«Пятилетка» — петербургский фестиваль современного танца, который проводится раз в пять лет, в 2021 году — в третий раз. Его очередная программа выглядит как диагностика «сети» современного танца. Материал Таты Боевой исследует избранные работы фестиваля на предмет их подхода к отражению внешнего мира, возникшего в танцевальном сообществе за последние годы — или даже за время пандемийной паузы.

ИДЕНТИФИКАЦИЯ ЖЕНЩИНЫ

Нарочно или нет, но большинство приглашенных на «Пятилетку» — женщины-хореографы. Современный танец в России давно отчасти был «женским»: сложно спорить с вкладом отечественных гранд-дам вроде Багановой и Поны. Однако до недавнего времени постановки демонстрировали феминистски-патриархальный взгляд — с женщиной-любовницей или женщиной-матерью в центре.

Сцена из спектакля «Сначала выйди».
Фото — Светлана Аввакумова.

Сезон 2020/2021 резко изменил положение. Подряд выходят премьеры, в которых женское тело воспринимается как нейтральное, не связанное исключительно с репродуктивными или сексуальными особенностями. Российский современный танец будто бы неожиданно выяснил, что женщины могут быть носительницами индивидуальной памяти (не о детях и мужчинах), мыслительницами, исследовательницами, — и стал разрабатывать это поле. Только в «Пятилетку» вошли минимум четыре спектакля про «новую феминность»: «Триптих. Автопортрет» Виктории Арчаи — портрет девушки в поисках себя; «На старт! Внимание! Стоп» краснодарской компании «Воздух» — небанальный микс танца и спорта, взгляд на женское тело как на атлетический инструмент; «Сначала выйди» Елены Чуриловой — двигательный коучинг и исследование стереотипов; «Это мое место» Ксении Бурмистровой — собранные воспоминания детства и тело как сборник реакций на события любой давности.

Постановки разные, но объединяет их то, что в центре — женщина, занятая своими человеческими проблемами. В «Сначала выйди» танцовщицы Майя Селезнева и Полина Сонис живописуют давление, которое оказывает общество, постоянно транслируемые ожидания. Каждая из них попеременно «отвечает» то за идеал, то за «живую», какую есть героиню, и мы видим разницу между тем, какой себя хочет видеть и какой себя может чувствовать женщина. Самый остроумный момент «Выйди» — разыгранная Селезневой сессия коучинга, во время которой «графики повышения успеха» изображаются скручиванием, сгибанием и всяческими физическими неудобствами второй артистки.

Сцена из спектакля «Триптих. Автопортрет».
Фото — Светлана Аввакумова.

Хореограф Елена Чурилова нашла пластический эквивалент для катка общественных запросов: когда Полина Сонис с несколько жалобным видом завязывается в узел под бодрые рассказы о том, что связи нужнее внешности, получается разом смешно и поучительно.

В «Триптихе» хореограф и исполнительница Виктория Арчая примеряет на себя три образа художников — Фриды Кало, Петра Чайковского, Хазрат Инайят Хана — и в то же время показывает три настроения. От залихватского пляса под «Русский танец» Чайковского (до дрожи знакомый по рисунку и неизбитый этюд, поиск национального и универсального в движении) до изображения испуга, внутренней заморозки — Арчая легко собирает цельный образ из разных телесных характеристик, показывает, какие сложные состояния могут существовать в одном человеке разом.

ИДЕНТИФИКАЦИЯ НАСИЛИЯ

Еще один «женский о женском» спектакль в программе — «Addiction error» Маргариты Царевой. Это жесткое — концептуально и пластически — высказывание о домашнем насилии, сделанное не с точки зрения общества «сама-виновата-бьет-любит», а с точки зрения выживающих. Суть заложена уже в названии: «Ошибка привыкания/привязанности». Царева показывает вроде бы обыденную ситуацию — разнополый любовный дуэт, ссоры, страсть, переменчивые отношения. Только центром постановки становится не романтизированное насилие, не утверждение, что «можно потерпеть», а медленный распад личности жертвы.

Вроде бы все на месте: страстный первый дуэт с придушиванием и льнущей девушкой, метания, эффектные поддержки, воспоминания о счастливом начале отношений, сожаления по поводу ссоры. Царева выворачивает привычный троп наизнанку и эффектно использует при этом пластические возможности. Олеся Лайкова, танцующая безымянную героиню, никнет, ломается, клонится вниз и к финалу повисает на Данииле Левищеве (герой) как тряпочка, измученная своими мыслями, ожиданиями и жестокостью. А Анжелика Дубинина, выступающая как альтер эго героини, образ из воспоминаний, демонстрирует, какой была девушка до отношений, — тем разительнее контраст состояний и резче сообщение.

Сцена из спектакля «На старт! Внимание! Стоп».
Фото — Светлана Аввакумова.

Хореография «Addiction error» временами отталкивающе натуралистична, некомфортна для смотрящих, но выбранные Царевой средства работают на одну цель — показать, что насилие в отношениях, какими бы сладкими действиями оно ни прикрывалось, разрушительно и ведет не к счастливому финалу, а к потере себя и блужданию во внутренних лабиринтах.

ИДЕНТИФИКАЦИЯ АВТОРА

Однако не повесткой единой — фестиваль обращается и к вполне традиционным темам вроде судьбы творца. Третья «Пятилетка» приурочена к 30-летию Театра танца Саши Кукина и семидесятилетию его создателя — и, конечно, центральные вечерние показы были посвящены самому хореографу. Но любопытнее всего Кукина представил не относительно новый «Разговор с Мерсом» (одноактовка по мотивам метода Каннингема и «фразам» из его спектаклей; уже показывалась на Open Look — 2020) и пока неизвестные «Свобода» и «Бах. Опус», а биографический фильм.

Режиссер Павел Скоробогатов еще не выпустил полную версию «Другой красоты», зрители «Пятилетки» увидели всего 15 минут ленты. Этот фрагмент показывает Кукина в естественной среде. Саша на репетициях. Саша глазами жены. Саша глазами танцовщиков, бывших и нынешних. Саша в городе.

Мы видим маленького сухого человека — на фоне петербургских экстерьеров (мелькают улицы и Казанский собор) он выглядит особенно скромно, непритязательно — и слышим небольшие монологи о нем. У театра вечно нет денег. Танцовщики работают бесплатно, это сложно, но кто-то соглашается. В труппе текучка. Кукин держит все своей волей. Увлеченный. Всегда ждет понедельника, чтобы вернуться в студию. Короткие штрихи обозначают ясный образ. Одиночка-подвижник. Влиятельный маргинал. Человек, который ищет красоту — альтернативу классической, балетной. Человек, дающий перспективу.

Кадр из фильма «Другая красота».
Предоставлено пресс-службой фестиваля.

Скоробогатов рисует Сашу Кукина так же, как документалистка Алла Ковган запечатлела Мерса Каннингема, с той разницей, что «Каннингем 3D» снят о мертвом хореографе и на основе архивов, а «Другая красота» ловит черты нашего современника. Это непарадный портрет — такой же, как включенная в монтаж съемка повседневного пути от метро до репетиционной базы театра. В «Другой красоте» подкупает негромкость: признание заслуг здесь рядом с рассказами об ультимативной бедности коллектива и его сложностях. Кукин сам говорит, что временами все разваливалось, уходили артисты, заканчивались ресурсы — но как-то три десятилетия его театр «вывозило». Сочетание честности с достоинством, рассказов о творческом и приземленном, Бах и мелкие неприятности в тесной связке — все это делает «Другую красоту» потенциально ценным проектом.