Тюзовская премьера «Титий Безупречный» доказательно говорит о перспективном эмоциональном оскудении человечества и призывает людей не играть с государством в карьерные игры.

В будущем, утверждает драматург Максим Курочкин в пьесе «Титий Безупречный», ничего на Земле не изменится. Времена всегда одни… По Курочкину эмоционально отупевшее (кто понял комиксы, тот — уже элита) в покорении пространств человечество уже безостановочно воюет против себя, «глушит» на уровне Вселенной все, что движется — вплоть до мыслящих белок. Но вот рядовой космический убийца (Виталий Кононов) в условиях перегрузок вслух обзывает сукой пассажирку, забывшую на борту его летательной капсулы надкушенный бутерброд. Говоруном тут же интересуются убийцы рангом повыше — Администратор-убийца (Борис Ивушин), Врач-убийца (Артемий Веселов) и Аналитик—убийца (Андрей Слепухин). Спутав эмоциональность с мыслительными способностями, вершители судеб отправляют Капитана в театр, в иносказательности которого он должен найти ответ на вечный вопрос «Что делать?».

Что бы ни говорил режиссер Борис Павлович, неоднократно утверждавший желание следовать в постановке букве и идеологии затасканного постулата «Ступайте в театр и умрите в нем», а спектакль во многом получился про взаимоотношения человека и власти. Из тюзовской постановки прямо следует: можно всю жизнь беспорочно служить государственной машине, как это делал Титий (Алексей Титков) — герой показанной капитану современной пьесы, но в одночасье властители могут тебя лишить всего. А можно, как Капитан, лишь вовремя выругаться, и тебя уже ожидает карьерный рост и пожизненное казенное обеспечение. Спектакль в спектакле иллюстрирует это утверждение в полной мере. Огромная сетчатая «пирамида власти» (художники Александр Мохов и Мария Лукка), на фоне которой заседает некий космопарламент в допотопных париках, в прямом смысле «стоит на костях». Под несущим пирамиду помостом ясно видны освежеванные туши (возможно, мыслящих белок)… Для избранного в итоге верховным бюрократом Субрурия и его жены, «декорированной» нитью гигантских жемчужин (каждая — размером с человеческую голову), панцирно-сетчатые стены пирамиды станут фактически тюрьмой. Понимает ли это Титий, одетый в маскформу в лазорево-белоснежных пятнах («Синее небо и в нем облака»!), неизвестно, но от высокой должности он отказывается. Тут-то его и теряют из поля зрения множественные «электронные» глаза (то, что они больше напоминают турбосушилки из фильма «Гений», лишь доказывает наличие чувства юмора у создателей спектакля), следящие и за реальными героями, включая Капитана, его Нерегулярную жену и прочих сценических зрителей представления «по мотивам Шекспира». Следствием становится полное «выпадение» Тития из жизни: при власти-то находиться все спокойнее бы было… Кстати, на премьере образ Нерегулярной жены в исполнении Анны Дюковой стал великолепным отсылом к Геленке — Юлии Борисовой из зоринской «Варшавской мелодии» в постановке Рубена Симонова — как еще один намек на порой жестокое вмешательство власти в человеческие судьбы…

Герои разыгрываемой для Капитана пьесы о Титии кардинально отличаются от эмоционально опустошенных космоубийц, безуспешно пытающихся постичь эзопов язык современной драмы. Они еще способны мыслить и чувствовать, трагически переживать происходящее с ними. Но у слепого в своем служении государственной машине Тития так и не возникнет сомнения или сожаления о предательской природе власти. Даже убив ее олицетворение — Субрурия (Радик Галиуллин), готового пойти на убийство ради карьеры, он не сокрушит пирамиды, а умрет у ее подножия, свернувшись, как ребенок, калачиком.

Зато на поступок способна Порк, жена Тития (Елизавета Прилепская), замкнувшая свои страдания по поводу отнятых властью мужа и детей, в защитный кокон шутовства. Прилепская, облаченная в костюм то ли Арлекина, то ли коверного «рыжего», играет поистине шекспировскую героиню, погибающую вроде и от руки Субрурия, но на деле вследствие самопожертвования. Подлинный трагизм этой роли выпадает из общего фона «игры в фантастику», маскирующего и весь спектакль под незамысловатую нелепицу, насыщенную матерными словечками и явными приколами над театром, как таковым. «Маскировочка» вполне, кстати, удается: большинство зрителей текста не «копает», потешается над нецензурными вставками и даже не пытается за условным изображением будущего разглядеть настоящее или хоть какой-нибудь смысл. Неужели, действительно, времена понимания эзопова языка умным зрителем остались позади? «Рынок лекарств влияет на рынок болезней гораздо больше, чем наоборот» — это тоже сказано в пьесе Курочкина. Выходит, влияние комиксов про Енота-парашютиста или про Ватный Шарик на человечество сильнее, чем влияние шекспировской трагедии, а открытые призывы к посещению театра безрезультатны? Если это так, то мы давно воюем против себя. Безупречно воюем.