«Закат». П. Пряжко.
Дом культуры «ГЭС-2».
Режиссер Дмитрий Волкострелов.
В одном очень-очень концептуальном месте Москвы (ГЭС-2, бывшая электростанция, ставшая культурным центром), увенчанном очень-очень концептуальной скульптурой («Большая глина #4» Урса Фишера, оммаж творческому акту), очень-очень концептуальный режиссер Дмитрий Волкострелов поставил очень-очень концептуальный спектакль «Закат» по тексту своего любимого драматурга Павла Пряжко («Комитет грустящего божества», «Запертая дверь», «Злая девушка», «Поле», «Солдат», «Я свободен», «Хозяин кофейни», «Три дня в аду», «Печальный хоккеист», «Парки и сады», «Мы уже здесь»… целый репертуар). Белое, сверкающее, стерильное и какое-то надменное пространство ГЭС-2 со множеством пустот точно само провоцирует на поиск новых форм: никаких тебе намоленных сцен, традиций, теней предков, пыли кулис, установленных правил. Одна из недавних удач — спектакль-инсталляция «52 Гц» группы художников под руководством Антона Морозова, невозможная ни в каком другом месте, потому что действие происходило в огромном скелете кита (поговаривали — того самого, пятидесятидвухгерцевого, самого одинокого в мировом океане из-за невозможности запеленговать родную особь на той же частоте).

Сцена из спектакля.
Фото — Гоша Бергал.
«Закат» играется с противоположной стороны от «Большой глины» — в Роще, идеально-стерильном кусочке собянинской Москвы, с ровными деревцами и церковью, с деревянным полом и стильными столиками, за которыми привыкают работать или встречаться идеальные горожане: тонкий ноутбук, быстрый вай-фай, стаканчик с напитком (тыквенным латте или как его там), свежий воздух, закат, гудки автомобилей, звуки флейты. Ну полный фэн-шуй (художник по костюмам Алексей Лобанов, художник по свету Елена Перельман, сценографа нет). Впрочем, зрители остались в зале с панорамными окнами: четвертая стена остекленела.
Все это пылающее лето Москва усиленно развлекала горожан и гостей столицы уличным фестивалем «Театральный бульвар». «Закат» невольно вписался в этот тренд — он игрался только летом, за час до заката (соответственно, время начала день ото дня сдвигалось на более раннее). Потом пойдут дожди, темнота захватит конец рабочего времени, солнечный свет станет благом, а не мукой, уйдет летнее возбуждение, что именно сейчас надо что-то такое немыслимое успеть, и спектакль исчезнет — возможно, до следующего лета.

Сцена из спектакля.
Фото — Гоша Бергал.
Актеры в Роще говорят одновременно — друг с другом, или с невидимым собеседником, или с собственной аудиторией учеников, слушающих лекцию в зуме. У зрителей есть наушники и плеер с выходом на десять каналов, которые можно переключать по своему усмотрению и составить свой собственный пазл. Постоянно мучаясь, что, находясь на соседнем канале, в это время пропускаешь что-то самое важное, зритель, как импровизатор, не имеет права на ошибку. В этот момент продвинутые зрители, пришедшие в ГЭС-2 на Волкострелова, чем-то похожи на сидящего перед телевизором с пультом обывателя, который никак не может выбрать, на каком сериале зависнуть. Или на человека в толпе, который вдруг, неизвестно почему, весь обратился в слух и слышит обрывки чужих разговоров.
Пряжко — идеальный слухач банальностей, фиксирующий состояния бытового языка в конкретном времени и месте, летописец его неспешного течения и изменений, возрастных слоев. Такой «Закат» смотрится на ткани жизни чуть, может быть, более яркой, но вполне подходящей по цвету заплаткой, чуть более наведенной на резкость оптикой, чем та, к которой мы привыкли. И может спровоцировать на то, чтобы попробовать продолжить его в жизни. Впрочем, тот, кто обладает даром слышать жизнь (или включать нужный канал в кульминационный момент), и так каждый день собирает свой «закат» в сознании.

Сцена из спектакля.
Фото — Гоша Бергал.
Возможно, были и такие зрители, которые сознательно остались на одном канале, с одним персонажем и одним сюжетом. И вряд ли кто-то выбрал нулевой канал, где ничего не происходит, только тишина, беззвучно жестикулирующие люди за стеклом — и медленно розовеющее небо (возможно, это и есть идеальный зритель Волкострелова). Большинство наверняка прогулялись по всем каналам, приняв вариативность за единственное верное правило игры. Мне, признаться, поначалу захотелось остаться на лекции про тему космоса в советском кино 30-х, а особенно — загадочных 20-х годов, которые меньше всего подпадают под определение «советские». И переиграть режиссера на его же поле, превратив его концептуальную конструкцию в маленький ликбез для себя. Но… в какой-то момент стала так же послушно переключать каналы в поисках чего-то самого важного, что постоянно ускользает (а может, его и нет вовсе).

Сцена из спектакля.
Фото — Гоша Бергал.
Вот лекция коуча по психологии самосовершенствования — такая же самодовольная, как ее ярко-розовый костюм. Вот треп троицы парней про телефоны и музыкальные клипы. Вот яростная и путаная исповедь бывшего наркомана, которого занесло в эзотерику и он обрел смысл жизни. Вот обаятельный треп двух театрально-киношных людей, М и Ж (М зовут Димой, и вроде бы он сам Волкострелов), которые перемывают косточки коллегам (в мою сеть попались Анатолий Васильев и Женя Казачков) и сочиняют идею спектакля (кажется, именно «Заката»), — на их канале люди искусства зависают подольше, узнавая знакомые имена. Вот неловкий (наверное, недавно познакомились) разговор парня с невидимой девушкой, пока, наконец, он не вырулил на любимую тему про яхты, где чувствует себя героем. Вот загнанная мать малолетнего Саши — она общается только через голосовые сообщения, длинные, многословные, не предполагающие вмешательства собеседника. Ребенок Саша уже умеет покупать себе игрушки на Wildberries, но не справился с покупкой какого-то зайки, не хочет делать математику и очень скучает по маме. Которая, выслушав сбивчивый детский голос, записывает ответное длинное сообщение о том, что тоже скучает, но у нее три больших проекта, а когда они закончатся, они с Сашей где-нибудь обязательно погуляют… и продолжает так же сидеть на летней веранде, переключившись на сообщение подруги.

Сцена из спектакля.
Фото — Гоша Бергал.
«Закат» — шестой спектакль Дмитрия Волкострелова с начала 2022 года, когда он был уволен с поста художественного руководителя ЦИМа (поставив в этом качестве единственный спектакль «Русская смерть», последний в его «русской» трилогии). Краеведческий «Монологи про Суздаль и повседневность», «Горький/Толстой. Воспоминания» в духе предметного театра, где о великом писателе «вспоминают» дорожная пыль, листья, пепел и тополиный пух, аудиоспектакль «Мавзолей Мечты» на «Архстоянии» в Никола-Ленивце, два спектакля в Перми («Человеческий голос» и «Коридор»), и вот теперь «Закат», в который уходит реальность с ее разговорами про телефоны, космос, личный рост, буддизм, театральные романы… Который мог бы появиться в любом мегаполисе. Впрочем, возможно, самое главное, как это часто бывает, шло по другому каналу.
…А маленький Саша, который наверняка сделал математику, выпроводил из дома подружку по маминому указанию и даже купил зайку на Wildberries, оказался девочкой.
Комментарии (0)