«Звездные псы». Недокументальная история о первых космонавтах.
Театр на Литейном.
Режиссер и автор идеи Дмитрий Крестьянкин, художник Александра Мошура.

Довольно часто стало казаться, что сейчас не время изысканного театрального языка, а время «простых вещей», внятных посланий.

И вот выходит простой, буквально из двух тезисов сложенный, адаптивный, небогатый, но доходчивый по нравственному посылу спектакль — и тебе уже хочется сложности, и ты не знаешь, как отнестись к этому, почти лишенному художественной составляющей, произведению. И воспринимать ли незамысловатую искренность «Звездных псов» Дмитрия Крестьянкина, пробуждающих «чувства добрые», как акт искусства, а не как этическую проповедь или воспитательный час? Не уверена, что лира, а не какой-то другой (не менее важный, особенно сегодня) инструмент рождает эмоции, возникающие на спектакле.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Не берусь утверждать ничего определенного. Такой вот случай. Могу только делиться противоречивыми ощущениями.

Легко представляю себя зрительницей этого спектакля в свои от 10 до 13. Легко представляю себя в зале вместе со своим 4 «а» классом, с пионерским отрядом, в котором я — председатель, и две красные нашивки украшают в этой связи левый рукав. Ну, или со своим 7 «б»… Хотя 7 класс — это уже Тургенев, а не книжки Прилежаевой и Воронковой, которые я тоже легко себе представляю как бабушек по прямой «Звездных псов». Они учили помогать товарищу, говорить правду и раньше думать о других, а потом о себе. Учили любить родину и жить для своей страны, а не отстаивать личные границы. Я совершенно не иронизирую, тем более тут не над чем иронизировать: так жили не только советские люди, так живут во многих странах, патриотами которых быть не стыдно, — с той только разницей, что в других странах в большей цене, чем у нас, человеческая жизнь. Наверное, и жизнь животных тоже…

Короче, «Звездные псы» созданы в совершенно советской эстетике ТЮЗов — с четкой воспитательной интенцией, наивной эмоциональностью, с простым, небогатым, минимально образным театральным языком. Но это точно — месседж для подростков. Вся идеология его закреплена, как и в советских пьесах, в словах, хотя сущностные постулаты, славатебегосподи, как раз перевернуты и имеют обратный знак, противоположны тем, на которых учили поколения советских людей. Вот такой парадокс: смысл другой, а язык тот же. Если нас учили отдавать жизнь за советскую родину, как это делали пионеры-герои от Володи Дубинина до Марата Казея, то спектакль Дмитрия Крестьянкина следует христианской максиме «не жертвы я хотел, а милости», он говорит о непродуктивности бездумного героизма, он исполнен сострадания к закулисным жертвам победных реляций и оплакивает безымянных псов, верно служивших великой стране. Ради чего они принесены в жертву? Они не спрашивают. Просто на красном кумаче написано: «Долг собаки служить человеку».

С. Якушев (Непутевый), Д. Одинцова (Лайка).
Фото — архив театра.

Все мы немножко собаки, и жизнь у нас собачья, но спектакль как будто и правда об отряде псов, которых запускают в космос, готовя полет человека. В том числе о прекрасной Лайке, умершей во время полета в капсуле от перегрева (никто ее назад и не ждал, посылали в один конец, о чем Лайка не подозревала). В честь нее потом, в 1957 году, выпустили сигареты «Лайка». Это, наверное, лучший и самый художественный образ спектакля: в честь сгоревшей собаки выпускают сигареты, каждой из которых предстоит превратиться в пепел. Советский черный юмор — самый черный юмор в мире. Но такого в спектакле мало.

Зарешеченная панцирными сетками сцена-клетка. Страна. Где для каждого предусмотрена своя клетка-кровать, тоже с шуршащими панцирными сетками. Вышколенные собаки выступают за столом на пресс-конференции. Тренируются. Любят друг дружку. Хотят быть героями. Ничего собачьего в них нет, это молодые милые ребята-актеры (удачнее других Сергей Якушев — Непутевый и Дарина Одинцова — Лайка), и мы сразу понимаем, что жанр спектакля — басня. Басня про нас тогда и про нас сейчас под красным кумачом. Верным псам велят читать неправду по бумажке, делать веселые лица, даже если погиб друг, — и они делают. Погибшим собакам ставят «человеческие» памятники — и страна превращается в территорию, полную изваяний, а ведь могли бегать и лаять, справлять собачьи свадьбы… Один из псов, Рожок, убегает от неминуемой гибели — и прав. Приблудившийся Безымянный тоже уходит в свободу… Они не принимают правила клетки. Но что же делать тем, кто готов, как собака Павлова, послужить делу прогресса? Язык спектакля и пафос его мучительно напоминают подростковое искусство моего детства: актеры с искренностью и энтузиазмом, очень дисциплинированно и доходчиво играют несложные ситуации, когда космос был всеобщим предчувствием и в нем летали великие собаки.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

