«Тень». Е. Шварц.
Саратовский академический театр драмы.
Режиссер Александр Созонов, сценография Евгения Лемешонка и Александра Созонова.

Казалось, что «Тень» будет прямым публицистическим высказыванием. Во-первых, Александр Созонов — ученик Кирилла Серебренникова. Во-вторых, пьеса выбрана совершенно правильная. Драматургия Шварца вообще пришлась нашему времени прямо как перчатка на руку. А уж «Тень» — особенно. Я бы даже сказала, что из всего многообразия форм тоталитарных режимов наш, слегка похожий на демократию, почти всему народу принесший желанную стабильность, ну и «некоторое количество людей» сделавший счастливыми, полностью совпадает с тем, о чем написано у Шварца. Возникает полное ощущение, что эта сказка для взрослых написана в наши дни про наше время.

Но то, что я увидела, оказалось высказыванием не прямым и не публицистическим. Скорее, философским, местами психоделическим и явно располагающимся между разными театральными системами. Спектакль чрезвычайно технологичен и оснащен разнообразными приметами современного театра. Сценография принадлежит Евгению Лемешонку и самому Александру Созонову. И она создает именно тот образ мира, который необходим этому зрелищу: мир не то чтобы сказочный, а скорее фантастический. И его приметы близки к фэнтези, ну и к психоанализу, которому отдано все первое действие. Во втором действии, которое происходит во дворце, оптика резко меняется, там царят клишированные образы сегодняшнего эстрадного или телевизионного шоу. Огромную роль играют видео (Алексей Береснев) и свет (Нарек Туманян). Много хорошо придуманной анимации, рисунков, надписей. Вообще жанру комикса доверено многое: и жизнь городской площади («Дорогу ослу. Посторонитесь, люди, идет осел!»), и заученные афоризмы Принцессы («Все люди — лжецы», «Все люди — негодяи»), и заклинания народа («Король у нас есть, теперь заживем!»).

Ученый Христиан-Теодор здесь превращен в Писателя. Это такой Ученый/Писатель (типа нашего Евгения Водолазкина или, если брать выше, Умберто Эко). И он не просто изучает нравы южной страны, а придумывает свою, «книжную», Утопию, в которой все люди будут счастливы. (Но как известно из мировой практики, все реализованные утопии превращаются в антиутопии.) Писателя играет Андрей Седов, такой умный и обаятельный, что про его героя сразу хочется сказать: «Вот хороший человек», и понятно, почему в него сразу влюбилась Аннунциата. Он появляется на сцене и оказывается между двумя прозрачными экранами — в глубине сцены и на авансцене. В глубине высвечена маленькая комната с качающейся лампой. Она вполне может оказаться порталом (по крайней мере, как я себе его представляю) в другую реальность, и именно в ней появятся гости задремавшего героя. Его лицо дано на экране крупным планом, сквозь него просвечивают тексты Андерсена, а в глазах мелькают красные отблески. И его первый разговор с Аннунциатой (Дарья Ревина), смешной очкастой девушкой с брекетами, идет тоже на экране. Очень странно герой произнес фразу: «Откуда вы знаете, что я хороший человек?» Это было сказано без всякого кокетства и с такой невеселой интонацией, в которой предполагалась или рефлексия, или тайное знание своей истинной природы. «Так! Кажется, он вообще не человек», — с ужасом подумала я. Иначе откуда эти пустые глаза и красные отсветы в них? Может, это дьявол, он же Мефистофель, он же Сатана? (Сразу оговорюсь, что для меня эти образы — культурные знаки, без всякого религиозного смысла.) А может, он посланец из другого мира?

