«Екатерина Великая». С. Дрезнин.
Омский государственный музыкальный театр.
Дирижер Александра Чопик, режиссер Сусанна Цирюк, художник Алексей Тарасов.

Мюзикл Сергея Дрезнина «Екатерина Великая» спустя семнадцать лет после премьеры в Свердловской музкомедии продолжил свою сценическую жизнь в Омске. Впрочем, и спектакль в Екатеринбурге 2008 года рождения до сих пор в репертуаре, идет с неослабевающим успехом и являет собой пример завидного долгожительства, редкого для современного мюзикла. Омский вариант — новое осмысление произведения на тему, зрительский интерес к которой постоянно умножается. Выходят бесконечные теле- и киноверсии о перипетиях царствования прославленной императрицы. Перечень Великих Екатерин, представленных самыми что ни на есть знаменитыми, разными по возрастам и фактурам актрисами, занял бы не одну страницу текста (особенно если включить регалии исполнительниц).

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Внимание к историческим событиям времен политических убийств, государственных реформ, первых крымских войн, народных бунтов, Пугачевского восстания, репрессий по отношению к русскому вольнодумству в лице Александра Радищева и одновременно тесных контактов с французскими просветителями объяснимо. Бурный конец XVIII века позволяет вновь и вновь обращаться к истокам того, что во многом происходит в мире сегодня, в начале третьего тысячелетия. Выискиваются сходства и отличия, выявляются все более детальные обоснования решений и поступков, выстраиваются как бы заново причинно-следственные связи.
Может и странно делать это в песнях и танцах неакадемического толка, и странно пытаться живописать исторические события средствами мюзикла, в природе которого изначально заложен некий дайджест, если не сказать схематизм любого сюжета, и странно ожидать уточнений и откровений. Но искусство театра вносит свои коррективы и в сочетании с музыкой способно придать объем и глубину там, где это не особенно ожидается.

Вот и в Омске питерская команда постановщиков (режиссер Сусанна Цирюк, дирижер Александра Чопик, сценограф Алексей Тарасов, хореограф Антон Дорофеев) сумела само произведение частично драматургически усовершенствовать и перестроить и в содружестве с композитором расширить, добавив номера и репризы. В результате получилось масштабное художественное полотно, которое средствами музыкально-драматического искусства выразило то, что иначе, нежели логикой чувств, показанной хорошему мюзиклу, кажется, невозможно объяснить. Постановка многое дает воспринять эмоционально: плач-колыбельную крестьянки, трагическую задиристость Пугачева, горестные размышления Радищева, лирические повороты жизни Екатерины. И это при том, что спектакль получился из разряда гранд: густонаселенный, с большими массовыми сценами, с подробным хореографическим рисунком коллективных и индивидуальных эпизодов. И им с музыкальной точки зрения властно управляет дирижер Александра Чопик.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Сценография Алексея Тарасова стремится к максимальной обобщенности и одновременно конкретике. В пустом черном пространстве сцены, как остров, выстроена белая конструкция на поворотном круге. Она то демонстрирует витую лестницу, ведущую на верхнюю площадку, то разворачивается подковой золотого торжественного зала, то предстает помещением, где коротает время охрана, то выгораживает пышную царскую спальню с огромным ложем, которое не хочется называть прозаическим словом кровать. Появления персонажей осуществляются сквозь арки и боковые проходы — через них протискиваются придворные в изломанном танце, шагают преданные императрице военные, вываливается бедная или нарочито нарядная народная толпа. Нашлось место для фрагмента кирпичной стены, у которой хладнокровно совершается убийство императора Петра III, и там же буднично, по-деловому происходит показательно жестокое избиение наследника Павла. Видеоряд рифмуется мизансценами-повторами, рифмуются персонажи. Не случайно в спектакле и Петра, и Павла играет один артист (в первый день Игорь Парамонов, во второй — Кирилл Васильев) — эти герои, как близнецы-братья, заряжены прусским духом и играми в солдатиков, и не только Екатерине представляется, что не продолжат они преобразования во славу России.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Эпизоды лирические, интимные сменяются ансамблевыми, бурными или статичными, хоровыми. И есть в этих моментах и пронзительный лиризм, и жесткость, и карикатура, и пафос. Сцена как бы усугубляет воздействие музыки, усиливает иногда ее странность. Так проходит первая картина, когда народная толпа в белых одеждах, не то снегом запорошенная, не то саваном окутанная, разражается интонациями и ритмами типа блюз. Сначала кажется, что одно противоречит другому, потом становится понятно: так строится действо в целом — в бесстрашном сопоставлении иногда несопоставимого: искривленной, не мюзикловой пластики, угловатых поз (в этом мастер Антон Дорофеев) и попытки исторической точности в гримах и костюмах, которые в свою очередь художественно преображены. Спектакль Сусанны Цирюк не щадит зрителя и не боится его шокировать. Здесь кровь так кровь на лице и одежде, лохмотья так лохмотья, открывающие тело. Взлетает бутафорская отрубленная голова Пугачева, а потом вдруг, как контраст, появляются придворные дамы в иногда весьма пикантных нарядах, когда вместо платья — остовы для поддержки пышных юбок… Не прикрывается, а, напротив, обнажается театральными средствами галантный и жестокий век — железный век.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Над сложным сооружением центральной конструкции — с ее сочетанием лестницы, выгнутых и вогнутых стен, площадок разных уровней — высоко под колосниками просматривается гигантский шар Луны. Или неведомой планеты, которая угрозой зависает над подмостками. Будто образ из «Меланхолии» Ларса фон Триера не давал покоя постановщикам и столкновение планет неизбежно. Словом, событиям придается космический масштаб, и за тем, что происходит внизу, наблюдает кто-то сверху из полутьмы.

