«Нейроинтегрум».
Александринский театр.
Постановочная команда:
Юрий Дидевич, Евгений Черный, Алексей Олейников, Patrick K.-H., Олег Макаров, Татьяна Гордеева, Станислав Капулкин, Дмитрий Кильдюшкин.
Лучше всего о проекте «Нейроинтегрум»— его технологии, «закулисной» подготовительной части — рассказано профессионалом, одним из создателей проекта, здесь.
Человек, хотя бы мало-мальски не сведущий в области science art, наверное, не должен брать на себя такую ответственность. И все-таки я попробую.
По окончании перформанса (а он трехчастный: презентация, показ, обсуждение) Дмитрий Булатов, художник, теоретик искусства, куратор Государственного центра современного искусства, чья лекция в этот день предваряла «Нейроинтегрум», сказал, что обычно при оценке принципиально нового, экспериментального явления мы используем уже сложившиеся паттерны. И это значительно суживает горизонты этого нового, его действительную ценность. Для меня такими паттернами, наверное, стали искания художников-модернистов первой четверти XX века: от французских символистов с их стремлениями объединить цвет, звук, запах в общий поток ощущений и транслировать его зрителям, до нашего Кульбина с его исканиями в области синестезии, от Николая Евреинова, мечтавшего с помощью монодрамы развернуть на сцене ландшафты подсознания, до Виткация с его театром «чистой формы». Воплотить, вслед за литературой, поток сознания. Но театр оказался слишком неповоротливо-материальным, чтобы можно было реализовать задуманное…
Сцена из спектакля.
Фото — Е. Кравцова.
По прошествии более чем ста лет это оказалось возможным. Правда, происходящее если и можно отнести к области театра, то только по территориальному признаку. Но вот парадокс: художественная утопия всегда емче, многозначительней, чем ее воплощение на том этапе, когда уровень технологий вроде бы уже позволяет ее осуществить.
Над медиаспектаклем «Нейроинтегрум», презентованном как результат взаимодействия человека, компьютера и интерфейсов, работала большая команда программистов, медиахудожников. Представленное на Новой сцене Александринского в конце марта — его итог и самая верхушка айсберга.
Черный кабинет, стул, на стуле девушка в светоотражающем белом костюме, к голове девушки прикреплены датчики. Похожа на героинь космических саг середины 80-х. Фоном служит большой экран. Это Александра Румянцева — молодая москвичка, демонстрационная модель, чьи мозговые сигналы, преобразованные графической программой, транслируются на экран в течение 20 минут. Все это время она остается практически неподвижной. Лишь ближе к завершению делает несколько пассов руками (хореограф Татьяна Гордеева).
А. Румянцева в сцене из спектакля.
Фото — Е. Кравцова.
Мысли и эмоции героини бегут, скользят, текут, ветвятся — в виде линий, пунктирных и сплошных, точек, падающих капель, закручивающихся спиралек, кружащихся "созвездий«.Изображение преобразовывается в звук («из графической программы постоянно передается информация о том, что рисуется в данный момент, и на основании этого уже происходит озвучивание графического элемента»). При определенном настрое, расслабленности игра цветовых пятен, складывающийся на наших глазах графический ландшафт в сочетании с музыкой завораживает. Не вызывая стимула как-то считать или интерпретировать происходящее, соотносить его с потоком сознания модели. Скажем так: мысли перформера машина перевела на другой язык. Этот язык «звучит» красиво, и если просто отдаться его «звучанию», то можно впасть в своего рода транс. Но так ли уж необходим/возможен вторичный перевод этих сигналов на «человеческий» язык? Вовсе нет. Воздействие тут чисто эмоциональное, вне смысловых кодификаций, помимо знаковости.
Как рассказали в презентационной части авторы проекта, факторами, повлиявшими на выбор перформера, стали обучаемость, скорость реакций, готовность к взаимодействию с машиной. Но понятно, что теоретически такой кибермоделью, готовой при содействии машины распахнуть зрителям свою душу, может стать любой, от мала до велика, только времени на усвоение и адаптацию придется затратить больше. То есть, с одной стороны, подобные проекты — признание предельной ценности субъективного человеческого опыта, помимо его художественной значимости. (И это именно то, к чему стремились те, благодаря кому складывались мои паттерны, — «монодраматисты» и экспрессионисты.) А с другой — предельное абстрагирование индивидуального опыта, обезличивание, перевод машиной в некую чисто декоративную сферу.
Мне кажется, что в полной мере оценить происходящее можно лишь в том случае, если посмотреть, как работает эта система при участии разных человеческих «моделей», разных психотипов при воздействии на них разных раздражителей и предъявлении зрителям этих раздражителей. А то и самому принять участие в чем-то подобном… Что не так уж невероятно.
Статью писал абсолютно далекий человек от музыки, английского языка и, тем более, компьютеров. Интерфейс, дорогой мой, ни с чем не взаимодействует. Пользователь и компьютер взаимодействуют посредством интерфейса. И это очень большая разница.
