильный и грациозный часовой фарс, сделанный из чистого вещества театра и более не из чего, как и положено в отношении фарсов Мольера, если не грузить их, как бывает, концепциями про альтернативную медицину или врачей-коновалов. Я очередной раз оценила школу Л. Е. Хейфеца (Меламедов — из «хейфецов»), светлая ему память, и сыгранную, эластичную труппу СХТ.

Сцена из спектакля.
Фото А. Крылова.

Это был первый спектакль Меламедова, который я видела, но в его послужном списке, судя по публикациям, уже много спектаклей — и только классика, с которой он играет стилево и содержательно. Мольера ставит особенно много, наверное, сказалась «прививка» совместной работы с Миндаугасом Карбаускисом над виртуозной, вдохновенной «Школой жен» в Театре им. Вл. Маяковского. Это был лучший Мольер за последние годы.

В досье молодого режиссера, кажется, нет ни одной современной пьесы, что странно для человека его поколения, но не странно для ситуации последних театральных лет, а Меламедов только в 2021 году окончил ГИТИС. Как раз тут современным пьесам на современной сцене и пришел карачун.

Самарский спектакль тоже самым радикальным образом не имеет никакого отношения к сегодняшнему дню, разве что герои его — дураки, каких, по статистике, в мире 80%, а мы раньше думали, что меньше (теперь уже не думаем)… Повсеместная доверчивость как следствие физиологической глупости, граничащей с идиотизмом, конечно, важна в наших реалиях, но это скорее тема трагическая, а Меламедов делает спектакль легкий и не обремененный драматическим «узнаванием» (хотя в любом зале полно лиц, которые очень подошли бы фарсовым типажам).

Но прежде чем описать художественные свойства маленького часового спектакля, я чуть порассуждаю. В разных городах часто вижу спектакли вне времени, и это всегда заставляет задавать вопросы — себе и искусству театра. Ведь театр — это только «сегодня, сейчас, здесь» и никогда «вчера», и никогда «завтра»…

Сцена из спектакля.
Фото А. Крылова.

Как мы все ежедневно помним, Н. М. Карамзин функцию театра видел в том, чтобы гармонией искусства компенсировать человеку-зрителю дисгармонию окружающей его действительности. Это в России не устаревает никогда. Эмиграция в иномирие на пару часов, от тяжелых будней — несомненно, на века справедливый отечественный концепт Николая Михайловича К. Он-то Россию знал. По сути своей это даже концепт романтический, идущий еще от второй книги «Дон Кихота», но не будем углубляться.

Как мы вспоминаем чуть реже, есть и другая модель театра, брехтовская: поднять зрителя из бархатного кресла, встряхнуть до звона в голове — и отправить в жизнь, чтобы менять ее. Или чтобы он хоть на недолго задумался. И это тоже, несомненно, важная концепция театра авторства Бертольта Б.

Между этими полюсами и дрейфует театр, в разные эпохи кренясь то на один борт, то на другой. В стабильном буржуазном обществе возникает искусство протестное, в неблагополучных социумах люди стремятся к театру как отдыху, удовольствию, чистому художеству. И тут у театра, следующего Карамзину, одна задача: чтобы это было именно искусство, а не китчевая ерунда, чтобы гармония, а не «фигня-мигня», как любит говорить академик Кочергин Э. С.

Сцена из спектакля.
Фото М. Дмитревской.

Фарсу не нужны декорации. И на сцене — только несколько серых помостов (молодец художник Александр Карпов, меньше возить на склад, — подумала я, зная технические трудности СХТ). Но фарсу нужны костюмы — и художник Денис Шевченко отлично одевает персонажей в серо-пыльное, черно-пепельное, коричнево-выцветшее, бежево-блеклое, графитно-застиранное (все это колористически напоминает Марию Данилову в «Школе жен» — и отлично!). Действие тихонько подзвучено музыкой, ритмичными щипками по струнам, создающими ритм.

