О XVIII Всероссийском фестивале «Реальный театр» в Екатеринбурге

Афиша фестиваля.

РЕАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ фестиваля «Реальный театр», придуманного 35 лет назад Олегом Лоевским, — это история жизни нескольких театральных поколений. Долгие годы этот фестиваль был не только самым старым, но самым рабочим, самым дружеским, самым продуктивным российским фестивалем. На нем, а не на каком-то другом, рождалась погода на завтра, даже если на Урал сваливался реальный, не социальный, сентябрьский заморозок. Здесь не присуждали, а обсуждали, и обсуждения спектаклей доходили до драки — например, начинающего режиссера Коли Коляды. Здесь из года в год мы прощались с великим «Человеком рассеянным» Анатолия Праудина, а на следующем фестивале он снова воскресал… Здесь после трех спектаклей в день ты приходил в кабинет к Кокорину часу в третьем ночи и заставал человек десять дружески сидящих режиссеров (есть собственные фотосвидетельства)… Каждая осень Реального была реальной «осенью нашей весны».

Из раза в раз фестиваль открывал Лоевский в сапогах (то с великим директором Яниной Ивановной Кадочниковой в шляпке, то с чудесной Светланой Николаевной Учайкиной — с улыбкой…), а обсуждения (тоже из раза в раз) реально становились интереснее спектаклей…

На Реальном росли поколения. И реальных режиссеров, и реальных критиков: здесь делали первые реальные шаги будущие театроведы, студенты Рома Должанский и Марина Давыдова, а с конца 90-х я привозила на эту «школу молодого бойца» свои курсы — и тут перед «молчаливыми гномами» во всю ширь распахивалась театральная Россия, и они начинали профессионально дышать. Спросите — скажет каждый: от Кати Гороховской и Кристины Матвиенко до Алисы Фельдблюм и Александрины Шаклеевой, включая Оксану Кушляеву (она, кстати, работала и на этом фестивале). Это было невероятно глубокое погружение, из которого выныривали другими людьми — усталыми, но довольными и понимающими, хотят или не хотят они становиться российскими действующими критиками. Два-три спектакля в день — и это всегда была встреча реального цехового братства, фестиваль планов, принципиальных ссор и примирений, непринципиальной клоунады и пенистых дискуссий.

Обсуждения.
Фото — архив фестиваля.

В этом году я впервые была на Реальном без студентов и не работающим критиком, а просто зрителем, что не отменяло права смотреть, думать и участвовать в обсуждениях. Но и прежней атмосферы уже не было, хотя режиссеры привычно разбирали полеты на кухне у основоположника. Но жизнь последних лет многих развела и поссорила: я ходила мимо одного, а другой не здоровался со мной. Разные позиции, разные поступки, разные судьбы. Общее обесточивание я фиксировала на Реальном еще два года назад. Новейшая история сумела расколоть, развести, окуклить. И все-таки, когда я спросила Светлану Замараеву (кто нынче не помнит эту актрису — давайте вспомните!), — что ей было интереснее всего на фестивале, она без колебаний ответила: «Обсуждения!»

Сцена из спектакля «Стоики».
Фото — архив фестиваля.

Раньше встречались друзья, нынче глядели друг на друга молчаливые стоики. В этом смысле спектакль Михаила Бычкова из Воронежского центра «Прогресс» можно назвать эмблемой фестиваля: по сюжету Дмитрия Данилова за окном какая-то мировая катастрофа, а герои выполняют привычные действия. Вот и мы, как герой Камиля Тукаева из этого спектакля, пишем колонки про бейсбол, когда осталось всего две команды, ставим спектакли и пишем рецензии, стоически и иронически понимая бессмысленность бейсбола в период гибели миллионов (если судить по сюжету апокалиптической антиутопии Данилова и минималистичному, грациозному спектаклю Бычкова). Персонажи пьют и не хмелеют, алкоголь тоже перестал действовать. И такая обесточенная жизнь в замершем настоящем — точно стоицизм (что, конечно, полно у Бычкова — депрессивной иронической интонации).

РЕАЛЬНЫЕ ТЕМЫ удивительным образом собрались в афише. Как-то так вышло, что нынешний Реальный получился не хуже прежних. Только мы не бежали брататься, обниматься, общаться. Стоики — это про другое: делай что должно…

«Принц Гомбургский». Аплодисменты.
Фото — архив фестиваля.