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Но то, что этот «не совсем человек» оказался в пограничном пространстве (привет Джозефу Кэмпбеллу и его «Тысячеликому герою») между двумя прозрачными экранами и все его «гости» были действительно как будто из сна, как-то успокоило. Потому что этим пространством оказалась, разумеется, сцена, и на ней-то и была та самая южная страна, в которой по соседству живут нормальные люди — спящие красавицы, людоеды, мальчики-с-пальчики, — не мешая друг другу. И вот, наконец, на эту сцену выбежал первый физически реальный человек — Пьетро, хозяин гостиницы, по совместительству милейший Людоед и отец Аннунциаты (Игорь Баголей), и действие начало развиваться в привычных формах. Слава богу, живые люди, обычные людоеды, никаких красных бликов в глазах…

Юлия Джули в исполнении Татьяны Родионовой получилась светской девицей, как будто выпрыгнувшей из рекламного ролика или со страниц глянцевого журнала. Вот именно там водятся такие специальные девушки с бессмысленными глазами, ботоксными губами и силиконовым бюстом. Актриса работает ярко, остро, пародийно, со смешными и точными оценками, и видно, что ей это доставляет настоящее удовольствие. Цезарь Борджиа в исполнении Максима Локтионова такой борзописец — кузнечик в узких брючках, кургузом пиджачке, с абсолютно стертым лицом и бесстыдной улыбкой. Блистательные афоризмы Шварца идеально вылетают из этого рта: «Выругаешь человека, а он недоволен. Мне бы хотелось найти секрет полного успеха. Ради этого секрета я готов на все». Принцесса в исполнении Зои Юдиной — настоящая готка, мрачная, вся в черном. Глубоко закомплексованная девушка, которая так и не поймет, в чем она ошиблась и почему несчастна. Ученый/Писатель здесь решен, как герой мифологический, который поначалу не подозревает о своем предназначении, потом попадает в пограничный мир, а потом проходит инициацию, целую цепь испытаний, погибает и возрождается в ином качестве.

Когда Аннунциата доходит в своем рассказе до завещания их короля, Христиана-Теодора начинает в прямом смысле слова физически ломать, он как будто примеряет на себя королевскую сущность, облачившись в мантию и поучаствовав в макабрической ритуальной процессии. Он проходит омовение в ванне под фигурой висящего над ним человека (потом мы поймем, кто этот человек), и что-то в нем неуловимо меняется. Перебирая свои листки, он вдруг начинает грезить уже не о счастье всех, а о своем собственном. Это важный момент. Психоделический орнамент на экране завораживает, кружит его и Принцессу в странном, насмешливом танце, похожем на сон (хореограф Александр Сафронов). И в этом сне героя призывает любовь. Разумеется, на ее зов он откликается ясным желанием: послать свою тень к любимой девушке, ну и далее по тексту Шварца. Замечательно придумано отделение Тени. Она не просто отделяется от тела Христиана-Теодора — это как будто человека раздирают пополам. Отделившись и обретя физическую сущность, Тень переваливается в огромный иллюминатор — портал, открывшийся в прозрачном экране. А почти мертвое тело героя остается на сцене. На экране его лицо плавает в какой-то жидкости, и лягушка, та самая, в которую так боялась превратиться навеки испуганная Принцесса, ползает по нему, видимо, в ожидании поцелуя. Все это напоминает страшное сновидение. Да и вообще в первом действии много сновидческих тем, знаков, символов.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Сам режиссер не раз говорил в интервью о том, что Тень — это «ухудшенная версия нас самих». Допустим, но тогда интересно понять, что остается от человека, когда «ухудшенная версия» покидает его бренное тело и сознание. Тень героя прекрасно играет Александр Каспаров, брутальный, энергичный, бородатый и ничуть не похожий на «лучшую половину» покинутого им хозяина. Если это разделение героя происходит по принципу Добро/Зло, тогда с Добром дело обстоит совсем плохо. Герой, оказавшись без тени, совсем утратил силы и превратился в инвалида-колясочника, которого самоотверженно катает Аннунциата. Тень забирает у него все силы, высасывает все жизненные соки. Он превращается в слабого благодушного болтуна. Настоящая сила и энергия принадлежат Злу. У Добра нет сил на борьбу, все они уходят на поддержание веры в то, что «все будет хорошо». Напомним, что в пьесе есть и еще одна позиция: Доктор, напоминающий образы всех докторов в пьесах Чехова и даже Ибсена. Валерий Малинин очень умно, психологически достоверно играет человека, защищающего свою психику цинизмом и содержимым фляжки. И у него тоже есть защитный хэштег — #Махните на всё рукой. Сцены во дворце поставлены и сыграны как череда отточенных реприз Первого министра (Владимир Назаров) и Министра финансов (Виктор Мамонов). Замечательная пара «первых сюжетов» Саратовского театра не дает пропасть ни одному афоризму, ни одной язвительной реплике блистательного шварцевского текста. Министр финансов, тело которого складывают и раскладывают согласно его приказаниям четыре лакея, напоминает сложно управляемую марионетку, уверенную в своей независимости. Все эти сцены стоят немного особняком в общей истории испытаний героя. Потому что сам он участвует в них опосредованно — через своего двойника. Христиану-Теодору, находящемуся в блаженном неведении относительно положения дел в мире, все эти дворцовые хлопоты совершенно неинтересны. И Тень не случайно замечает ему: «Я всегда был ближе к земле, чем ты». Получается, что она (Тень) права и в прямом, и в переносном смысле. Свидание с «худшей половиной себя» происходит в пограничном мире — между сном и явью. Оно красивое и даже в чем-то лирическое. Не часто человек встречается со своей отделившейся половиной. Надо сказать, и Тени тоже не просто чувствовать себя отдельным организмом. И шея болит, и все члены ломит. Видимо для тренировки он таскает за собой замученного человека в ошейнике и на поводке, скорее всего, свою лучшую половину. Так же как над Христианом-Теодором иногда возникает как дамоклов меч безжизненная «худшая половина» в виде висельника.