Я так и не понял: они всерьез или прикалываются. Надеюсь, что второе. Хотя, нельзя не признать, что в исполнении авторов спектакля-эксперимента «Нейроинтегрум» идея поиска новых выразительных средств театра нашла куда более адекватное воплощение, чем во многих других подобных проектах. Как минимум потому, что безо всякого шаманства создатели реально демонстрируют такое средство. И это, действительно не вариации на тему уже известного. Прежние формы преодолены: зрелище создается без применения слова или жеста – одной лишь силой мысли. Буквально.
Спектакль в трех частях. Первая – видеофильм: по сути, разъяснение для зрителя технической стороны, приправленное рассуждениями о поиске современного театрального языка. Вторая – собственно экшен: девушка в белом (принципиально, не актриса, а «перформер») на фоне белого же экрана, в шапочке из электронных датчиков. На экране множатся черточки и спирали, формируемые сигналом девушкиного мозга, под тем же способом смоделированный звуковой ряд. Третья (и неотъемлемая) – обсуждение увиденного с авторским коллективом.
Понятно, что без третьей части не обойтись. Понятно, что главные вопросы зрителей: «Правда ли это?» и, разумеется, «А это вообще — театр?»
На первый вопрос — ответ однозначно утвердительный. Хотя, повествуя о своем прорыве в неизведанное, создатели не упомянули, что чудо-устройство под завораживающим названием «нейроинтерфейс» довольно давно в коммерческой продаже (299 долларов на сайте производителя). Что по сути это – аналог компьютерной мышки, преобразующий некоторое количество мозговых импульсов в электрические команды, с которыми можно сопоставить любые действия компьютера. Впрочем, то, что рисунки на экране и сопровождающие их звуки – «творчество» заранее написанной программы, а медиум-перформер лишь вносит в них свои индивидуальные коррективы, признать им все же пришлось. Кстати, существование такого «сценария» авторы, по их же словам, и считают безусловным доказательством театральной природы своего детища.
На самом деле, обсуждать художественность сигналов электронного гаджета, конечно же, бессмысленно. Собственно, и абстрактные картинки, созданные (как выяснилось, лишь в некоторой степени) с его участием — смысла в себе не несут. Единственным по-настоящему значимым фактом становится помещение всего упомянутого в театральную рамку. Если сконцентрироваться именно на этом, то «инновационный медиа-спектакль» в трех частях можно воспринимать, как вполне гуманистическое высказывание о тупике техно-цивилизации. О наших завышенных ожиданиях по отношению к ней, когда, напрямую соединив мозг и машину, вместо открытия нового измерения на выходе получаешь лишь «белый шум». При таком прочтении правдоподобность происходящего – только в плюс. А настойчивое обещание чуда с последующим разочарованием от увиденного, можно было бы посчитать неплохо скроенной и вполне театральной интригой.
Именно так, как изящный фэйк, хочется воспринимать все, что делается и говорится в «Нейроинтегруме». Просто потому, что если хоть на мгновение поверить в реальность эксперимента и серьезность намерения что-то понять о человеке на основании данных примитивного энцефалографа – очарование исчезает. Не знаю, кто как, а я все ждал, что в конце третьей части авторы, рассуждавшие об искусстве и нейронной активности, наконец, подмигнут залу. Кажется, это был бы хороший финал
Интересно. В Эстонии видел похожий проект но «тепло-ламповый». Там это все было чуть человечнее: парень и девушка, полукустарные проводки, айфон с программой измерения пульса и мозговой активности, в которую вклиниваются звуки порожденные мозгом и сердцем девушки перформера. Все в маленьком помещении, где зрители сидят на полу и самое главное по окончании презентации сами на себе могут опробовать действие аппарата. Здесь судя по фото — Большой стиль, что-то из начала 30-х когда авангард еще не утих но начал трансформироваться в большие массовые формы по выращиванию Нового Человека. «Строгий Юноша» Роома в-общем. Но мне кажется что здесь или должен быть элемент сильного воздействия — драматургия эмоций или интерактивность — вовлечение зрителей в процесс. Хотя конечно не могу судить, надо посмотреть.
Хорошее описание. Но с этим спектаклем много «но». «Воздействие тут чисто эмоциональное, вне смысловых кодификаций, помимо знаковости» — ну вот эмоциональное ли? Не уверен.
И еще: как человек, сколько-то лет проработавший с сайнс-артом, в том числе со «звездами» жанра, хочу внести ясность, дабы далее не недоразумений в дальнейшем. «Нейроинтегрум» — никак, нисколько, не сайнс-арт. Ни одним своим проявлением. В заблуждение вводит предваряющая его часть – лекции на эту тему. Правильный и грамотный ход, такая интеллектуальная разминка перед спектаклем необходима, но даже если внимательно следить за мыслю докладчиков, будет ясно, что спектакль в тему лекций не укладывается.
Назовите «Нейроинтегрум» — высокотехнологичным искусством, Hi-tack-art’ом, пост, или до-драматичным театром. Лучше старым добрым медиа-артом.
А вот тут мой торопливый текст по поводу спектакля: http://goggle.livejournal.com/130462.html