А. Островский, «Снегурочка» (Сцены из Захолустья в 12 песнях).
Театр им. М. Н. Ермоловой (Москва).
Режиссер Алексей Кузмин-Тарасов, художник-постановщик Леонид Шуляков.
Хоть нехотя, хоть с холоду, а пляской
Отпразднуем прилет на новоселье.
Есть народная версия появления на свет Снегурочки — мол, слепили ее дед с бабкой. А есть «весенняя песня» драматурга Александра Островского, согласно которой она-де — плод любви Весны и Мороза. И режиссер Алексей Кузмин-Тарасов, взявшись за постановку этой сказки в театре им. М. Н. Ермоловой, решил текст Островского именно что пропеть. В остальном — как слепится. Ведь тут, похоже, перефразируя Матвея Блантера, главное — публику до рояля дотащить.
В Ермоловском на сцену вытащили группу «Неприкасаемые». Усадили меж двух тотемных столбов, запустили дым-машину. Антураж таков, что все ждешь: вот-вот появится Гарик Сукачев и затянет «Ты видишь, как пляшут огни индейских костров».
Но пляшут актеры, играют музыканты, а Гарика все нет. Да и строки уже просятся другие: «В каморке за актовым залом репетировал школьный ансамбль». «Школьный» — потому как заняты в спектакле вчерашние студенты столичных театральных вузов (причем, парни заняты буквально — катают по сцене мотоцикл без мотора, девушкам повезло меньше — им даже руки занять нечем). «Репетировал» — потому как до выпуска на большую сцену спектаклю, похоже, далеко. Да тут и саму сцену превратили в утлую каморку, отгородив ее и от актеров, и от зрителей громоздкой наклонной конструкцией-помостом — излучиной реки с уже растрескавшимся льдом. Она занимает добрую половину игрового пространства, но используется всего пару-тройку раз за спектакль — для выхода царя, Снегурочки и изображения погони купца. Остальным персонажам вход сюда заказан, и они вынуждены все время шумною гурьбою выбегать из левой кулисы и топтаться на свободном от «Неприкасаемых» с вышеупомянутыми столбами пятачке. В редких случаях — пробираться, сгорбившись, под «речным навесом», что создает сбои в и без того несогласованном, рваном действии. Да еще в неподходящий момент с этого помоста начинают сыпаться в яму деревянные «льдины», заглушая «арию» купца Мизгиря.
А Мизгирь тут — вылитый Муслим Магомаев. В молодости. Уж больно похож на него Рустам Ахмадеев в образе. В образе стиляги из Москвы, изображающего купца Мизгиря. Прочие исполнители вообще одеты как придется. Точнее, в чем пришли. Изначально это даже как-то оправдано тем, что их не видно: добрый десяток минут вся труппа лежит на сцене под белыми тряпицами, символизируя сугробы. Их безуспешно пытается «разгрести» некто пришлый в пальто и с чемоданом. Но только пальто долой, так и Весна (Елизавета Пащенко) пришла. За ней и дочь ее Золуш.., то есть Снегурочка (Вероника Иващенко), и Лель(Ефим Артемов), а потом и Берендей(Сергей Бадичкин) — оригинальный текст сильно купирован, хорошо хоть Весна ситуацию с дочкой успела прояснить. Впрочем, не до конца: зритель, судя по разговорам в зале, так и ждет, когда же Снегурочка через костер начнет прыгать.
Но в финале у Островского прыгает только Мизгирь, и то с обрыва. А у Кузмина-Тарасова — еще и боярин Бермята (Юрий Казаков) во время разговора с царем Берендеем. Этот дуэт, к слову, — единственные «коренные» ермоловцы в спектакле, и у них «своя свадьба». Играют нечто камерное, из жизни евгенийлеоновских киногероев, показушной удали молодых идущее вразрез. Хотя вот боярин все скок-поскок с помоста, да Берендей иной раз тюкнет для оживляжа топором по сцене.
Зачем тут, кстати, у царя топор, когда у берендеев нет «кровавых» законов? Ну, так у самих берендеев вообще имеется мобильник, которым они по очереди снимают суд над Мизгирем. Хотя Елена Прекрасная (Кристина Пивнева) тут же и протокол ведет, отстукивая его на печатной машинке. Здесь, казалось бы, либо трубу спрячь, либо ноутбук поставь. С другой стороны — это такие же мелочи, как и одежка у актеров. Все в копилку стилистики «современного безвременья», понятого режиссером так вот буквально.
Собственно, если о чем и говорить в «Снегурочке», так это об отдельных сценах и песнях. Стилевой диапазон последних, правда, невелик — регги, сочиненное, кстати, режиссером, да пара его же блюзов. Но вот такой уже «точечной» режиссуры — от этюда до этюда — не хватило на то, чтобы создать все заявленные «Сцены из Захолустья в 12 песнях».
Вернее, песни есть, сцен не хватает. Как и много чего…
Еще, конечно, можно направить творческую энергию в намеченное русло и диск со «шлягерами» спектакля записать — Ермоловский в новом сезоне поднаторел в штамповке сувенирной продукции, от брелоков до браслетов. Но не останется ли этот диск на складе невостребованных товаров? Вместе со спектаклем…
Честно сказать, не очень поняла про спектакль и его «послание», про то, какое отношение имеет он к сегодняшнему миру (или не имеет вовсе)…
Я не видела сатириконовской «Снегурочки», последняя (неудачная) была у нас несколько лет назад в Театре Поколений. А отличный спектакль был когда-то в РАМте у А. Пономарева. До сих пор помню. А когда-то писала о нем http://ptj.spb.ru/archive/20/moskovsky-prospekt-20-1/yashagayu-pomoskve/