Бывают счастливые вечера. Сегодняшний был счастливым.

22 февраля в Доме актера собрался полный зал. Собрался, чтобы вспомнить в день его 90-летия Аркадия Иосифовича Кацмана. А что такое Кацман и «кацманята»? Это самые любимые, те, с кем связано счастье молодости, искусства, начала жизни, набитый битком зал Учебного театра, весна. Это курсы «братьев и сестер», «звезд» и «трех сестер», Чувашская и даргинская студии, режиссеры товстоноговских курсов, где вторым педагогом множество лет был Кацман. У каждого вуза есть что-то, что объединяет, дает радость, вселяет гордость, рождает воспоминания (недаром в зале люди одновременно улыбались и хлюпали носами). Для Моховой последнего исторического периода это объединяющее слово, понятие, знак — Кацман. Его легко и весело вспоминать, в нем не было величия, он был настоящий белый клоун с рыжими крашенными волосами, верил в магическое «если бы» и мог серьезно вспоминать, как был в окопах 41-го, хотя никогда там не был.

В видео-воспоминаниях Валентины Ковель, записанных к его 70-летию, она рассказывает, как к ним на актерский курс, в эвакуированный в Томск институт, пришел Аркаша Кацман. Я уже который раз торможу на этом месте. Дело в том, что в молодые годы мне пришлось заниматься разборкой институтского архива, и тогда мы очень много общались с Аркадием Иосифовичем. И он совершенно достоверно рассказывал мне, как во время войны эвакуировался с институтом на Кавказ, как они бежали из станицы Горячеводской, которую должны были занять немцы, и как закапывали по пути, устав от тяжести, институтский архив… Это было убедительно, художественно и впечатляюще. А Ковель говорит про Томск. Может быть, и Горячеводская была его «1941-м?»…

«Где твои 17 лет? Здесь, на Моховой!» — пели похожие на себя образца 1979 года «кацманята», а каждый вспоминал не только их, но и свою «дорогую Моховую», на которой стоял у Жигулей-«семерки» неуемный Аркадий Иосифович. У каждого курса связано с ним множество трагикомических эпизодов, и только ленивый не пародирует его горячую манеру говорить (вообще, стать предметом пародий — мечта любого педагога!), при этом в сегодняшнем вечере была (свойственная и Кацману!) патетическая нота. Он вселял в ребят не только веру — «нам каплю солнышка глотнуть, и мы опять начнем сначала» — он давал им спасительный профессионализм.

Никто не умел так набирать и выпускать звезд, никто не был одновременно так наивен, смешон, элегантен и истов. Он любил людей, любил студентов, поток жизни. Может быть, поэтому часто стоял после занятий у дверей института, горячо, экзальтированно, озабоченно обсуждая то с одним, то с другим беды и радости театрального дела. Кипятился, негодовал, доказывал, восторгался.

Нет, определенно и странно, но он и сейчас не покинул наших пределов, «Кацмана на вас не хватает» — до сих пор говорят мастера студентам, засвидетельствовал Валерий Николаевич Галендеев, замечательный ведущий вечера (вторым был Михаил Морозов). Замечательно, впрочем, выступали почти все — от Андрея Дмитриевича Андреева (я никогда не слышала такого вдохновенного и остроумного его выступления) до Исаака Романовича Штокбанта и Романа Смирнова, от Вениамина Михайловича Фильштинского, «унаследовавшего» последний недоученный кацмановский курс и легендарную 51-ю, до Ларисы Малеванной, Льва Абрамовича Додина. Представьте, приехали «те самые» чуваши, изумительно пел Владимир Бурмисторов…

Потому что Кацман вдохновляет!

Он гордился своими учениками, желая им одного — трудной счастливой жизни в театре. Когда Учебный театр прощался с ним, его последний курс, курс «кацманят», отплакав Учителя, поднял вверх колокол, звон которого собирал на уроки кацмановских студентов, — и проводил этим звоном в последний путь человека, который не давал покоя ни себе, ни другим. С уходом Аркадия Иосифовича институт потерял грань художественности. Кацман был живым свидетельством того, что мы — вуз художественный, не технологический, не политехнический, мы растим художников. В его рассуждениях о миссии театра было что-то страшно наивное, детское и замечательное.

Кацман был человеком художественным, и как всякий художественный образ, обладал массой каких-то любопытных, пртиворечивых, жутких, смешных черт. И в институте к нему относились как к чему-то художественному: его обусуждали как художественное произведение, им возмущались и восторгались как художественым произведением. Его до самого конца звали Аркадием. Аркадий — это тоже образ, есть педагог А. И. Кацман, а есть образ «Аркадий». Я не знаю, кто еще в институте вызывал такое бурление эмоций.

Я никогда не училась у Кацмана, не имела никакого отношения к факультету драматического искусства, но когда начала заниматься театральной критикой, он, как человек необычайно азартный и интересовавшийся всем, что происходит в институте, стал и меня ловить за рукав и спрашивать, что мне понравилось или не понравилось. Общение наше протекало в основном на Моховой, в подворотнях, в институтских коридорах. — Простите, вы кто? Что вы здесь делаете? — обычно останавливал он знакомого. И приходилось подхватывать игру, придумывая, кто на сей раз и почему оказался здесь: в институте ли, в СТД, в театре… Пока в институте был Аркадий Иосифович Кацман, у всех, кто жил на Моховой, была надежда на праздник, на триумф, на неожиданность, на счастье. Сейчас я не знаю, какой еще педагог и какой курс может подарить институту ожидание того, что совершится чудо: будет такой замечательный момент, когда выйдут на сцену мальчики и девочки в черных одеждах, а мы будем знать, что вышло будущее театра.

А «прошлое в настоящем» выходило сегодня на сцену Дома актера. Лет десять назад, когда Кацману было 80, «ПТЖ» (еще в № 3 опубликовавший материалы о школе Кацмана под названием «Аркадия Аркадия») собрал «кацманят» в «Бродячей собаке». Мы славно посидели тогда, еще были живы А. Чабан и С. Бехтерев (хотя и не пришел), еще лились слезы по несостоявшимся судьбам. Теперь слезы высохли, в сегодняшнем вечере не было печали о несбывшемся. «Где твои 17 лет? Здесь, на Моховой».

… и меня мучит только один вопрос. Когда мы учились, мы точно знали: наш институт прекрасен, мастера — лучшие. Сегодняшние студенты чувствуют то же? Если нет, надо срочно хватать за руки входящих в дверь Академии людей и спрашивать:

— Простите, вы кто? Что вы здесь делаете?