«Отцы/Дети». Сценарий Марка Букина по роману «Отцы и Дети» И. С. Тургенева.
Пермский академический «Театр-Театр».
Режиссер Марк Букин, художник Евгений Терехов.

Марк Букин ставит на сцене «Театра-Театра» один из самых социально-плюралистических классических русских романов — «Отцы и дети» Тургенева, исследуя феномен русской деревни и психологию русской интеллигенции на примере, в первую очередь, Базарова. Режиссер пишет собственную инсценировку, переводя действие «Отцов и Детей» в абстрактную современность, рифмует роман Тургенева с нынешним миром. В основе визуального и музыкального рядов — стереотипные, узнаваемые образы разночинных представителей России-матушки.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Исключая из названия соединительный союз «и» и заменяя его на сухой «слеш», Марк Букин дает понять, что «отцы» и «дети» существовать в мире могут только порознь — никакого сосуществования быть не может. Сохраняя фабулу, которая в представлении не нуждается, режиссер смещает оптику и противопоставление основывает не на конфликте поколений, а на конфликте интересов — политически активный, но несчастливый/политически неактивный, но счастливый. И это главный прием спектакля.

Букин выделяет две группы персонажей: Базаров (Иван Вильхов), Павел Петрович (Александр Гончарук), Анна Одинцова (Людмила Прохоренко) — и все остальные. Базаров в спектакле — страдающий бездействующий интеллигент-либерал в застывшем времени, трагически переживающий все, происходящее в стране. Павел Петрович — тоже интеллигент и тоже бездействующий, но консервативный, осознающий несовершенство существующего мира, при этом не решающийся все крушить. Семья Кирсановых — Аркадий (Даниил Ахматов) и Николай Петрович (Алексей Корсуков) — мечтательные, воодушевленные, беззаботные в отношении социального и политического контекста «помещики», которые вокруг себя организуют обычную жизнь с интригами и любовными страстишками.

Евгений Терехов строит визуальный мир на внятных ассоциациях и контрастах. Экспозиция — это совмещение двух разнополярных мейнстримовых миров: сначала измученный Базаров сидит перед пузатым телевизором и слушает новости о недовольстве населения, интервью об идеологии, фрагмент из кинофильма Тарковского «Андрей Рублев», а после вместе с Аркадием они отправляются в путь к Николаю Петровичу. Параллельно классическому роуд-муви (видеохудожник и композитор — Андрей Платонов) двух приятелей (сквозь русские поля, луга, деревни и леса на ПАЗике Аркадий и Евгений держат путь в имение Кирсановых) русский народ ловко и задорно танцует и поет под гитару «по-настоящему» русские песни («Сяду я верхом на коня», «От Волги до Енисея» и прочее). Сцена народного гуляния — до боли стереотипные культурные наборы народных празднеств, где накачанные мужики меряются силой, нося поленья и коля топором чурки, где русские бабы в кокошниках пляшут с платочками. А тот, кто решит испортить «рассейскую» культуру западной песней француженки Zaz, получит освежающую, опатриотичивающую пощечину.

И. Вильхов (Базаров), Л. Прохоренко (Анна Одинцова).
Фото — Никита Чунтомов.

Визуально различаются и пространства двух либералов. В сцене подготовки к дуэли выкатываются два вроде бы схожих «угла» — Павла Петровича и Базарова — симметрично относительно композиционного центра — стола пирующих Кирсановых, на котором, словно невидимо, между белоснежными тарелками лежит люстра (визуальная отсылка к бутусовскому «Сыну»). Угол Базарова, как и угол Кирсанова, покрашен в вытертый желто-белый цвет. Только первый угрюмо слушает что-то из пузатого телевизора или строго и неподвижно, лицом к стене, стоит с заряженным пистолетом и словно вообще не думает о дуэли, а второй, вероятно, романтизируя джентельменскую битву, примеряет костюмы под французскую музыку на граммофоне.

«Российскость» разномастна. Вот два философствующих, но не действующих интеллектуала: один лысый в черной флисовой кофте, черных штанах и кедах, другой — в элегантном костюме, аккуратно причесанный и одетый с иголочки. Вот сын Аркашка — в белой, расстегнутой на несколько пуговиц рубашке с закатанными рукавами, а вот его отец — с тростью, в пальто и шляпе, окутанный вечно спадающим шарфиком, но в белых массивных кроссовках. К слову, Аркаша и Николай Петрович весь первый акт будут играть радостных от встречи друг с другом отца и ребенка, попеременно произнося лишь «Папаша!» и «Аркаша!».

А вот остальные — русские ребята, в обычной рабочей одежде из советских мультиков: в ушанках со стойко торчащими «ушами», изорванных пальтишках и свитерах, вытянутых трико или юбках. Большую часть первого акта они распространяют слухи о жизни семьи Кирсановых, комически обыгрывая их. Выходя на авансцену, пол которой по-деревенски уложен досками, и смотря в зал, они будут вставать в комичные позы, убирая руки на пояс или сжимая их в кулаки и удивленно охать и ахать. Для них Базаров, как, впрочем, и Павел Петрович, смешон. Нигилизм по созвучию они приравняют к пофигизму. Плоский, фотообойный березовый фон, пейзажные видео и по-больничному выкрашенные в обшарпанный желтый цвет стены создают умирающий мир помещичьей «Рассеи».

