«Торф». К. Зорина по мотивам повести М. Пришвина «Кладовая солнца».
Независимый театральный проект Ксении Зориной.
Постановка и сценография Ксении Зориной.

Спектакль называется «Торф», хотя создан по повести Михаила Пришвина «Кладовая солнца». Кажется, ее до сих пор проходят в школе, мы, старшие, точно проходили, и Пришвин навечно укоренился в сознании как подробный, скучноватый, часто благостный описыватель природы. Однако в спектакле Ксении Зориной он выглядит неким русским Киплингом, или Метерлинком, или Джеком Лондоном. А порой отзывается даже Андреем Платоновым. Название же «Торф», оттолкнувшись от реальных пришвинских указаний на торфяные болота, приобретает широкий метафорический смысл. В финале девочку, которая, соблазненная не хуже лешего ярко-алым видом растущей клюквы, едва не погибла в болотистой чащобе, вымазывают черной жижей, и это похоже на торф, но не менее — на какой-то (целительный? смертельный?) шаманский обряд.

Сцена из спектакля.
Фото — Татьяна Данилова.

На этом спектакле начинаешь вспоминать (ну или по окончании уточнять в источниках), что Михаил Пришвин написал свою повесть в1945 году, когда только что закончилась страшная война. Что в «Кладовой солнца» он описывал не скромные и цивильные пейзажи подмосковного Дунино, где сейчас находится его дом-музей, а непроходимые чащобы в районе Переяславля-Залесского. Что увлекался он по молодости не только Марксом, но и Кантом, и Ницше. Что в его сочинениях содержались своеобразно переработанные и присвоенные идеи антропоморфной философии. Что его периодически уличали то в тяготении к фашизму, то в мизогинии, но ни то, ни другое так и не нашло точного подтверждения.

Независимый театральный проект Ксении Зориной не имеет ни постоянных средств, ни своего помещения. Возможно, это обстоятельство и сформировало скупой, полудокументальный стиль постановок. А возможно, это просто ее, Зоринский, авторский стиль, которому находится место именно на небольших площадках. Главное, чтобы это место находилось без долгих и мучительных поисков. «Торф» создан, в принципе, в режиме сторителлинга, и при этом в нем много нешуточной страсти, острого драматизма и даже легкой эротики.

История — об осиротевших брате и сестре, которые никому не нужны и однажды, отправившись на болото за клюквой, едва не погибают… Повесть о суровой деревенской жизни, об одиноком и свирепом волке, прозванном Серым помещиком… О том, как отец полюбил маму, а затем с ней жестоко обходился… О том, как помер старый Антипыч, и верный пес Травка остался совсем один, а потом героически вытянул мальчишку из смертельной трясины… История о выживании, о дорогой цене победы над смертью, которую платит живое существо… Вся эта сочная, упругая, многозначная проза разобрана шестью актерами на реплики.

Сцена из спектакля.
Фото — Татьяна Данилова.

Актеры играют и людей, и животных, и даже объекты природы. Так, например, пышная красавица Алена Шматова однажды становится… клюквой — кроваво-красной, распираемой соком ягодой, которая заманивает детей и воплощает какой-то всеобъемлющий соблазн, вовсе не ограниченный пищевыми свойствами продукта. Так тоненькая, пластичная Ирина Обидина, играющая привыкшую к невзгодам маму, становится то коровой, то псом Травкой без всяких «тюзовских» приспособлений: работают выразительные глаза, особый ритмический рисунок, пластика, идущая не от формального обозначения, но от точного психологического разбора. Брутальный Андрей Шарыпов играет сначала отца, потом — волка, и эти образы перекликаются: оба сильные, жесткие, огрубевшие, готовые на все. Союз и одновременно непримиримый конфликт матери с отцом проецируются на волка и собаку — вовсе не случайно обе пары отданы одним и тем же артистам. А рядом острый, характерный Сергей Брежнев. Его старикан Антипыч, пугливый заяц и даже резвый поросенок вносят в спектакль необходимую, прямо-таки классическую дозу комического очуждения.

В центре, разумеется, брат и сестра. Кирилл Ларискин и Арина Андержанова исполняют только эти роли, проходят свой путь от растерянных сирот до зрелых личностей, имеющих и целеполагание, и отвагу. Однако при всей несомненной органике каждого из актеров (на нее здесь основная опора) главное «действующее лицо» «Торфа» — именно ансамбль. Здесь все чуть-чуть играют всех, и оттеняют конкретное событие, и вступают в тонкое взаимодействие с конкретными участниками, и меняются участью. Здесь постоянно создается некая природная общность, маленькое мироздание, где всякий другу другу то брат, то враг, а то и оба вместе взятые.

Сцена из спектакля.
Фото — Татьяна Данилова.

Так устроена режиссура Зориной. Так действует и пространство, придуманное ею же в союзе с художником по костюмам Наталией Смирновой. Чего стоит один только текст, напечатанный в скромной программке рядом со списком действующих лиц и исполнителей! «В спектакле заняты: нижегородские дрова… палки из Тимирязевского леса… полотенца и тряпочки девочки Иры из Ленинграда… множество обуви и одежды, которую носили раньше самые разные люди… ремень деда, Владимира Александровича Зорина». Все эти палки и деревянные чурки, разноцветные тряпочки и нехитрая утварь наполняют пространство не просто бытовыми сельскими деталями. Они в какой-то момент начинают работать архетипическими объектами хрупкого человеческого мира, они сливаются с ним в общем хоре. А еще они звучат: в спектакле есть сложная звуковая партитура, с перкуссией, с напевом, с шумами и возгласами.

В энциклопедии читаем: «Торф образуется в процессе естественного отмирания и неполного распада болотных растений в условиях избыточного увлажнения и затрудненного доступа воздуха… Торф имеет множество применений: в энергетике как топливо для производства электроэнергии, тепла на электростанциях или непосредственно как источник тепла для промышленных, жилых и других целей».

А вот из «Гамлета»: «Мы откармливаем всех прочих тварей, чтобы откормить себя, а себя откармливаем для червей. И жирный король, и сухопарый нищий — это только разве смены, два блюда, но к одному столу; конец таков».

Сцена из спектакля.
Фото — Татьяна Данилова.

Похоже, название спектакля Ксении Зориной учитывает и оптимистическое производство тепла из энциклопедии, и мрачное замечание принца Датского по поводу банальной конечности всего сущего. Все мы в какой-то мере — гипотетический торф. Однако все же в этой маленькой театральной полифонии мира есть свой несомненный и тоже чисто театральный оптимизм. Ведь каждый хороший спектакль — это повод для прилива жизненных сил.