Сегодня в БДТ пройдет вечер. В его программе — значится в присланном пресс-релизе — воспоминания самого Кирилла Юрьевича (полагаю, опубликованные мною в ПТЖ, а какие еще?) в исполнении актеров БДТ разных поколений. Также в вечере примут участие народная артистка РФ Диана Вишнева и трио Вячеслава Гайворонского, Андрея Кондакова и Владимира Волкова. Ведущие вечера — Ника Стрижак и Михаил Швыдкой. Среди гостей в зале будут присутствовать Григорий Козлов, Александр Петров, Владимир Рецептер, Марина Азизян, Анатолий Иксанов, Юрий Шварцкопф, Сергей Шуб, Георгий Вилинбахов, Геннадий Орлов, Тамара Москвина и многие другие.
«Показать Лаврова-человека — вот задача. Нам важно избежать „бронзовости“ — это не сухой рассказ и не перечисление заслуг, а живой разговор», — пишет в пресс-релизе режиссер Даниил Пиктурный.

Кирилл Юрьевич Лавров.

Поскольку меня нет в списке приглашенных, и на вечере меня не будет, и ни в какой форме меня туда не звали (это традиция современного БДТ), хочу прибавить в юбилейный день свой голос и «показать Лаврова-человека», поскольку много лет нас связывала настоящая, близкая человеческая дружба, а два сезона я просто провела в БДТ, помогая делать «Аркадию» и «Перед заходом солнца»… .

Каждый раз, просто каждый, на переходе с Зодчего Росси на «ватрушку» я поворачиваю голову налево.

— Ты знаешь, тут недалеко открылся ресторан «Фиолент», мне там нравится обедать, — звучит веселый голос Кирилла Юрьевича, словно иронизирующего над своими гастрономическими пристрастиями…

Именно в «Фиоленте» мы и сидели в последний раз. Потом коротко виделись накануне 8 марта 2007, а вот на исходе зимы того года обедали в этом самом «Фиоленте». Больше я там не была, а тогда — они с Настей и мы с Резо Габриадзе. В те дни в звукоцехе БДТ мы писали фонограмму будущего спектакля Габриадзе «Локомотив» (Толубеев, Соколова, Фрейндлих, Девотченко, Баргман, Иванов, Неволина, Латышев…) И Лавров записал свой последний театральный фрагмент — финал спектакля. Больше его голосом ничего на сцене не звучало.

«Настали другие времена… Убежали от нас родники, овраги заполнились мусором, а дороги выпрямились. И не замирает больше сердце, не манят повороты и неведомые радости за ними. Тихо скончались слова „родной очаг, благодать, кум, свояк…“ Приветствия стали короче, еще короче, пока совсем не превратились в междометия… Ушли паровозы, ушли клоуны, никто не стреляет из окна вишневыми косточками, никто не одалживает у соседа струнку гитары, соль, табуретку, пудру… И стыдно стало стыдиться…»

Мы выпивали в «Фиоленте», по очереди произнося тосты любви друг к другу (водка, только водка, никаких этих просекко). Было хорошо, уникально хорошо между этих двух по-разному любимых мною людей. Уже прошли несколько химий, выглядел Кирилл Юрьевич неважно, но это был период надежды на долгую ремиссию. И тогда, как помню, когда пришла очередь выпить за меня, К. Ю. произнес последнее, что я от него услышала в свой адрес… Цитировать не буду. Просто всегда это помню.

Первая репетиция спектакля «Перед заходом солнца». Еще не произнесена даже первая реплика, Кирилл Юрьевич листает тетрадку с ролью. Справа — М. Дмитревская.
Фото — Борис Стукалов.