…Это чувство хорошо знакомо моему пятилетнему носу, прилипшему к холодному ночному окну: на темном зимнем северном небе движется светлая точка, говорят, это спутник, может даже с Белкой и Стрелкой (из спектакля узнала, что их переименовали перед полетом, поскольку настоящие имена Альбина и Маркиза не подходили советским героиням). На улице мороз, на противоположном берегу речки Вологды замерзший солдат в валенках сторожит склад, расположившийся в закрытой церкви, фонарь качается на ветру… Но я, как эти собаки, ничего не знаю еще про закрытые церкви, превращенные в склады, я безотрывно слежу за точкой на ночном небе и посвящаю спутнику свои первые стихи. А внизу под моим окном, во дворе пединститута, мерзнут — как тот солдат — в своих конурах подопытные собаки биофака: все в каких-то присосках, датчиках, пластырях. На них страшно смотреть, но, между прочим, я не испытываю никакой особенной жалости: науке ж надо развиваться, студентам — изучать рефлексы и что-то еще там… Нас вообще всех ждут великие дела: и собак, и детей… Спутник летит по небу!

Неужели за десятилетия не изменились дети, не изменился их язык? Или «Звездные псы» рассчитаны не на подростков, а на фанатов Дмитрия Крестьянкина другой возрастной категории (вот они повизгивают женскими голосами за моей спиной на вечернем премьерном спектакле)? Им довольно этой тюзятинской незамысловатости? Мне нет. Я сложно отношусь к собаке Павлова.

Спектакль Д. Крестьянкина не одинок во вселенной. Космос как сочувствие жертвам возник не так давно в спектакле Александра Плотникова «Альфа Центавра». «Его герои — участники отряда космонавтов, навсегда оставшиеся на Земле. Мечтавшие о космосе летчики, погибшие во время тренировок или отсеянные в последний момент. Люди богатырского здоровья, предоставившие свое тело для изнурительных экспериментов и превратившиеся в инвалидов. Его спектакль — и запоздавшая панихида, и мемориальный акт. Это спектакль о растворении памяти о людях, отдавших свои жизни стране, о спектакле, которому не суждено сбыться, о человеке Александре Плотникове…» — писала Ирина Селезнева-Редер. Спектакль успешно гастролирует по миру.

А. Леднёв (Рожок).
Фото — архив театра.

На Литейном отдают свои жизни собаки… А стоило? Продуктивна ли вообще жертва ради чего бы то ни было? Вопрос из главных. И единственный на весь спектакль: не дайте себя оболванить и отдать свою жизнь. Согласна и жму режиссеру лапу. Ну, а если это и правда нужно Павлову, а не какому-то живодеру?

«Раньше думай о родине, а потом о себе» — учили меня в детстве театр и литература. Парадигма «Звездных псов» другая: «Я понял: все эти высокие слова про космос и долг нужны, чтобы не говорить про смерть, любовь, боль… Дезик разбился, а мы говорим „выполнил долг“…» И я из своего 4-го «а» проникаюсь этим наивным, но верным и искренним чувством, донесенным языком моего детства. И должна признать свою жизнь неверной. Вспоминаю недавний разговор с моим другом, создателем и ректором большого частного вуза. Общаясь с коллегами — такими же ректорами таких же вузов, — он недавно внезапно обнаружил, что жил много десятилетий «не так», и не так, как они. Жил — как эти собаки-идеалисты: и у него нет дома на Лазурке, как у других, — все, что зарабатывал вуз, шло на его, вуза, развитие. Мы, престарелые Белка и Стрелка, не убежавшие из клетки, обсуждали пагубность нашего идеализма — но точного ответа на вопрос, как жить правильно, у нас не было.

То есть, простые темы спектакля Крестьянкина откликаются в моем опыте. Хотя он элементарен, раздражающе нехудожественен и очень средне сыгран…

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В чем точно правы Дима Крестьянкин и все, кто работает с детским и подростковым залом, так это в том, что дети нынче — самый важный зрительский сегмент. Потеряв два предыдущих свободных поколения, пропаганда делает ставку на теперешних детей, оболванивая их с детского сада. И важно рассказывать, что есть свобода вольного пса, объяснять, что полеты — это не в космос, а когда сердце летит от встречи с девочкой, которая тебе нравится, и когда ты счастлив. Что долг — это не долг погибнуть за страну, а долг жить.

В чем неправ театр? В том, что показывает этот спектакль как вечерний. Конечно, адресат «Звездных псов» — подростки. Те, которым с такой же прямотой Олег Липовецкий играет много лет свою «Жирную Любу», не прячась, впрочем, за жанр басни о животных. Хотя собак всегда жалко по определению. И это усиливает чувствительные ноты «Звездных псов», особенно для тех, кого дома ждут четвероногие. Меня ждет неразрешимый вопрос о природе чувства долга, ибо в жертву себя принесли не только звездные собаки, в жертву во имя идеи принес себя Творец. Не вышел из клетки, как Рожок. И это тоже неплохо бы объяснить нынешнему 7-му «б».