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Базаров, как и у Тургенева, — главный герой спектакля Марка Букина. И два акта различаются именно из-за мироощущения и убеждений нигилиста. В первом акте не понимающий и не проживающий никакой любви, кроме любви к России, которой хотелось бы избежать (во втором акте он скажет: «Я люблю Россию, хотя не стоило бы»), он убежден в точности и структурности своей теории и восприятии жизни. Здесь он будет упорно доказывать Павлу Петровичу, перебегая во время их разговорного поединка от стола к микрофону, верность своего мироощущения. Так же упорно по-зумерски, во время игры в баскет, будет пояснять Аркадию, как правильно в соответствии с нигилистической теорией жить. Но после знакомства с Анной Одинцовой и влюбленности в нее, мир Базарова переменится. И из пространства деревенской России-матушки мир превратится в метафизический, минималистичный черный вакуум, тотальную пустоту, освещенную теплыми лучами прожекторов (художник по свету — Евгений Козин).

Первый акт построен в ура-патриотичном стиле — серьезной, но иронично сыгранной показушной любви к России со всеми «народными» атрибутами, второй же акт — в любовно-трагическом стиле, основанном на искусстве иного рода — место «Любэ» займут стихи русских классиков. Акт творчества становится способом выражения эмоций. Одинцова будет размашисто, экспрессивно вытанцовывать свою увлеченность Базаровым. Он же, вместо признания в первую очередь самому себе, что все-таки испытал влюбленность к женщине, будет играть на ударных и читать набор из стихотворений разных эпох: Владимира Маяковского, Осипа Мандельштама, Иосифа Бродского и Лёхи Никонова.

Ироничный, игровой способ ведения поединка Павла Петровича и Базарова сменится на трагедийно-романтический после разочарования в любви. Если в первом акте поединок представал нелепыми перебежками от стола к микрофонам на авансцене и странной дуэлью, где Павел Петрович промахивается, а Базаров попадает ему в ногу и несколькими выстрелами как бы условно добивает, то во втором — это презрительный, рассудительный разговор двух разочарованных либералов, где выстрелы в воздух становятся уже простым «выбросом пара» от разгоряченного диалога.

Д. Ахматов (Аркадий Кирсанов), В. Костылева (Катенька).
Фото — Никита Чунтомов.

Выход из роли, который был в первом акте, становится одним из ключевых приемов всего спектакля. Букин дает актерам право сократить дистанцию между собой и ролью. Корсунков, играющий Николая Петровича, призывает проявлять любовь к людям в реальной, несценической жизни, осуждая своего героя, который сделать это в романе не может, поэтому вместо Папаши признается на сцене Аркаше в родительской любви. Или, например, Анна Огорельцева прерывает слугу Петра, исполняющего песню Дельфина «Я люблю людей», монологом от своего лица о «желании обладать всем самым лучшим». В первом акте комизм перебивается именно искренностью актеров, выходом из роли. Во втором акте — комизм почти что сходит на нет, он сменяется искренностью самих героев.

Видеоарт спектакля тоже перекочует в иную эстетику. В первом акте — это ироничное роуд-муви и слега видимые крупные кадры героев под рябь пузатого телевизора. Во втором — Россия предстает такой, какая она есть: в духе довженковской «Земли» поля превратятся не в романтизированные пейзажные картинки, а в суровые места губительной пахоты.

Россия для Базарова и Кирсанова — не место силы, а место смерти. Под любвеобильную речь фантома-отца Базаров будет собирать доски, лежащие на авансцене и расставлять их «по местам», выстраивая стену между собой и отцом, и случайно получит «занозу», которая и погубит его. Постелив вместо досок полосатый рулонный матрац перед телевизором, Базаров умрет под гнетом новостей, разрушающих его. За спиной умершего и забытого Базарова отпразднуют на костях сразу три свадьбы: смущенный Николай Петрович и скромная Фенечка (Кристина Мударисова), пылкий Аркадий и недотрога Катенька (Владислава Костылева), служанка Дуняша (Анна Огорельцева) и желающий власти Петр (Александр Харченко), напоминающий звезду современной эстрады в спортивках «адидас» с ярким крестом на голом теле.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Либералы Базаров и Павел Петрович своей любви не добьются: Одинцова, как нигилистка, отказывает Базарову, сохраняя свою независимость, а Княгиня Р., умирая, отправит Кирсанову подаренное им кольцо со сфинксом обратно… Свадьбы вернут нас в эстрадную эстетику первого акта с пышными нарядами и настоящим русским празднеством. И только после них, оставшись один и рассказав свою историю, Павел Петрович томно под гитару споет цоевское «Больше надежд нету». И вправду, надежд не остается: тому, кто не обретает никакой любви, кроме любви к отечеству, остается два пути: уезжать или умирать.