О спектаклях Акмолинского областного русского драматического театра (г. Кокшетау)

Город Кокшетау прямо сейчас — один из центров театральной культуры Казахстана. В небольшом селении на 280 тысяч человек сразу два театра, в одном из которых оказались востребованы четыре сцены, на которых актеры играют сложную, нетривиальную драматургию. В сезон выходит 10 (!) премьер, и репертуар только усложнятся. На этот раз — Беккетом и Макдонахом.

«В ожидании Годо». С. Беккет.
Режиссер Аян Алимбаев.

В первый день весны, будто в противовес инфоповоду из соседней страны, на Малой сцене Акмолинского театра премьера — «В ожидании Годо». В основе текста — бессмысленность всякого ожидания, и особенно ожидания чуда. Главные герои спектакля Эстрагон и Владимир находятся нигде и никогда (но после 1900 года) и пытаются потратить время до вечера, чтобы встретиться с ничем. В реальности герои добрались до Марьино, чтобы сделать реальным чудо бессмертия.

Сцена из спектакля «В ожидании Годо».
Фото — архив театра.

В спектакле Аяна Алимбаева зрители садятся друг напротив друга, огороженные островком сцены-подиума. В одном конце подиума стоит электрический столб (он здесь вместо знаменитого беккетовского дерева), в другом — бутафорский камень. Пара персонажей выглядит несколько непривычно: Владимира играет Жасмин Тазабекова — молодая актриса, не скрывающая своей грации и женственности, а Эстрагона — Мадияр Жакып, который вполне мог бы составить ей пару. Казалось, что в Беккете будут искать Фрейда.

Однако, когда спектакль начался, стало видно, что режиссер не придал значения собственным решениям: отношения персонажей строго дружеские, а их действия подчиняются не новой реальности спектакля, которая рвется и хочет соединиться со зрителем, а ремаркам драматурга. Особенно очевидно это при появлении пары Поццо/Лаки (Жеке-Батыр Кемен и Даурен Шакиров). Даурен держит замороженную улыбку на лице и вещи в руках, точь-в-точь как написано у автора, да и остальные артисты настолько бережны с текстом, что начинают в нем тонуть.

Зритель оказывается в лимбе еще более непонятном, чем герои пьесы. С одной стороны, режиссер сделал шаг в сторону современности, поменяв гендер героев и добавив в начало пьесы отсылки к реальности (персонажи учат друг друга казахскому языку, а 1900-е в тексте сменяются на 2000-е). С другой — костюмы героев, вечные чемоданы из абстрактного XX века, замкнутый за четвертой стеной способ игры и отсутствие поиска в переосмыслении текста. Нам будто бы предлагают смотреть на «В ожидании Годо» как на текст-новинку, но сделали к этому слишком мало шагов.

В середине спектакля наметился слом — в единственном монологе немого Лаки актер начинает говорить интонациями католического священника. Как будто Бог решился сам спуститься и что-то сказать героям. Остальные персонажи реагируют на это ровно так же, как и на другие события внутри спектакля: просто следуют ремаркам драматурга, у которого прописано, что они пытаются заткнуть Лаки рот. Неужели им здесь тошно от присутствия Бога?

Черту под противоречиями подводит музыка. Эстрадно-клоунский саундтрек, который то и дело включается в колонках, отдает нафталином, так же как серые костюмы с панамками в роли «котелков». Актеры старательно пытаются цеплять друг друга репликами, реагировать «по правде жизни» на неоправданно-абсурдный текст, в результате не наполняя его смыслами, а обесцвечивая окончательно. Почему Годо не пришел к Эстрагону и Владимиру? Почему они представляются чужими именами? Почему так искренне не замечают цвет ботинок? Режиссер оставил эти вопросы на откуп зрителям.

«Калека с острова Инишмаан». М. Макдонах.
Режиссер Рача Махатаев.

Неожиданно ответ на вопрос «как нам дождаться Годо и зачем вообще его ждать?» дала мрачная комедия Мартина Макдонаха. Беспросветный мир Инишмаана, на котором живут несчастные герои, режиссер Рача Махатаев делает ареной для противостояния света и тьмы. История инвалида Билли, который внезапно получает шанс исполнить мечту детства и уехать в Голливуд, но решает, что помереть ему нужно на родине, становится историей возрождения сил света внутри каждого отдельного человека.