Лиза Бондарь сделала «Принца Гомбургского» в Никитинском театре Воронежа — стильный и внутренне интересный спектакль с прекрасным текстом Александра Плотникова, в котором явственны гамлетовские мотивы: быть или не быть… По сюжету Кляйста/Плотникова/Бондарь герои переживают безвыходный конфликт: сражаться с противником до победного или удовлетвориться перемирием (в дни фестиваля вопрос этот звучал как никогда актуально, лента новостей догнала спектакль). Но есть и более широкий и насущный вопрос: что нужно жизни — неукоснительное выполнение закона (мы же хотим законности!) или человеческая логика, которая бывает правее закона? Мужской мир спектакля, собирающий себя в милитаристский победительный кулак, — и героиня, мужественно держащаяся гуманистических смыслов, — это ли не про нас? Актеры Михаил Гостев, Борис Алексеев и Марина Солошенко странны, бледны, больны стоическими идеалами… Они очень сегодняшние люди, надевшие изысканные старинные костюмы, чтобы поговорить о насущном.

Сцена из спектакля «Е-ее-ее».
Фото — архив фестиваля.

Антон Федоров сделал «Е-ее-ее» в «Старом доме». Еще одна система размышлений о мире и о нас в нем. Несколько затянутая история тусовки отечественных неформалов была принята зрителями триумфально. Но важно другое: и эта затянутость, и финальное «Солнце взойдет», спетое в миноре, эта обездвиженность похмельных героев ставит крест и на иллюзии свободы в беззаконно-маргинальной среде. Свобода, о которой тоскуют альтернативщики (а герои, естественно, они), и вообще идеализация времени хиппи и панков — это бесконечный «день сурка». Мы поем все те же песни о главном, тех же «Бременских музыкантов», мы никуда не можем сдвинуться с этой опушки, наш автобус никуда не едет. Из спектакля в спектакль Федоров фиксирует мир умерший, бобик сдох. Это, как всегда у Федорова, post-жизнь, «послемирие» с некоторыми припоминаемыми чертами нашей действительности…

Сцена из спектакля «В связке».
Фото — архив фестиваля.

На скалодроме «Вместе» Молодежный екатеринбургский театр «Игра» играл спектакль «В связке» по книге Клэр Кастийон (режиссер Таня Павлова) — спектакль о насилии (судьба девочки, которую постепенно, с 8 до 15 лет, тайно растлевает друг матери). Дело не в том, что непрофессиональная актриса Кристина Чехомова проводит первый час труднейшего драматического монолога в непрестанном лазанье по стенке-скале (она карабкается и падает, снова оказывается на стене и снова срывается), а в том, как, ни секунды не выключаясь, она погружает нас в тайники детской психофизики, переживающей стокгольмский синдром и тупиковую невозможность признаться маме. Блистательная актерская работа, поражающая подлинностью. После этого спектакля (он заканчивается походом мамы с дочкой в полицию) обычно происходят обсуждения с психологом. На сей раз специалист из Нижнего Тагила сказал нам, что за первые 10 дней сентября в небольшом Тагиле произошли три акта насилия над детьми, один ребенок покончил в результате с собой. Мировая статистика свидетельствует: каждый пятый подвергается в детстве насилию. Но «Игра» — спектакль социальный — в то же время поражает своей художественной, психологической наполненностью и подлинностью. Редкое сочетание.

Сцена из спектакля «Я — Гамлет. Ошибка».
Фото — архив фестиваля.

Спросите: кто становится сегодня героем дня? И вам ответят: Гамлет и Обломов. Количество спектаклей их имени увеличивается каждый месяц. Дело понятное: деяние или недеяние — вот в чем вопрос. Уйти от реальности на диван или сразиться с морем бед? Вот и на «Реальном театре» играли «Я — Гамлет. Ошибка» Мастерской Олега Кудряшова (ГИТИС, режиссер Татьяна Тарасова) и «Обломова» из Молодежного театра Нижнего Тагила молодого режиссера Мити Мулькова. Динамичные этюды на темы «Гамлета» студентов, обещающих стать очередными звездами, не вполне сложились для меня в отчетливую картину сегодняшнего мира и его героя: кто он? Только возбужденный юноша, которого лихорадит чувство своей ненужности, ошибки? Но то, что прекрасные студенты примеривают на себя образы героев, как будто далеких и абстрактных, — отличный внутренний тренинг. Они учатся подлинно жить в условной образной системе режиссера, они подвижны и искренни.

