«Васса». М. Горький.
Театр на Покровке.
Режиссер Михаил Мокеев, художник Виктор Шилькрот.

Уж сколько раз театры брались за первый вариант горьковской «Вассы» после 1978 года — когда Анатолий Васильев открыл его для советского зрителя, поставив легендарный уже спектакль в Театре Станиславского, — не счесть. Но до сих пор случаются сюрпризы.

Ю. Авшарова (Васса).
Фото — архив театра.

В Театре на Покровке за пьесу о распаде гнилого семейного дела (и тела) взялся опытный режиссер и педагог Михаил Мокеев, для которого это не первое обращение к «Вассе». По его словам, для удачного спектакля по этой пьесе нужна «актриса, которая сможет сыграть Вассу», и «активная молодежь», «поскольку вторая тема в пьесе — молодежная». Дальше — возможны вариации.

Актриса в Театре на Покровке на роль Вассы нашлась отличная — Юлия Авшарова. На небольшой сцене театра, в пространстве без кулис и задников она выделяется высокой, значительной фигурой. В мужских башмаках, просторном салопе и с седой помятой прической она скорее похожа на матушку Кураж, чем на жену волжского купца. Лицо с крупными чертами — живое и умное, но усталое. Трудно умному человеку в мире дураков, так и читается в ее мимике. Помогать никто не способен, а мешать — всякому охота.

Молодежь, то есть младшее поколение семьи Железновых, в спектакле выстроена табунком: если и предъявлять режиссеру претензии, то только в этих пластически-образных сценах, от которых слишком сильно отдает учебными этюдами 70-х годов. Но не будем придираться: немного дыма, красного света да хоровых речитативов не испортили суть действия. В целом понятно: этой Вассе нужно управлять своими бесенятами твердой рукой, иначе — беда, спустят все нажитое, лишат славного имени и героического прошлого, разорят Дело — главное в ее жизни.

А. Шиханова (Анна), В. Бадов (Прохор).
Фото — архив театра.

Молодые действительно не слишком пригожи. Кривобокий сын Павел (Гурам Квициния) чувствует себя униженным уродством, то и дело впадает в истерику, переходит от самоуничижения к гордости, пакостничает, в общем, людям его лучше не показывать, чтобы не позориться. Старший сын Семен (Григорий Мосоянц) выглядит получше, но тоже ненадежен, легкомыслен, мечтает в город уехать, подальше от завода, от работы, чтобы заняться чем-то эфемерным, открыть ювелирный магазин. Не лучше и немолодой уже младший брат умирающего Железнова Прохор (Владимир Бадов), которому давно пора бы солидность иметь, о душе думать, но он все ребячится, к делу негоден, ему театры бы строить да девушек портить. И все они мечтают об одном — о своей свободе: ждут смерти хозяина Железнова, чтобы выделиться, разбежаться и жить по своей воле, по своему хотению. Не может такого допустить Васса, не для того собирала, трудилась, чтобы наследнички по дурости все разбазарили.

Женская часть семьи ей не союзницы: невестка Наталья (Софья Александрович) смотрит кротко, но так хочет власти, что глаза из орбит лезут, а все же глупа; невестка Людмилка (Мария Волкова) Вассе нравится, но слаба, силы в ней нет; с дочерью Анной (Алиса Шиханова) есть понимание, но к делу ее не пришьешь, выделена за норов. В общем, как ни крути, а положиться можно только на Михайлу, Мишу (Михаил Сегенюк), управляющего — не больно ловок, грубоват, но суть понимает правильно, предан и готов идти до конца.

И вот шаркающей кавалерийской походкой ответственного за порядок в мире человека Васса проходит по своему небольшому королевству с яркими цветными стеклышками дверей, готовая к борьбе, всегда начеку, — и расставляет капканы каждому, чтобы всех замарать, подчинить своей воле, никого не выпустить из адского своего плена.

Г. Квициния (Павел).
Фото — архив театра.

Никого из них не любит Васса, никто ей не кажется достойным, все уроды и все лишние. Дети не удались, но, может, хоть внуки будут получше: «Не удались сыновья… внуками жить буду» — и во имя тех, будущих идеальных наследников Васса стравливает между собой опостылевших ей нынешних своих детей.

Написанная в начале ХХ века пьеса Горького содержит множество исторических деталей, связывающих действие с тогдашним временем. Но в Театре на Покровке не история интересует авторов, и если в декорациях и костюмах (художник Виктор Шилькрот, художник по костюмам Ирэна Белоусова) еще есть легкий намек на затейливость модерна, то в игре актеров ставка сделана на узнаваемость и актуальность. Все персонажи в разной степени условны, но в одинаковой — похожи на современников, и не Горького, а наших с вами.

Когда Людмила восхищается садом Вассы, мечтая: «Вот придет весна — начнем мы с нею в саду работать… Сад ваш хорош, мамаша! С малых лет я его люблю, и теперь, когда гуляю в нем, вас люблю за то, что вы украсили землю…», кто из зрительниц, владеющих участком земли, да хоть и балконом в городе, не поймет этой радости. В саду все получается — селекция, подкормка, сорняки можно выполоть, а полезное и красивое вырастить. Не то с родственниками, с которыми бьется Васса, раздражаясь их несовершенством. С ними все способы хороши — только чтобы перед людьми не было стыдно.

М. Волкова (жена Павла), Ю. Авшарова (Васса).
Фото — архив театра.

Во втором акте — коротком и как будто торопливом — сцена представляет не то зал суда, не то театральный зал. В левой стороне — длинный стол со стульями, где сидят взрослые дети, возжелавшие после смерти отца себе свободы и, как кажется, уже ее почти получившие, но все же настороженно-собранные. В правой — маленький рабочий столик Вассы, за которым цветными стеклышками поблескивает родовой дом. Васса, подобно дирижеру, ведет свой оркестр к последнему аккорду, управляя сложной композицией убийств и подстав. И вот цель достигнута: почти безумная от напряжения мать семейства, единственная наследница Дела может торжествовать — но сил уже нет, воли нет, все истощено и предано.

Финалом спектакля стал не последний монолог Вассы, в котором она снова вспоминает сад, где будут скоро бегать ее внуки, и вдруг ослабев, просит дочь и невестку ее любить: «Много и не прошу — немножко хоть! Человек ведь я», а эпилог, в котором испачканный кровью убитого Прохора, но уверенный в себе Михайло расставляет акценты: не надо волноваться, все это, мол, лишь условность и игра. И не очень понятно, о чем это он — о театре или о жизни?