В начале спектакля темное пространство Большой сцены театра завалено пластиковыми бутылками и металлическими клетками разной формы. Макдонаховские персонажи хоть и остались с ирландскими именами, но больше всего напоминают грязных обитателей горьковской ночлежки. Они валяются между мусором и стонут в унисон пароходному гудку — он одновременно и надежда на спасение, и просто примета географии: на огромных озерах близ Кокшетау этот звук можно представить так же просто, как на ирландском острове.

Сцена из спектакля «Калека с острова Инишмаан».
Фото — архив театра.

Герои на дне: мы видим грязных людей в оборванных одеждах, которые ищут не смыслы, а способ выжить. Мир, который создают режиссер и сценограф Ксения Бодрова, отталкивает. Отталкивает тем, что в нем нет красоты и есть насилие, тем, что в нем много грязи (помимо бутылок артисты буквально сами вымазаны в чем-то черном), тем, что персонажи пытаются привязать к себе веревками других людей, но не пытаются привязаться к самим людям. Герои здесь часто липнут друг к другу, толкаются, а Джоннипатинмайк в исполнении Тимура Валиева еще и буквально набрасывается на прелести Кейт и Эйлин, тетушек Билли, недвусмысленно намекая на жажду насилия.

Калека Билли (Анатолий Егорин), который ходит кое-как, медленно и протяжно говорит, вписывается в этот мир вполне органично. Кейт и Эйлин постоянно пьют, и мир для них — больше развлечение посреди скуки, чем объект заботы. В постановке «Калеки…» часто акценты расставлены так, чтобы было ясно: весь мир болен душой, а Билли один чист и светел. В этом спектакле Билли тоже отличается от других героев, хотя бы тем, что единственный читает Библию, с которой выходит в начале действия. Вот только это не значит, что ему свойственны все христианские клише. Так, в финале разговора с малышом Бобби — счастливым обладателем лодки, Билли срывается и сильно трясет его, схватив за грудки, требуя не называть себя калекой. Христианского смирения тут нет и близко, но есть жажда добиться изменений.

Вообще, Анатолий Егорин в роли Билли совершает актерский подвиг. Во-первых, ему необходимо физиологически действительно играть инвалида: странно вытянутая в сторону нога, согнутая все время рука, дрожащие губы и немигающий потусторонний взгляд держатся весь спектакль. До самого финала это воспринимается как нежелание режиссера придумать более гуманный ход, найти менее натуралистичное решение, но к финалу становится ясно, что в этом страдании есть необходимость. Билли здесь — не просто носитель добра, он его проповедник, который своим отъездом с острова создает жажду внутреннего света у его жителей.

Сцена из спектакля «Калека с острова Инишмаан».
Фото — архив театра.

При этом и без Билли на острове все не так плохо с порядочными людьми. Например, доктор МакШерри в исполнении Андрея Владимирова едва ли не ближе к святости, чем сам Билли. Прожив столько лет на острове, он все еще искренне удивляется тому, как Джоннипатинмайк позволяет своей матери пить виски, и наотрез отказывается рассказать сплетнику медицинскую тайну. В нем нет цинизма, который так свойственен представителям его профессии, а есть искреннее желание помочь, отчего за ним больно наблюдать.

Еще один пример — малыш Бобби. Станислав Тавгень играет его, будто бы опираясь на образ Сэмвэлла Тарли из «Игры престолов». Дородный детина, который при этом и мухи не может обидеть. Если по пьесе он запускает камнем в голову надоевшему Джоннипатинмайку, то здесь он просто хватает его, не нанося никакого вреда. Потому его согласие и искреннее сочувствие Билли кажутся еще более оправданными. При этом очевидно, что разница между Бобби, доктором и Билли в том, что Билли не только наделен светом внутри себя, но еще и обнаруживает в себе желание им делиться.

