«Кошка на раскаленной крыше». Т. Уильямс.
Коляда-театр.
Постановка, сценография и музыкальное оформление Николая Коляды.

«Аист и костлявая всегда летят рядом». Кажется, именно эта фраза, произносимая отцом Тукером в пьесе Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше», стала определяющей для нового спектакля Николая Коляды. Первая екатеринбургская премьера сезона — это второе обращение уральского режиссера к творчеству американского классика XX столетия. Можно говорить уверенно, что новая постановка любовью публики обделена не будет, как и «Трамвай „Желание“», выпущенный в 2009 году.

«Кошка на раскаленной крыше» Коляды говорит про свежий воздух жизни и его полное отсутствие. Это создается несколькими средствами. Во-первых — красноречивой сценографией. Пространство сцены заполнено многочисленными предметами: большой праздничный стол, ширма, часы, клетка с попугаем, душ, туалетный столик, множество пуфиков, ковры, живые растения, чучело кабана… Кажется, что действие происходит там, где совершенно нечем дышать. Все усиливается еще и тем, что сцена постоянно заполняется кричащей массой детей Мэй и Гупера, которых в постановке не пять, как в пьесе, а семь. Эффект достигается еще и множественным движением по кругу: фирменные бесконечные хороводы, которые Николай Коляда активно использует во многих спектаклях, дополнены здесь мизансценами, выстроенными режиссером вокруг стола. Все действие при помощи этих приемов превращается в жесткое кольцо, которое с каждой минутой все сильнее сжимается, лишая всех — и на сцене, и в зале — воздуха. Спектакль режиссерски выстроен таким образом, что с каждой минутой нарастают крики ярости, стоны боли, радостные ликования и лживые шушуканья, однако сквозь это пробивается едва слышный шепот любви и искренности, который побеждает все.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Козлачкова.

Спектакль выпущен в двух составах, причем оба создают разные истории. Общее в них — режиссерский рисунок, но внутренняя жизнь одного состава абсолютно отлична от внутренней жизни другого. Вопреки сложившемуся представлению о пьесе Николай Коляда отодвигает образ Маргарет, которую в спектакле играют Ирина Ермолова и Василина Маковцева, и выводит на первый план Брика и его родителей. Главного героя в спектакле исполняют Олег Ягодин и Денис Тураханов. Брик Ягодина выходит уставшим от окружающей его действительности. Молодой артист играет прямое сопротивление окружающему его миру. По-разному актеры воплощают и тему взаимоотношений с покойным другом Скиппером. Денис Тураханов играет ярость. Как только слышатся намеки об интимных взаимоотношениях, глаза артиста наполняются злобой, а в движениях видна агрессия, благодаря этому безоговорочно начинаешь верить в то, что у Брика не было этого даже в мыслях. В интонациях же Олега Ягодина — больше оттенков и больше загадок для зрителя. Оба актера, обнаженные в самом начале в буквальном смысле (на сцене принимают душ), весь спектакль пытаются открыть внутренний мир своего героя, который запутался в жизни и не знает, что ему делать, героя, который каждый день вынужден ходить по кругу своих мыслей без всякой возможности вырваться из него. Вообще почти для каждого образа в этой истории Николай Коляда находит момент для обнажения души.

О. Ягодин (Брик).
Фото — М. Козлачкова.

По-разному в спектакле воплощают образ Большого Па Сергей Колесов и  Сергей Федоров. Колесов играет то, как его покидают силы, от чего он судорожно начинает перебирать воспоминания и выплескивать их скопом на Брика и зрителей, это его последняя попытка удержаться. Большой Па Федорова даже не пытается хвататься за воспоминания, он растерян и обращается в прошлое лишь потому, что не может найти других слов, его охватывает сильный страх, он не знает, чего ему ждать. Смерть наступает задолго до реального умирания, он забирается в кокон, из которого ему уже не суждено вырваться.

Наиболее интересной в спектакле получилась актерская работа Тамары Зиминой в образе Большой Ма — невероятно многослойной и подлинно драматичной. В первом действии она напоминает веселую клоунессу в аляповатом смешном наряде с праздничным колпачком на голове. Кажется, ее мало что может задеть, до ее души невозможно достучаться, и даже самое жестокое обращение со стороны Большого Па она воспринимает легко и весело. Ближе к концу первого действия в роли Зиминой мы видим слом и наблюдаем за тем, как из глубины ее души начинают подниматься искренние чувства, более сильные, чем все остальное в этой жизни, которые и позволяют не замечать обиду и ложь. Наиболее сильной сценой спектакля становится прощание Большой Ма с Большим Па. В этот момент с образа спадает все наносное и поверхностное. Тамара Зимина снимает с себя не только парик и толщинку, а, кажется, даже кожу — перед нами ничем не прикрытая человеческая душа. На сцене в один миг происходит полное очищение героини и обнажение ее сущности; трагедия женщины, у которой забирают самое сокровенное, спрятанное глубоко в душе. Смерть навсегда отделяет непреодолимой стеной Большого Па от героини Зиминой. Николай Коляда демонстрирует это при помощи рольставней, которые опускаются и закрывают героя, не давая Большой Ма не только увидеть его, но и почувствовать. Ладонь, которая еще недавно ощущала любимого, сейчас чувствует лишь холод металла.

Т. Зимина (Большая Ма).
Фото — М. Козлачкова.

Внутреннее движение роли Большой Ма определяет и действие спектакля. От крика, шума, вранья и абсурдной радости праздника, который граничит со скорой скорбью, спектакль движется к искренности и правдивости. Герои спектакля в первом действии врут и бесятся, напоминая зверей, подобно чучелу кабана, которое на протяжении спектакля словно следит за историей. Во втором — персонажи очеловечиваются. Пространство сцены очищается от ненужного хлама и заполняется воздухом, а «хождение по кругу» сходит на нет. Поддельный шумный праздник сменяется грустной идиллией, которая должна стать первым этапом новой жизни, в которой никто не должен врать и дохнуть…