Поэтому — голову налево: «Фиолент» стоит. И это такая вечная подзарядка от аккумулятора того прошлого, когда справа — Резо, слева — Лавров, и можно думать о пудре и струнке гитары… Кирилл Юрьевич, дорогой мой, вы даже и представить себе не можете — до какой степени «настали другие времена»…

Помните, на стене вашего кабинета висела фотография начала 50-х: роскошные элегантные мужчины в шляпах и габардиновых пальто на Крещатике. Актеры вашего любимого театра им. Леси Украинки — ваш отец и другие. Как будто не Крещатик, а парижский бульвары. Люди европейского актерского шика шарма. Как вы любили Киев…

Лавров — человек, говорите? Тут можно долго, а можно коротко, потому что Кирилл Юрьевич был актер, несомненно, прекрасный, но главное — великий человек. Лучше я не знаю. И не раз приводила в пример «рассказ о простой вещи». Мой отец, крупный, признанный ученый, в последние годы своей жизни не раз говорил мне, что хотел бы пожать Лаврову руку. Как раз в то время мы работали над спектаклем «Перед заходом солнца», я каждый день общалась с К. Ю. и говорила ему о папином желании, но то репетиции, то суматошная премьера, когда неловко тащить папу в сутолоку гримерки и напрягать Лаврова. Зачем торопиться? Ведь будет второй спектакль, третий, пятый… Какие проблемы? Да никаких. Все — завтра. Только время шло, и папа умер. И когда в Географическом обществе шла панихида, вошел… Лавров. То есть он не спрашивал меня, где и что будет, не обещал приехать, а я не просила. Придя, он не говорил речей о незнакомом человеке, слушал других. Он просто пришел. Рукопожатие состоялось.

Наша редакция может гордиться: Кирилл Юрьевич всегда помогал журналу (последняя подписанная им бумага продлила нам на восемь лет аренду). Когда мы только-только организовали журнал и думали, кого первого, какого гостя, хотим впустить «в качестве кота» через порог нашего чердака, — выбор пал на Володина. А когда в 2001 въехали в подвал на Моховой, — позвали Лаврова. Дело было перед новым годом, К. Ю., запаренный, метался с поздравлениями по городу, и когда заехал — даже не раздевался: «Ну, говори быстро, что нужно сделать?» — «Кирилл Юрьевич, ничего, просто вдохните и выдохните!»

В редакции «Петербургского театрального журнала» с М. Дмитревской. 2002 г.
Фото из архива редакции.

Он первым перешагнул порог редакции, когда стало известно о смерти Володина. Просто пришел, мы выпили рюмку и договорились, что хоронить будем из БДТ… И именно он стал председателем оргкомитета Володинского фестиваля, просуществовавшего больше двадцати лет, вот до этого года…

И был еще один легендарный вечер в редакционном подвале. К. Ю. приехал с литровой бутылкой водки поздно вечером: «Все, больше не могу, ухожу из театра. Давай мы будем пить, ты будешь находить аргументы против моего решения, а я буду их опровергать».

Дело в том, что он много лет мечтал передать БДТ в режиссерские руки, считал актерское руководство временной бедой и, предвидя встречу с Товстоноговым «там», хотел одного: доложить главному режиссеру своей жизни, что вахту сдал, сохранив режиссерскую природу БДТ, что уберег труппу от безвластия актерских коллегий, внутренних междоусобиц. Иногда нервы и силы иссякали.

…Мы пили и говорили, литр был прикончен, а ни один мой аргумент силы не возымел, ничто не убеждало К. Ю. Он хотел уйти. И тогда я предприняла последнюю попытку: «А давайте по-актерски. Представьте, что уже завтрашнее утро и вам не надо идти в театр…» Наступила длиннющая пауза. Он по-актерски подробно вживался в предлагаемые, и после долгого молчания, со своей неподражаемой веселой иронией вдруг произнес: «Послушай, какой это, оказывается, ужас!..»

Фотографии того вечера на стенке редакции каждый день напоминают мне об этом выпитом литре.

