Любовь Мульменко охудоживает жизнь. Журналист по образованию, она находит сюжеты в бытовой пьянке, заводской смене, нечаянном адюльтере… Ее жанр как журналиста — интервью, как драматурга — док, как прозаика — дневник. Тексты Мульменко рождаются из разговоров — из самой жизни, со всеми ее стилистическими неровностями, нецензурными вольностями и фонетическими особенностями. Художественно задокументированная реальность, в которой быдловатое соседствует с лирическим, физиологическое с духовным, обсценное с литературным… Она берет документ и превращает его в художественное произведение, в котором правды больше, чем в самой жизни. Правды — то есть быта. Более бытовой быт, чем в быту, — гиперреализм… но с вкраплениями чистой поэзии. Как если бы на литературу стошнили реальностью — вот такие у нее тексты.

Любовь Мульменко начинала в Перми. Так уж случилось, что основная задача пермяка — поиск самоидентификации. Это пермское качество, кстати, у Мульменко впоследствии переняли ее персонажи.

Думать о себе в контексте города пермяка научила в том числе культурная революция 2008–2012 годов, когда приехавшие в Пермь колонизаторы-москвичи продемонстрировали со столичным размахом весь художественный потенциал города, попытавшись сделать из него модный бренд. Провинциал пермяк про потенциал понял, но столичный размах забраковал, погрузившись в глубокую рефлексию…

Если условно поделить пермяков на два типа — сформировавшихся до культурной революции и после, — то Любовь Мульменко будет отнесена к типу первому. Для них тезис «Пермь — культурная столица Европы» звучит как злой стеб. Вторые же, осознавая значительность, кротко сужают столичность до региона, сохраняя эпитет. Для первого типа Пермь — индустриальный, прагматичный город «для дела». Для второго типа Пермь — галерея под открытым небом, а пермяк если не уникальный экспонат, то хотя бы интеллектуальный ее посетитель… Первый и второй типы часто друг друга не понимают, потому что живут в разных городах, однако грязная бессмысленная Пермь, которую описывает в своих дневниках Любовь Мульменко, у второго типа вызывает симпатию: те же топонимы, те же противоречивые думы о Каме, страхе смерти, писателе А. Иванове…

В № 61 «ПТЖ» был текст Любови Мульменко «Треугольная Пермь. Город для дела». С 2010 года ее город активно боролся с ярлыком «дельности»: появлялось все больше мест «для жизни», серые бетонные заборы покрывались красочными концептуальными артами, бессмысленный «лакун» в центре стал главной детской площадкой, неказистая набережная обрела презентабельный вид… Короче говоря, Пермь стала не городом для дела — культурной столицей (и неважно, Европы или Прикамья). Пермяк повзрослел, образовался, усложнился, ушел с завода — на фриланс. И пока город обретал новый статус, Любовь Мульменко из журналиста сделалась драматургом, из драматурга — сценаристом, из сценариста — кинорежиссером.

В 2010 году в Перми возникло два журнала: общественно-политический и литературный. Первый назывался «Соль», второй — «Вещь». Пермские такие названия — емкие и многозначительные, как бы кричащие: «В чем соль? Вот это вещь!» «Соль» претендовала на звание первого СМИ федерального уровня, издававшегося не в Москве, и просуществовала всего год — провинциальный пермяк федерального масштаба испугался. «Соль» пыталась осознать Пермь в контексте всей России или всю Россию — в контексте Перми. Одним из редакторов «Соли» была Любовь Мульменко. Там, в частности, встречались ее интервью с заводчанами или пенсионерками, которые больше походили на материал для вербатима: маленькие люди говорят о своей небольшой жизни, а Мульменко собирает эти истории в полифоничный текст о простом счастье, дополняя его ироничными авторскими ремарками («Цех сборки — самый цивилизованный. Здесь люди в белых халатах, а не в синих и тем более не в спецухах. В центре зала огромный двигатель из 15 тысяч деталей, вокруг него суетятся сборщики. Это не простой двигатель, а президентский. Для самолета, на котором улетит Медведев. Двойная ответственность», — пишет интервьюер).

А вот провинциальность «Вещи» пермякам пришлась по душе — журнал выходит до сих пор. В первом его номере, в 2010 году, был напечатан «документальный проект о философии и мотивации пития» Любови Мульменко «Алкогольные новеллы»: принцип как в «сольных» интервью, но называется пьесой. Вернее, это цикл пьес — их десять, каждая — об определенном жанре выпивания. Журналистское расследование о причинах употребления превращается в драматургию: действующими лицами становятся упоминаемые в интервью участники пьяных событий, ремарки реконструируют произошедшее то ли во сне, то ли наяву… Это журналистский опыт подсказал Мульменко подход к драматургии: брать из жизни и охудоживать.

