21 марта в Театральном музее прошли ставшие уже традиционными для Петербурга показы «Так себе фестиваля»

Три эскиза по пьесам Глеба Колондо, Настасьи Федоровой и Евгения Ионова были частично отгорожены от внешнего мира в лучших традициях постапокалиптического кинематографа — на фоне музейных экспонатов, шуток про коронавирус и жизнеутверждающей онлайн-трансляции, собравшей у экранов множество самоизолировавшихся душ.

Минуя постиронию и неоискренность о личной ответственности и судьбе русского театра в «дивном новом мире», можно с уверенностью сказать, что неожиданный формат позволил эксклюзивному удовольствию — знакомству с новыми текстами молодых петербургских драматургов — буквально «выйти на улицу» и собрать в сети многотысячную аудиторию, возможно, частично не имеющую к театру никакого отношения. Что прибавил и что отнял эффект изоляции у современного драматургического процесса?

«Короткие пьесы» Глеба Колондо.
Фото — из видеотрансляции.

Интрига с гаданием на кофейной гуще о закрытии мест скопления людей — от более 1000 до более 50 человек — развивалась стремительно. Каждый день, начиная с 14 марта, что-то блокировали: в конечном итоге «пали» музеи и театры, и проект «Так себе фестиваля», ориентированный на физическое присутствие зрителя, перешел в онлайн-формат, не запланированный никем заранее.

В такой изоляции программа, как уже говорилось выше, приобрела нового зрителя, потеряла ряд наработанных рецептивных стратегий «зритель — исполнитель» и выработала, возможно, до конца не осознанную организаторами перформативную стратегию работы с текстом. Причем, в каждом эскизе — свою.

«Короткие пьесы» Глеба Колондо в режиссерской интерпретации Сони Дымшиц, безусловно, изначально были ориентированы на физическое присутствие зрителя, наличие четвертой стены, антагонистов и протагонистов действия в лице критиков и друзей драматурга. В режиме самоизоляции тексты слушались и смотрелись как осколки целого или, напротив, — проростки новой абсурдистской традиции, в рамках которой короткие пьесы Глеба, полностью оправдывая свое название, строились как прозаические тезисы о замыленных истинах бытия (любви, красоте, смерти, жизни), без претензии на громкие выводы и с минимальным набором слов. Слепленные в 30-минутную дугу, они содержали в себе привычный круг жизни, в котором находится не просто художник, но и любой человек. Сценическое действие собиралось минимумом средств и лаконичной пластической импровизацией. Три исполнительницы перемещались по заданному квадрату сцены, переговариваясь друг с другом руками, а антрепренер, он же повествователь (Елена Лямина), произносил текст, будто дирижируя его разрозненными частями. Неизменным бонусом действия становилось финальное появление самого драматурга, иронично комментирующего происходящее и мир вокруг себя.

«Контурные карты» Настасьи Федоровой.
Фото — из видеотрансляции.

Эскизом-посвящением стали «Контурные карты» Настасьи Федоровой в постановке Кирилла Люкевича, которые были реализованы в виде читки с небольшими видеофиксациями в начале показа. Пьеса-сон, воспоминание об умершем человеке была сыграна тремя бывшими школьниками (Анастасия Люкевич, Миня Николаев, Евгений Чурдалев) и учительницей географии (Ниёле Мейлуте) крупными штрихами. В начале они пугали нас нарочитой достоверностью отношений старшеклассников и классного руководителя, а к финалу успокаивали иллюзорной реальностью сна.

«Сердитая молодость» Евгения Ионова в постановке Михаила Смирнова — это инсталляция в трех плоскостях: визуальный текст, спроецированный на стене; аудиотрансляция воссозданного текста с помощью звукового адаптера; инсталляция с телом драматурга (пеленание полиэтиленом и скотчем рук, ног и головы Евгения Ионова с последующим разрезанием материала и сборкой из получившихся частей полого манекена). В тексте пьесы, тяготеющей, скорее, к романной структуре, автор-повествователь постоянно играл с читателем/слушателем в прятки. Он то предлагал остросюжетные истории с убийством ребенка на автобусной остановке, то стремительно бросал их на полуслове, все время задавая новые правила интеллектуального променада по коридором чужого восприятия, то водил зрителя мрачным лабиринтом долгих пронзительных монологов о смысле (вернее, о бессмысленности) жизни. Сетуя на неизбежность смерти и неизбывность жизни, он цитировал, адресовал и переадресовывал к классике. И все это подавалось в режиме максимально насыщенного бытовыми сентенциями текста. Любопытно, что технические сбои звука видеотрансляции буквально придали происходящему разреженность и насытили действие воздухом. При этом я как зритель все время находилась в рецептивной динамике по отношению к происходящему, напоминающей сопричастность скорее во время перформанса, чем во время видеоспектакля.

«Сердитая молодость» Евгения Ионова.
Фото — из видеотрансляции.

Заданная куратором проекта Анной Сафроновой тема фестиваля — «Экспериментальная работа с текстом» — была в полной мере скорректирована временем и обстоятельствами. Все мы, сетующие или ликующие по поводу новых возможностей театра и его онлайн-версий, сможем с радостью их опробовать и с лихвой ими насладимся на протяжении месяца или того времени, что будет длиться карантин, с последующим пресыщением или приобретением теперь уже нового опыта работы.