А Обломов у Мулькова вышел исключительно «голубиной душой». Но на одной этой ноте целый спектакль не протянешь, сонная одурь вечно спящего героя перекидывалась в зал…

Сцена из спектакля «Дама с собачкой в городе Б».
Фото — архив фестиваля.

РЕАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ возникали там, где не ждали. Например, «Дама с собачкой в городе Б» Березниковского драматического театра явила чудовищный текстовой «перманент»: изумительная чеховская проза оказалась завита в дамские «белостиховые» кудри про любовные переживания драматургини Виктории Костюченко. Все, что было ненавистно Чехову, возникло тут: манерность, выспренность, дурновкусица, многословие, словесные «папильотки». Преодолеть их было не суждено режиссуре Петра Незлученко, он слишком доверился драматургу, просто-таки серьезно отнесся к этой альбомной поэзии. Ни хождения героев по водам бассейна, ни блуждающие огни березниковских улиц не могли залечить раненые текстом о сердечных страданиях зрительские уши. Если бы на спектакле был Чехов, он бежал бы с него, как бежал с премьеры «Чайки», и умер бы вторично. Собственно, в спектакле он и умер…

Обсуждения.
Фото — архив фестиваля.

Или вот «Парадокс об актере и жестокости» Юрия Квятковского («Старый дом»), как будто направленный на осмысление зла: история самоубийства семьи Геббельс представлена изящно, мастерски. Хотя соглашусь с критиком О. Кушляевой: хорошо сделанная и рассчитанная на больших актеров английская пьеса и наш отечественный опыт не слишком сходятся на этом поле. Тем не менее, дело даже не в этом, дело в общепринятых клише. Один из давних, уже бородатых трендов — сдабривать любой материал собственными как бы документальными исповедями. Вот и в спектакле режиссер будто вытаскивает из актеров их травмы. Вербатим, вербатим… Екатерина Августеняк, записывавшая репетиции, сделала материал с хромающей логикой, случайными «эпизодами из жизни», мало перекликающимися с Магдой Геббельс и ее судьбой. Все поврозь, спайки искусственны. Но главное — спектакль демонстрирует эгоцентрическую озабоченность режиссера собой и театром, а не судьбами зла, и его неизбежными финальными корчами. И это сегодня… Глобальная проблема взята для самодемонстрации. В финале актеры травят режиссера, тянувшего из них правду-матку, чаем с цикутой. Хочется влиться в их коллектив.

Обсуждения.
Фото — архив фестиваля.

Спектакль Омской драмы «Рубцов. Рыжий. Рифмы» (режиссер Георгий Цхвирава) привел в недоумение. Зачем скрещивать в едином поэтическом потоке (жанр литмонтажа) таких разных поэтов разных эпох? Застой и 90-е… Патриархальная Вологда и индустриальный Свердловск… Как вологодский, «почвенный», едва не деревенский (оттого они по-есенински и пили-гуляли, свидетельствую как очевидец той вологодской среды) Рубцов соотносится с «вторчерметовским» молодым интеллигентом, профессорским сыном Рыжим? Через букву «Р» или через пьянство? Но пьют по-разному, и у отечественной тоски разные сюжеты… Да и буква «Р» имеет разные написания, шрифтов много…

Не буду здесь про молчащего Чацкого из праудинского «Горя от ума»: в ближайшем номере можно будет прочесть о нем большой текст. Его играли и обсуждали в финале фестиваля: Праудин реально прошел через все 35 лет этого театра и этого феста, он его «чайка», его эволюция — это эволюция самого «Реального театра».

Сцена из спектакля «Камера обскура».
Фото — архив фестиваля.

Скажу несколько слов о предфинальном показе «Камеры обскуры» (Омская драма, режиссер Алексей Крикливый). Полубульварную повесть Набокова Крикливый ставит (а Владислав Пузырников отменно играет) как роман Льва Толстого. О страсти и ответственности, о тьме, свете, причинах и последствиях. Давно не встречалось такой психологической сценической плотности, какая есть в этом большом и ни секунды не скучном спектакле.

Реально надо завершать, потому что реально редкая птица долетит до конца этих заметок… 15 спектаклей за неделю, привычная усталость от «галер», непростые диалоги с театром… Важно, что «Реальный театр» случился, и театральные стоики поглядели друг на друга. Ну, и пошли писать заметки про бейсбол.