В отличие от остальных героев, явно распределенных по условным «лагерям», Хелен и ее брат Бартли (Оксана Науменко и Алексей Финцер) зависли где-то между. Она — первая красотка острова, которая обладает вызывающей внешностью — короткая юбка, рваные колготки, пирсинг и татуировки — и не менее выдающимся цинизмом. Ее брат в целом ничего не замечал, кроме вкусных конфет. Подстраиваясь под нравы острова, они, с одной стороны, частенько проявляют насилие — издевательство над памятью о родителях Билли, с другой — детскую невинность. Их трансформация по ходу спектакля самая простая: всего лишь нужно перестать пытаться быть хуже, чем они есть на самом деле.

Сцена из спектакля « Калека с острова Инишмаан».
Фото — Антон Алексеев.

Мир Инишмаана начинает очищаться, как только Билли вместе с Хелен, Бартли и Бобби покидают остров. Актеры убирают сцену, заваленную бутылками, оставляя под ногами черный, строгий сценический планшет. Решение парадоксальное: почему, как только светлый герой исчезает из пространства, мир становится лучше? Один из возможных ответов — так жители Инишмаана восполняют дефицит чистоты, который возник на острове с отплытием Билли. Еще один парадокс: в темном мире этого спектакля за свет отвечает музыка Ярослава Жукова. Актеры и зрители постепенно погружаются в звуковую среду, которая одновременно напоминает Баха и Циммера. Что-то очень возвышенное, приподнимающее нас к небу, и в то же время позволяющее отстраниться от натуралистичности происходящих страданий.

Вернувшиеся «со съемок» Хелен и Бартли уже привезли в себе «бациллу» любви к ближнему: Бартли так вообще ходит с той самой Библией, которая была атрибутом Билли, а Хелен уже держит в голове план, как осуществить мечту брата, над которой насмехалась раньше, — она купит ему телескоп. То, насколько сама она далека от пошлости и, в сущности, невинна, показывает сцена уже после возвращения Билли на остров — девушка нелепо сворачивает губы в сторону Билли для поцелуя, явно демонстрируя полную неосведомленность в любовных делах.

Другим героям, чтобы отыскать в себе свет, приходится меняться еще более радикально. Кейт и Эйлин (блестящая пара Елена Разумовская / Мария Магзумова) получают через Бобби письмо от Билли. Пока они читают его, мы видим, как их лица, лица алкашек, которым скучно жить, наполняются новой энергией. В процессе чтения они перенимают неторопливую манеру говорить самого Билли, а к финалу, когда по тексту возмущаются и желают ему «не доплыть до Америки», уже видно, как любовь окончательно захватила их сердце. На глазах у обеих — слезы радости, а проклятия — нелепая игра друг перед другом, которая обрывается искренним возгласом «и я хочу снова увидеть калеку Билли».

К финалу все жители Инишмаана собираются вместе, чтобы посмотреть телевизор. Джоннипатинмайк берет на себя функцию антенны — держит в вытянутой руке металлическое колесо, от которого зависит сила сигнала. Не важно, что там за фильм, главное, что заканчивается он возвращением Билли, возвращением в новый мир, где уже стало чище, а любви больше. Ею заражены все, и хеппи-энд был бы очень близок, если бы не доктор, который подставил платок под кашель Билли и увидел там кровь.

Есть ли в этом спектакле смерть? Сверху спускаются металлические тросы, к которым актеры прицепляют бесформенные клетки, а когда они поднимаются над головами, становится очевидно, что это облака. На этом фоне Анатолий Егорин избавляется от признаков калеки, но Билли остается внизу, вместе с остальными жителями острова. Актер срывает повязки, распрямляет конечности и меняет походку, то есть буквально преображается на глазах у зрителя. Можно воспринимать это как выход души Билли из человеческой оболочки, его вознесение, но, кажется, точнее здесь «исцеление», подарок главному герою за его веру в добро.

Сцена из спектакля «Калека с острова Инишмаан».
Фото — Антон Алексеев.

Рача Махатаев создал спектакль пронизывающей актуальности, притом что обошелся без прямых аллюзий. А осталось ощущение, что даже после ухода героя нужно продолжать жить и искать в себе свет. «Добрым быть не больно», — говорит Бартли во второй половине спектакля, вычитывая это из Библии от Билли. «Любовь сильнее страха», — повторяю за ним я и тысячи людей. Кажется, если нам и надеяться на чудо после 1 марта, то взращивать его нужно внутри себя.