Вообще, в Перми нет драматургии — нет школы, нет авторов. Однако пьесы есть — их вот уже более десяти лет публикует «Вещь» в своих номерах. Пермские поэты и прозаики обращаются к драме как к новой литературной форме — никто не пишет для театра. Есть, конечно, Ксения Гашева, которая сотрудничает как драматург и с Театром оперы и балета, и с Театром-Театром, — но это редкие исключения (кстати, ее пьесы «Вещь» не печатала). Большинство пермских прозаиков ведут повествование от первого лица — такое пермское следствие поиска самоидентификации. Драматургия помогает им посмотреть на действие со стороны — дать право голоса остальным персонажам, демократично распределив внимание читателя на всех. Апофеозом игры в форму становятся киносценарии — их «Вещь» печатает не реже пьес. Это следующий этап — тут можно взять крупный план, срежиссировать собственный текст на бумаге, дать развернутые описательные вставки, поместить действие в какие угодно пространство и время… Для этого отстранения им нужна театральная форма — она расширяет возможности литературы. Любовь Мульменко, напротив, делает из всего театр: будь то жалобы пенсионерки, бахвальство главного инженера «Протона» или пьяные любовные признания подростков. В этом смысле Мульменко — драматург не пермский, но московский, близкий новой драме Михаила Угарова и Елены Греминой. Ее театральная деятельность и началась с Театра. doc, где Валерия Суркова поставила пьесу «Алконовеллы». Помимо чисто документальных пьес, которые тут же были поставлены в театре и в виде текста просто не существуют (вроде «Горько!» Марата Гацалова в Прокопьевском драматическом театре, «Так-то да» Бориса Павловича в Кировском театре на Спасской, «Папа» Юрия Муравицкого в Ростовском театре «18+»), у Любови Мульменко есть несколько чисто художественных — «Призыв» 2010 года и «Антисекс» 2011 года.

Темы, к которым обращаются пермские авторы, в основном околодокументальные: бытовое насилие, супружеская неверность, кража в супермаркете — интересна сама жизнь, сама Пермь. Обретение идентичности привело пермяка к доку: нужно взять город и художественно его осмыслить, взять горожанина и соотнести его с собой.

Вот и герои Мульменко — просто люди. В основном — просто дуры и просто козлы. Их отношения почти всегда абьюзивные и несчастливые, их поступки почти всегда трусливые и опрометчивые. Проблема дур в том, что думают они много, а проблема козлов — что думают мало…

Мир ее пьес и сценариев четко поделен на мужчин и женщин, и представлен он субъективно — с точки зрения главной героини. Мульменко берет женщину в кризисном состоянии и возвращает ее в реальность, показывая долгий процесс реабилитации. Она дает женскую оптику, лишая мужских персонажей глубины и объема — их действия чаще всего непонятны и ничем не мотивированы.

В «Призыве» главная героиня, Женя, влюблена безответно в Алешу. Мульменко разбавляет незамысловатое действие на вписках и лавках, в обшарпанных однушках и походных палатках Жениными письмами ее умершей матери, в которых она сравнивает любовь с актом героизма и потому решает идти на войну — как всякий любящий. В результате, правда, на войну уходит не Женя, а брат ее подруги, оставляя ей записку с коряво нарисованным сердцем, — война метафорическая органично перетекает в реальную. Алеша — бабник, к тому же гопник. Алеша непонятен и поэтому привлекателен: он просит Женю быть его женщиной, а потом трусливо отказывает ей в серьезных отношениях, при ней же беря номер телефона у девушки Люси и фотографируя нагишом Зою маленькую… Женя понятна: она декларирует свои желания и свою обиду. Алеша — просто козел, каких много. Женя это понимает и все равно хочет за него воевать — даже в метафорический госпиталь с ранением попадает от старательной борьбы. Женя — просто дура, каких немало.

В киносценарии «Барсук» 2017 года (фильм по которому должна была снять Оксана Бычкова, чего, к сожалению, не случилось) неразделенную любовь переживает подросток Даша. Даша дурой еще не стала, но козел отец и козел Алеша перспективу наметили. У Даши с отцом отношения дружеские — это он придумал называть ее «барсуком». Кроме отца у Даши друзей нет, но однажды появляется Алеша, а вместе с ним — его свободная мама, которая уводит отца Даши из семьи. И Алеша, оказывается, занят: об этом Даша узнает в его день рождения, когда он знакомит ее со своей девушкой. Покинули оба. Сразу. Даша решает сначала напиться, потом — бежать. Подальше от козлов. Мульменко здесь представляет реальность, какой ее видит шестнадцатилетняя одинокая женщина, впервые столкнувшаяся с предательством.

