На сцене собственного концертного зала Мариинский театр представил премьеру оперы Рихарда Штрауса «Ариадна на Наксосе» в постановке австрийского режиссера Михаэля Штурмингера. Комментирует ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.

Нынешняя постановка «Ариадны на Наксосе» — вторая в мариинской истории: российскую премьеру одноактовки Рихарда Штрауса петербургский театр провел на своей основной сцене еще в 2004 году. Тогда убого-прямолинейную режиссуру Шарля Рубо не спасло даже присутствие за дирижерским пультом Валерия Гергиева, в открыто игровой структуре произведения чувствовавшего себя не слишком уверенно. Если оценивать музыкальный уровень третьей в нынешнем сезоне премьеры Мариинки, можно признать, что реванш взят — партитура звучит как минимум корректно. Но если сравнить гергиевскую «Ариадну на Наксосе» с его же безоговорочно успешными «Электрой» и «Женщиной без тени», станет вполне очевидно, что в условно-театральных рамках седьмой оперы Рихарда Штрауса ему по-прежнему тесно и скучно.

Античный миф о покинутой Тезеем дочери критского царя становится у Штрауса сюжетом оперы, которую молодой композитор сочиняет по заказу богатого вельможи-самодура. Игра с культурными моделями и ироническая саморефлексия — сюжеты, способные увлечь режиссеров-интеллектуалов. Вроде Йосси Вилера и Серджо Морабито, десять лет назад поставивших на Зальцбургском фестивале отличную «Ариадну на Наксосе», сполна отыграв заложенные штраусовской драматургией антиномии мифа и истории, искусства и жизни, массовой и элитарной культуры. Спектакль австрийца Михаэля Штурмингера, два года назад дебютировавшего в Мариинке моцартовским «Идоменеем», составлен из многократно пережеванных временем постановочных клише.

Современность действия конкретизируется не столько повадками театрально-невсамделишных фигурантов спектакля, сколько кричаще (а вовсе не иронически, как думают сценографы Ренате Мартин и Андреаса Донхаузера) безвкусными костюмами и непременно алыми ковровыми дорожками. В заказчиках представления значится богатый нувориш? Значит, щеголеватый мажор в белом на несколько секунд появится на сцене в самом начале действия, чтобы затем вернуться на подмостки уже в образе премьера-тенора, а потом — в личине Вакха. Вот и думай до конца: это режиссерское решение, или кроме Сергея Скороходова в мариинской труппе просто-напросто не оказалось статных мачо.

Композитор, разумеется, выведен закомплексованным очкариком, оперная Примадонна — корпулентной дивой, прима Цербинетта — шустрой сексапильной красоткой, ее соратники — попсовиками-затейниками. Станцевав финальный тур вальса, фигуранты мариинской «Ариадны на Наксосе» застывают в объятьях под дождем видеофейерверка. В буклете постановки шеф-драматург спектакля Дерек Вебер толкует о «вторжении импровизации», хотя еще не так давно представленное его подопечным зрелище классифицировали бы как обыкновенную халтуру.