Тему номера продиктовал, как всегда, сам театральный процесс: «датские» и недатские премьеры, связанные с сошедшимися в сезоне 2014/15 года двумя «обнуленными» датами: начало Первой (1914, 100 лет) и конец Второй (1945, 70 лет) мировых войн. Некоторые историки давно предлагают считать это одной войной, поделившейся на две части и трагически определившей ХХ век. На эти даты наш театр естественным образом реагировал спектаклями. Или не реагировал — что тоже позиция, поскольку театр не обязан обслуживать даты. Реагировал чаще всего искренне и давал материал, над которым можно размышлять. Поэтому в номере не только критические тексты, но и ответы режиссеров-«баталистов» на пристрастные вопросы редакции.
Мы хотели понять, чем сегодня — в отсутствие живых свидетелей и новых сведений о войнах — занимаются наши режиссеры и почему. Момент-то ведь сложный: нет практически никого, кто, тряхнув медалями, сказал бы театру «Не ври!», как говорили солдаты Астафьев или Володин. Нет и никаких новых идеологем, наоборот — возвращаемся к старым, но новое поколение почему-то постоянно должно благодарить мифического «деда за победу».
Новых идеологем нет, и почти все новое о войне маркировано постыдным гламуром. Нет и новых тем, к тому же старые все более табуированы. Собираются народные деньги на фильм о гвардейцах-панфиловцах, но что это будет? Где сегодня те журналы пятнадцатилетный давности, в которых публиковались интервью забытых официальной пропагандой «панфиловцах», которых было не 28, а гораздо больше, и многие выжили. Сколько будет панфиловцев в сегодняшнем кино? Двадцать восемь или столько, сколько было? Мы будем смотреть мифы и легенды или осмыслять правду?
Мифы, варианты версий сегодня рождаются не из первой и даже не из второй реальности. А из какой? И как в современеном маскараде отыскать истинное лицо войны, особенно театру, ограниченному в изображении войн всем — кроме подлинности проживания трагедии ХХ века? Театру подвластна гибель героя, а на войне гибнет, по слову поэта, хор…
Начиная номер, мы не сомневались, что тема войны для России актеальна: страна все воюет и воюет, и в последнее время кажется — хочет воевать (разве нет, если мать наряжает трехлетнего ребенка в военную форму и дает ему автомат, а омбудсмены не считают это нарушением прав детства?!). Конечно, у этого инстинкта есть корни, и это тоже темы для театра. Трагического. Настоящего. Живого. И такие спектакли тоже есть в номере.
Отношение к войне — дело личностное. Потому, опросив режиссеров (это замечательный документальный сборник режиссерских мыслей и чувств, карта тех путей, которыми они шагали к теме), мы и сами себе задали похожие вопросы. Так возник открывающий номер раздел, маленькие эссе членов редакции. И замечательным образом не сошелся опыт разных поколений…
Этот номер строился непривычно, без разделов, мелкими перебежками из окопа в окоп. Мы узнавали — что же вышло в том или ином российском театре. Мы спорили, что правильнее в театральном наступлении на тему: неэмоциональная подача военного документа или концептуальное, педалированное наполнение его? Мы хотели прошить номер военными стихами и боялись банальности. Мы не хотели делить разделы «по войнам», потому что…
А как первая война — да ничья вина.
А вторая война — чья-нибудь вина.
А как третья война — лишь моя вина,
а моя вина — она всем видна.
Мы хотели выяснить — какова война на театре, что по-настоящему подлинного в нынешних спектаклях, каково их воздействие на нас, что вообще может здесь театр и надо ли ставить военные спектакли.
Читайте!
С номером!