В пьесе «Антисекс» всех персонажей объединяет магазин «Тысяча мелочей»: в разное время туда за разными товарами (от первого бюстгалтера до сборника детских стихов, от мыльных роз до кошачьих таблеток против течки) приходят и участники любовного треугольника Олег-Настя-Петя, и чета Валеры с Катей, и их одиннадцатилетняя дочь Аня, и музыкант Газз, муж местной продавщицы Гали, и безымянный сексопатолог… Не заходят туда лишь его пациенты, существующие в пьесе как представители секс-патологии, к вещественному миру тысячи жизненных мелочей не относящиеся. Помимо патологичных, в пьесе представлены вполне нормальные взаимодействия: пятидесятилетние озабоченные друг другом Валера и Катя, изменяющие своим женам Газз и Олег, влюбленная в Петю замужняя Настя, переживающая пубертат Аня (которая на вопрос сексопатолога «Ты случайно не жертва насилия?» отвечает: «Нет, я — дура»). Главной героини в пьесе нет — это полифонический сюжет, где, как и в «Алконовеллах», задачей было показать разные типы отношений (только теперь не с выпиванием, а — сексом).

Цель у каждой мульменковской героини — обрести себя. Особенно это выражено в фильмах Нигины Сайфуллаевой по сценариям Любови Мульменко «Как меня зовут» 2014 года и «Верность» 2019 года. В первом семнадцатилетние Саша и Оля при знакомстве с Сергеем, биологическим отцом Оли, меняются именами. Он, кстати, тот еще козел: переспал семнадцать лет назад на пляже с Олиной мамой и больше не появлялся. Свою идентичность героини «Как меня зовут» находят в отражении друг друга: примеряя на себя чужую роль, юные женщины открывают себя настоящих. Закомплексованная раскрепощается, распущенная собирается, и обе понимают, что хотят простой дурьей любви. В «Верности» Мульменко с Сайфуллаевой показывают личностное возрождение через грехопадение. Главная героиня Лена, заподозрив мужа в неверности, решает изменить в ответ — беспорядочные половые связи становятся для закрытой мульменковской героини способом познания себя и своих предпочтений. Однако муж (не козел!) оказался назло верен. Лена с мужем состоят в перманентном дисконнекте: они догадываются поговорить друг с другом, только когда их брак уже треснул. Мульменко находит для этого подходящие выражения, прописывая диалоги предельно бытово и в то же время интимно — ее герои правдивы. Собственно, при написании сценария Мульменко, вспомнив опыт вербатима, говорила с разными людьми об изменах — и слова, вложенные в уста персонажей, в каком-то смысле являютсядокументом.

Общим результатом личностного поиска становится идея беременности как реализации. Почти в каждом ее тексте героиня (не всегда главная) хочет ребенка от какого-нибудь козла. В «Призыве» Женя в письме матери пишет: «Это, наверно, как ждать ребенка в самом начале. Для всех остальных людей ты обычная, а ты на самом деле уже особенная, без пустоты внутри». А на просьбу доказать свою любовь к Алеше Женя говорит: «Я бы хотела родить ему младенца», — и последующие мульменковские женщины видят в рождении младенца доказательство любви. В «Верности», например, пациентка Лена Никифорова бросает фразу: «Так бы всю жизнь и ходила беременная. Живот как бы наполнен смыслом».

В 2021 году вышел фильм «Дунай», в котором Любовь Мульменко выступила как режиссер и сценарист. В «Дунае» прослеживается весь ее предыдущий опыт — это абсолютно поэтичная история о случайной любви одной дуры к одному козлу, строящаяся по законам документального. Главная героиня Надя (Надежда Лумпова) приехала в отпуск в Белград — в неизвестный мир с незнакомым языком. В первый же день Надя познакомилась с сербом Нешиком (Ненад Васих), с которым потом не расставалась до самого отъезда. Русская прагматичная Надя влюбилась в сумасбродного серба и даже решила остаться, но разница менталитетов (или просто здравый смысл) одержала победу. Нешик — это тот же Леша из «Призыва», но Надя уже не та маленькая влюбленная дурочка Женя. И тем не менее Женино желание родить младенца Надя унаследовала — в конце фильма Надя узнает, что не беременна, и рыдает, потому что пуста и бессмысленна. На главную мужскую роль Мульменко взяла непрофессионального актера — он сам по себе документ. Ненад Васих, как и остальные сербы, снятые в «Дунае», — не актеры, но натурщики, отвечающие за правдивость истории. В органичную жизнь сербов как будто искусственно ввели Надю, навязав ей оператора. Документальная камера создает эффект любительской съемки архивных семейных видеозаписей — потому что ничто не может быть интереснее самой жизни.

Главный критерий мульменковских произведений — простота. Несложные персонажи несложными словами заявляют о своем пустяковом существовании. С журнального листа, театральных подмостков или киноэкрана, лишенные пафоса, но наделенные рефлексией, матерясь и заумствуя, отражают реальную жизнь многогранные дуры и однообразные козлы.

Март 2023 г.