Он и правда хотел уйти, искал, советовался, рассчитывал то на одного режиссера, то на другого, переживал драматические разочарования, а СМИ бесконечно обвиняли его в нежелании освободить кресло. «Я никогда не получал столько грязи, как с тех пор, что решил передать театр. Ведь мог и не решать, не объявлять. За что они поливают меня?» — оскорбленно спрашивал Лавров, читая жестокие строки о своем властолюбии.

После репетиции спектакля «Перед заходом солнца». Исполнительница роли Инкен А. Куликова, К. Лавров и литературный консультант спектакля М. Дмитревская.
Фото из архива редакции.

Иногда (счастье!) он просил помочь. Однажды (я уже писала об этом, но кто помнит?), в период репетиций, я застала его в кабинете абсолютно бледного и растерянного. В руках — газета, где его, как и Ульянова, обвиняли в непорядочности и нарушении этики: мол, в составе комиссии они участвовали в присуждении Госпремии спектаклям своих театров — БДТ и Вахтанговского. Кирилл Юрьевич не знал, что делать, у него был лишь один порыв: бросить репетиции, поехать в Москву и дать по физиономии автору публикации, на заседании не присутствовавшему. Всю жизнь он выяснял отношения прямо, а тут был ошарашен, растерян, тем более что свою фамилию он заранее снял из списка номинантов!..

В Москву мы его не пустили, на носу была премьера, я, помню, написала автору статьи открытое письмо, чтобы хоть как-то защитить человека, в чести и достоинстве которого не усомнился никто и никогда. Это было поразительно: перед фактом подлости он — сильный, влиятельный — был абсолютно беззащитен! Потом слышала от коллег, что, будучи в Москве, Лавров все-таки нашел того критика и уже направился к нему, но… не захотел марать руки. О чем и сообщил «адресату» лично.

Он умел дружить, но был человеком неколебимых принципов. Помню несколько случаев. Расскажу один (тоже рассказывала не раз, но кто помнит?). Мы праздновали то ли пятый, то ли десятый спектакль «Перед заходом солнца» в «Красном уголке» театра, и очень уважаемый, но изрядно подвыпивший пожилой артист, забыв, что я прошла со спектаклем «от звонка до звонка», во всеуслышание спросил: «Кира, это почему у нас за кулисами во время спектакля критик?!» Лавров встал: «Выйдем». Они вышли в коридор. Дальше Кирилл Юрьевич вернулся уже один, сел и сказал так твердо, как умел именно он: «Пока я жив, ты будешь ходить в театр со служебного входа», — и тогда же, в 2000 году, мне выписали пропуск на несколько лет. До декабря 2006. Как будто сосчитал…

На юбилее Молодежного театра. М. Дмитревская, К. Лавров и его гражданская жена Настя. 2005 г.
Фото из архива редакции.

«Настали другие времена… Убежали от нас родники, овраги заполнились мусором, а дороги выпрямились. И не замирает больше сердце, не манят повороты и неведомые радости за ними. Тихо скончались слова «родной очаг, благодать, кум, свояк…»

А еще он был удивительно послушным актером. Тоже часто рассказываю. Идет монтаж «ПЗС», как в театре потом именовали «Перед заходом солнца». Саша Орлов ставит декорацию, Володя Бычковский заводит музыку, Глеб Фильштинский ставит свет. Команда мечты работает, Лавров примеряется на сцене к четвертому акту. Я подхожу к Орлову: «Саш, у вас тут на сладкую музыку попадает сладкий свет…» — «Мариша, у меня пока декорация не стоит целиком, я ничего не слышу, и одно ухо у меня вообще слышит плоховато…» Я к Бычковскому: «Володя, у вас тут сладкая музыка кладется на сладкий свет…» — «Марина Юрьевна, я слышу, но не вижу…» Я к Лаврову: «Карилл, Юрьевич, а вам так будет удобно?» — «Ну, слушай, режиссеру надо — я приспособлюсь». Я к Козлову: «Гриша, тут один видит, но не слышит, другой слышит, но не видит, третий приспособится, а сладкий свет на сладкую музыку…» Гриша выдерживает паузу, а потом говорит: «А мне нравится!» Правда, история прекрасна? Вот и я об этом.