Сганарель этого спектакля — во-первых, отличный артист Сергей Трегубов, а во-вторых, многодетный отец. Дети (взрослые актеры в чепчиках) ползают, пищат и бегают, пока они с женой Мартиной, обаятельной Анной Марковой, ссорятся и флиртуют, флиртуют и ссорятся, причем ругань тотчас переходит во флирт — и того гляди появятся перспективы увеличения семейства, о чем Сганарель и объявляет Мартине. Супруги полны игрового и эротического азарта, причем эротика подогревается игрой, а игра — желанием… Пластическим лейтмотивом спектакля с самого начала станут… мокрые тряпки, которые Мартина сперва стирает в тазу, а потом отжимает и хлещет ими муженька по заднице. А он ее по попе — такой же мокрой тряпкой-юбкой. Они надевают на руки эти вещи из стирки и, встав на четвереньки, ведут разговор театральными карликом и карлицей: опять игра. Исключительно артистичное семейство. Но как только мокрые тряпки начинают крутиться над их головами пропеллерами — жди нового флирта. Ууууух! Вжжжжжжик! В финале уже все герои запустят над головами эти «вертолеты» — и понятно, почему: побеждает любовь, и назначенный лекарем Сганарель соединит «лишившуюся дара речи» Люсинду (Полина Власова) с ее женихом Леандром (Виталий Сидоров).

Сцена из спектакля.
Фото А. Крылова.

Вся интрига заворачивается потому, что на очередном круге эротической игры Сганарель вдруг отказывает Мартине. Ах так! Ну так будь лекарем, артист! И она «продает» его слугам Жеронта, ищущим врача.

Все дело тут в обаянии и мелких деталях. Сганарель — острый и худой, как Буратино, верткий, молодой, вожделеющий то жену, то кормилицу Жаклину (Анна Калганова) — причем не без взаимности. Когда он объявляет «у меня в Сорбонне по соскам была пятерка!» — можно не сомневаться: Сганарель отлично знает предмет.

В спектакле много игры, колотушек, наивных гэгов. Сганарель тут артист, который каждый раз верит в предлагаемые. Когда ему же рассказывают небылицы про него как доктора — он проникается верой в себя и эту выдуманную реальность. Даю зуб, на репетициях именно актерский мотив подкладывали под действие…

Есть тут и игра с залом.
— Какие языки вы знаете?
— Латиницу, — подает голос зрительница (именно так, а не «латынь»).
И Сганарель, а за ним все начинают прибавлять латинские окончания к каждому слову…

Труппа СХТ на юбилее театра.
Фото А. Крылова.

Спектакль с восторгом принимается зрителями СХТ. У них, конечно, не возникает сакраментального вопроса: почему и зачем сегодня нам/мне этот милый пустяк без какой-то очевидной темы? Зритель понимает — его просто радуют своим мастерством артисты. Ведь зачем люди ходят в театр? Именно за этим. Что бы ни происходило, Россия живет укладом, не меняющимся десятилетиями. В этом укладе есть привычка надеть красивое, причесаться и пойти на спектакль — посмотреть на любимых исполнителей, отдохнуть и сфотографироваться. Человек идет от своих забот в театр — и «Лекарь поневоле» дает ему праздник, притом хорошего вкуса. А спросить, зачем это сейчас, попросить причинно-следственно соединить «погоду в доме» и «тысячелетье на дворе»… дорогой россиянин категорически не поймет, о чем речь, он этого не умеет и не считает нужным что-то в уме соединять… Так что Максим Меламедов попадает со своей театральной игрушкой точно по адресу, даря залу отдых и хороших комедиантов. И если первая встреча с Мольером у зрителя произойдет именно на этом спектакле — ему сильно повезло. Контровой свет Эмиля Авраменко очень красиво дает живописные абрисы фигур в серо-пыльном, черно-пепельном, коричнево-выцветшем, бежево-блеклом и белом застиранном…