«Стихам здесь не место».
Театральная компания «Разговоры».
Режиссерская группа: Борис Павлович, Аглая Соловьева; художественно-постановочная группа: Ксения Тараканова, Наталья Федорок, Елена Чебуина.

Спектакль Бориса Павловича и Аглаи Соловьевой — это алогичные связи и абсурдные сочленения смыслов. Это случайно возникающие ассоциативные ряды и парадоксально сосуществующие в одном пространстве образы. Это веселые стишки, рождающиеся на фоне угрожающей черной кованой стены — то ли тюремной камеры, то ли борта ледокола (спектакль играется в помещении бывшего банковского сейфа). Классические дорические колонны нелепо торчат по краям этого странного места — разрезанные поперек, они составлены наоборот: капитель встречается с базой ровно посередине. Нижняя часть, опоясанная черными деревянными каннелюрами, напоминает клетку для птичек. Но белые тканевые голубки не сидят за ее решеткой, а порхают вокруг, на свободе. По полу расставлены перевязанные бечевкой стопки старинных книг.

Сцена из спектакля.
Фото — Таня Мелкозерова.

«Певцы!.. за вами по следам! / Так порхай наша, други, младость / По светлым счастия цветам!» — читает стихотворение Тютчева аутичный человек Антон Флеров. Сцену заполняют люди, садятся, прикладываются ухом к книжным стопкам, стараясь получше расслышать текст. И подхватывают стих. Эхом повторяются, накладываясь друг на друга, отдельные слова: любовь… творенье… голос… Медитация-встреча с поэзией Тютчева — будто подготовка, разминка, разгон перед созданием своих собственных произведений. Весь остальной текст спектакля был сочинен его участниками за полтора года инклюзивной поэтической лаборатории.

Стихи эти — рождающиеся из сочетания простых рифм и абсурдных выводов («Для того, чтобы стихи писать, / Надо сердцем комара позвать»), из готовности подхватывать даже самые странные идеи друг друга, из истории постоянных преображений и превращений, из нежных открытий-откровений, — очаровывают своей наивностью и легкостью принятия правил любой игры. Они утверждают рифмоплетство как способ восприятия жизни, легко поддающейся трансформации, мерцающей и вечно ускользающей от точного определения.

Как и все инклюзивные проекты Павловича, этот спектакль — исследование одиночества и поиск встречи, контакта, соединения и со-творения. Человек, читающий свои стихи у стойки микрофона, оказывается противопоставлен группе тех, кто в стихи разными способами «играет» — ритмически, на манер ладушек, или иллюстрируя текст буквальной театрализацией («Мы сели в машину, кто за рулем будет?»), или импровизационно подхватывая друг друга («Ну, например, мы встретили змея. И, например, заодно разбудили зверя. И, например…»).

Сцена из спектакля.
Фото — Таня Мелкозерова.

Эта совместная игра в сочинение полна азарта, искренних, взахлеб, реакций на неожиданные «предлагаемые обстоятельства». Поиск рифм на этом празднике воображения приводит к постоянной смене оптики: в бесконечном жонглировании объектами творимая реальность оказывается принципиально эфемерной, ускользающей, не поддающейся определению. Книги в ней летают как птицы, мыльные пузыри оказываются волшебными дарами, пила влюбляется в деревянный шкаф, а вытяжка способна избавить от всех страданий. Магия этих чудес — рукотворна, она рождается из внимательного вглядывания друг в друга, сосредоточенности на конкретных действиях, создающих особую ауру, заряжающую и зрителей.

Мир спектакля населяют персонажи чуть странные. Вроде бы, на каждом обычная одежда, но маленькие детали (торчащие в разные стороны косички, как у Пеппи, кружевной шарфик, широкополая шляпа, похожие на веточки провода на голове) делают артистов схожими с персонажами сказок. Их образы напрямую не связаны с произносимым текстом, в спектакле нет ни ролей, ни героев. Визуальный план создает поле для свободных ассоциаций, открытых любому типу мышления.

Сцена из спектакля.
Фото — Таня Мелкозерова.

Центральным эпизодом этого многофигурного хороводного кружения становится тихий этюд на двоих. Откуда-то из-за сцены звучит стих. В полутьме, на фоне железной стены одиноко сидит человек (Аким Норландер). Фоном — вой ветра и каких-то гудков, протяжных, реверберирующих. Постепенно сцену вокруг заполняют еще несколько фигур. Статичность их поз, отстраненность и разнонаправленность взглядов еще более подчеркивают одиночество каждого и всех. Вопреки факту физического присутствия в едином пространстве некого межгалактического вокзала (устойчивый для спектаклей Павловича образ) все они — персонажи из разных вселенных, не пересекающихся между собой. Ни появления, ни исчезновения этих фигур центральный герой будто и не видит. Но вот появляется, пританцовывая сама с собой, девушка с рыжими волосами. Он и Она будто впервые замечают взгляд другого — вообще чей-то взгляд. Медленно двигаются они навстречу друг другу. Аккуратно переставляют поближе стулья. В цепочке элементарных действий устанавливается неожиданная родственность между ними. «Свет бывает теплый и холодный», — говорит девушка. «Если лампочку покрасить, она будет желтой, розовой и красной», — вторит ей мужчина. Свой текст они читают с телефонов — важно не столько то, что они говорят, сколько акцентируемая уникальная манера речи, выявляющая индивидуальность чувства и непохожесть одиночества.

Сцена из спектакля.
Фото — Таня Мелкозерова.

Это обретение друга, обнаружение схожести, резонанса с другим преображают пространство. Сцену заполняют люди со светящимися белыми цветами: они окружают пару, вставляют ростки в черную стену — и железная камера превращается в магический сад чудес, обнимающий всех своих обитателей. В финале все участники спектакля вновь выйдут к микрофону, чтобы повторить по строчке из своих стихов. Эхом слова будут накладываться друг на друга. Но совсем не так, как в начале: не противореча, а продолжаясь бесконечно, сливаясь в единую мелодию — и даря счастье разделенного с другими бытия в пространстве абсолютного принятия.