Не знаю почему, но совершенно не помню, когда мы познакомились. Помню, как с Гришей Козловым и Ваней Латышевым «тройкой гнедых» примчались в БДТ озвучивать идею возможной студии, придуманную мною. Идем по коридору, навстречу Лавров. Гришу и Ваню он ждал, а меня точно — нет: «Ты тут как?!» Помню, как поддерживал меня в борьбе за ДВС, но в успех не верил…

Помню и одну великую мизансцену. Мы приехали с гастролями «Перед заходом солнца» в Москву, в Малый театр. Перерыв, закулисный буфет, иду поесть и вижу за столиком Лаврова и Быстрицкую. Рядом. Едят винегрет. Почти синхронно, не глядя друг на друга. К этому времени Гриша Козлов уже успел рассказать мне о их когдатошней (еще в Киеве), теперь уже известной всем, любви и несостоявшемся браке (против был отец, Юрий Сергеевич Лавров). И вот они сидят и молча едят винегрет. Два неподражаемо красивых состарившихся человека, выдающихся актера. Прошла жизнь. Я смотрю на них, знаю, что онир не знают, что я знаю, и думаю: а о чем думают сейчас они?..

Одна из последних фотографий. В служебном буфете БДТ. Р. Габриадзе, К. Лавров и Настя. 4 марта 2007 г.
Фото — Марина Дмитревская.

В нашем большом интервью когда-то Кирилл Юрьевич говорил, что его самое трагическое ощущение от возраста в том, как стареешь физически, а внутри — ты молод, внутри все то же самое. Этим и ужасна старость. Буквально каждый день, уже теперь, уже входя в его тогдашний возраст, я вспоминаю это его наблюдение…

«Настали другие времена». Ушли паровозы, ушли люди, письма или слова которых могли помочь и защитить, предотвратить или убедить… Когда наступает весна и под моими окнами зацветает сирень, я всегда вспоминаю, как в июне 2007… обломала и обрезала ее всю. К сороковинам Лаврова Габриадзе привез в Петербург наш «Локомотив», чтобы сыграть в его память на сцене БДТ. Резо тогда придумал другой финал: он поставил в луче света портрет К. Ю. — и к нему ехали все паровозы, нагруженные цветами. Вот тогда и понадобились эти горы моей сирени из-под окон… И трудно простить спектаклю «Рамона» (новой редакции «Локомотивов») отсутствие голоса Лаврова в финале…

Ему сегодня 100 лет. Я по-прежнему испытываю огромное чувство любви к этому человеку. Знаете, когда не ладились первые репетиции с тяжелым текстом Гауптмана, К. Ю. попросил: «Маринка, давай съездим к Сашке Володину, пусть поможет, подредактирует. Договорись с ним!» И мы поехали: он, Гриша и я. Володин сразу сказал, что пьеса дерьмовая, и посоветовал: «Кира, ты так хорошо молчишь, давай ты вообще не будешь ничего говорить?» А потом дал совет, который очень помог К. Ю. (он написал потом об этом в нашем володинском двухтомнике). В одном из монологов, объясняясь в любви Инкен, Клаузен говорил: «Вижу белые лилии — и тебя, солнце — и тебя…» И Володин велел ему убрать союз «и»: «Белые лилии — тебя! Солнце — тебя!». И все встало на свои места.

В кабинете за рабочим столом. 2005 г.
Фото — Марина Дмитревская.

Так мы жили…

Убежали от нас родники, овраги заполнились мусором, а дороги выпрямились…

Голову — налево: «Фиолент» стоит. Вижу его — вспоминаю вас, Кирилл Юрьевич…