Центром разворачивающейся в долгом историческом процессе панорамной картины, конечно, является жизнь Екатерины. Она предстает в двух ипостасях. Сначала это история юной Фике, прусской принцессы, невесты наследника престола Петра (в первом составе Маргарита Дергилева, во втором — Кристина Демина). Пятнадцатилетняя девочка, восторженная и открытая к новой своей жизни в России, которую принимает всей душой, постепенно взрослеет и понимает, сколь труден путь обретения силы и власти. Таковы события первого акта. И во втором — перед нами уже зрелая женщина, императрица, умудренная опытом, государственным и личным (в первый день Ирина Ройз, во второй — Анна Шинковая). В спектакле тонко сохраняется баланс между жизнью царской и частной — показ героини будто извне, затянутой в парадные платья, и изнутри — без официоза, беззащитной, в белой рубашке, поверх которой накинут шелковый пеньюар, который можно затянуть на талии.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Роль Екатерины делится на две: одна — молодая Екатерина, другая — возрастная. Но в спектакле они пересекаются в воспоминаниях — в поддержке, грусти, сожалениях. Будто остается между ними внутренняя связь, и во взрослой Екатерине нет-нет да и мелькнет та девочка, которая не ведает всего груза забот и решений. В финале возникает вставка-рефрен песенки юной Фике о «liebe Mutter», словно позовет ее к себе для успокоения души. Эта Екатерина предстает перед смертью не всевластной императрицей при параде, а уставшей, хотя и сильной женщиной, не доверяющей наследнику престола, понимающей все сложности управления страной, которой посвятила жизнь. И возникает повтор рисунка сцены молодой Екатерины: в торжественном зале с золочеными стульями и креслом по центру она сначала будто примеривается к предстоящей роли, и в финале, едва передвигаясь, прощается с ней, будто навек застывая на троне, но отнюдь не в роли императрицы. Слова из заключительной арии — «Я ухожу со сцены… Запомните меня!» — хотя и звучат от имени персонажа, облеченного властью, но воспринимаются в человеческом, психологически мотивированном, понятном смысле. И вызывают острое сочувствие, переживаются как вершина драмы. Уже потом успокоившуюся навек Екатерину закроет официальный портрет императрицы в золотой кучерявой раме, спущенный словно с небес. Портрет увековечит дела, утвердит место в истории, а за портретом останется сокрытой судьба, полная трудностей, страданий, лишений, жертв.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Вот эта двойственность успехов и поражений, целей и средств, частного и всеобщего проходит сквозь спектакль некоей центральной идеей, и сквозь массовые сцены, и сквозь человеческую конкретику. Постановщикам, кажется, равно важны и стенания безумной крестьянки (виртуозная работа Анны Стеганцевой), и любовные признания статного красавца Орлова (Михаил Дергилев) или не менее эффектного Потемкина (Антон Завьялов, Джени Окропиридзе), и воинственные речи Пугачева (Илья Скляров, Даниил Новиков), восходящего на плаху, и философские размышления арестованного Радищева (Александр Серков). Поставлено так, что за каждым соло своя правда и боль, и нет у публики времени на отвлечение и скуку. Все горячо: борьба за Крым и превосходство русского оружия, Потемкинские деревни и казнокрадство, а главное — ощущение огромности цены, которая за все исторические ошибки и победы заплачена, каждым и всеми вместе. И постоянство вопросов к себе и истории…

Отсюда впечатление масштабности спектакля — от остроты и глобальности проблем, которые для мюзикла вроде бы считаются непомерными, но, оказывается, возможными. Правда, это происходит только тогда, когда намерения и их реализация совпадают. Такое редко, но бывает. Как сегодня в Омске.