А. Каспаров (Тень).
Фото — архив театра.

Во втором действии власть сновидений заканчивается. Начинается вполне реальная земная жизнь. Никаких границ между снами и явью, никаких потусторонних миров уже нет. Мне второе действие показалось скучнее, чем перемещения в пограничных пространствах. Такое чувство, что в нем-то режиссер и решил высказаться прямо и недвусмысленно. Все, казалось бы, на месте. Есть и убийственная шварцевская сатира (невозможно представить, что это было написано в 1940 году!). Есть и сегодняшние смыслы, их и искать не надо: все существует в тексте. Здесь, наконец, находит применение своим силам и расправляет плечи вечно находящийся в тени Тайный советник (Олег Клишин). Ликование народных масс связано с единственным словом, приписанным Шварцу: #Стабильность. Не очень понятно, нравится ли стабильность народу. Главное (если по Шварцу), нравится привычка жить, как жили раньше. С королем и с доносами. Особенно приятно, что можно объявить врагом соседа, у которого поганый характер. Простодушный и совершенно искренний Капрал, сажающий, запрещающий и опасливый, в исполнении Андрея Казакова и есть сам народ.

Как это обычно бывает с хорошими людьми, когда они устают бороться, Христиан-Теодор, вняв совету доктора, прикладывается к фляжке и, слегка навеселе, идет во дворец. Как и положено по мифологическому канону, в полном упадке сил он должен пройти самое главное испытание, а потом погибнуть и возродиться. И главный подвиг шварцевского героя состоит в сражении с собственной тенью, а значит, с самим собой, с худшей своей половиной. Но именно эта схватка с Тенью, включая знаменитое заклинание, оказалась совершенно лишена драматизма. Помня, как страшно, физически непереносимо отдиралась Тень от человека, я думала, что последняя их схватка будет придумана сложнее. Конечно, эффектно поставлено появление Тени и Принцессы, их мрачное брачное шествие через зрительный зал. Неожиданно появление на экране негативных рисунков (как будто свет и тень поменялись местами, и мы видим все глазами самой Тени) и превращение всех в вампиров. Вполне идиотично звучит песня Юлии Джули «Не стоит голову терять». И потеря Тенью головы, и мантия, кучкой лежащая на полу после побега Тени, и возрождение героя после гибели — все на месте. И все идет по тексту, но новых театральных смыслов не прибавляется. Немного жаль первоначального замысла, так красиво раскручивающего в первом действии психологию сновидения, зыбкость границ реального и вымышленного, сна и яви. Но многое искупает финал, в котором идет бесконечный дождь, смывающий все следы, устанавливающий главную границу жизни и смерти, мифа и истории: до и после. И уход героя с красавицей Аннунциатой. Главное для него — не оглянуться. Это же тоже закон мифа. Он и уходит, не оглядываясь. Ну и чтобы идея торжества жизни была предъявлена убедительно — на экране мы видим беременную Аннунциату. Что называется, совет вам да любовь!