Странно поздравлять с юбилеем человека без возраста, но у Розы Хайруллиной сегодня круглый и еще совсем несолидный день рождения, и это повод вспомнить многое, поскольку знаем мы ее очень давно, гораздо раньше московского звездного взлета, кросс-кастингового превращения и недавней аннигиляции в перформансе «Точки доступа»…

Голос со звенящими верхами и хрипотцой на нижних нотах, голос не женщины — существа, как у Бабановой или Пиаф, прорезался у Розы Хайруллиной сразу. Прорезался вместе с гортанной песней «пэтэушницы» Марии в «Звездах на утреннем небе» Бориса Цейтлина (Казанский ТЮЗ). У Цейтлина сегодня тоже день рождения, они родились в один день с разницей в годы, и судьба «Розария», как зовут Хайруллину театральные люди, в «первой жизни» была определена Цейтлиным, который позже, после пожара их театра и «эвакуации» в Челябинск, своих актеров и бросил. Не каждому дается пережить физическую гибель своего театра, а Казанский ТЮЗ сгорел вместе с декорациями «Бури», где она была красным Ариэлем. Ее Просперо затерялся, Роза осталась, в общем, бездомной, похожей на своих ранних героинь — беспризорниц и детдомовок, как будто пришедших с улицы. В «Звездах на утреннем небе» она (Мария) пела «Гори, гори, моя звезда», и в этом были и любовь, и отчаяние, были бесприютность, беспризорность, «Дорога», Джульетта Мазина в позе любительницы абсента в каком-нибудь казанском кафе…

Первая жизнь закончилась.

Вторая довольно скоро началась в Самаре, ее домом стал «СамАрт». В какой-то момент там она сыграла Буратино в прелестном спектакле Георгия Цхвиравы, и сыграла с лирическим юмором горечь собственных «горестей и скитаний» в поисках театра и своего режиссера. В черных глазах-угольках Буратино жила печаль актрисы, которой знакома не только рука папы Карло, делающего из деревяшки актера, но и одиночество посреди Поля чудес. Надсюжетом спектакля оказывались тревога, ожидание удара, упрямство.

На нее ставили спектакли, а она играла взахлеб. Как Нина Заречная, пришедшая в последнем акте с холода: «Теперь я играю с упоением, с восторгом…» Годы после Казани, очевидно, обогатили ее дар. В Казани была поразительная социальная узнаваемость и темперамент, никуда не девшийся с годами. Но в 90-е Роза Хайруллина стала виртуозом, бесстрашно примеряющим любые роли.
Мамаша Кураж в спектакле Адольфа Шапиро — это был действительно кураж. Кокетливо, иронично, саркастически, артистично Анна Фирлинг препиралась в начале с Фельдфебелем по поводу бумаг и происхождения прозвища «Кураж»… Растрепанные седые волосы с проглядывающей прежней рыжиной — одновременно клоунский парик и трагическая шевелюра античной парки (или Медузы Горгоны?) Она была и женщина, и зверок, и фреска… Одним словом — Босх, но с «художественными примесями». В лице Кураж — Хайруллиной была загадка застывших, еще не индивидуализированных портретов какого-нибудь Ван дер Вейдена, с которых глядят до странности современные лица.

Средневеково-современная гротескно-трагическая маска Розы Хайруллиной не могла не притягивать странностью и оригинальностью. Сама по себе в те годы она напоминала Бланш Дюбуа, и я даже знаю режиссера, который хотел сделать с ней «Трамвай Желание», такое странное и очень женское билось в даровании Хайруллиной об эксцентрические берега.

Она была — редкий эксцентрический клоун. Белый и рыжий одновременно. «Ей бы играть у Мейерхольда, ломая амплуа. А потом уйти от него, как Бабанова, и снова всю жизнь искать дверь, которую отпирает золотой ключик…», — это я писала когда-то. Предсказала.

Вторая (или третья?) жизнь закончилась. Роза ушла за позвавшим ее Константином Богомоловым в его московские пространства, в Табакерку и МХТ, она утратила возраст и пол и стала звездой кросс-кастинговой метафизики, играя сущности: Лира, Алеши Карамазова, Последнего интеллигента. В сериале «Псих» они лежат с Богомоловым, ее сыном по роли, и точно — они близкие родственники, и неизвестно, кто кому дядя, и пола нет, и оба неживы, и все дозволено…

Москва усушила и без того графичную Розу Хайруллину до экзистенциальной невесомости сухого листа. «Я просто отрубаю себя от жизни. И жизни нет, понимаешь?», — признавалась она Анне Ананской на страницах журнала «ТЕАТР» еще в 2015 году. А дальше что? А дальше неуемная Роза кинулась в андеграунд (Бланш Дюбуа обязана любить молодых мальчиков): пасла коров на лаборатории в Свияжске, сотрудничала с Васей Березиным, обнулялась по шесть часов в капсуле Александринки для «Точки доступа» — согласно нехилому райдеру… Она нашла себе новую, третью или четвертую, жизнь… Авангард запараллелен с сериалами, и, надо сказать, ее эксцентрические бабушки (например, в «Ольге») никак не сходятся с концептуальным обнулением. И даже страшноватая Упыриха в «Зулейхе» театрально полнокровна…

Но Бланш Дюбуа никогда не искала логики, любила наряды и вообще трамвай «Желание» должен ехать в тупик…

Ну, а что после аннигиляции?

Я не знаю ее планов, но грущу о той Розе, что играла в спектакле «Я скучаю по тебе» Галины Бызгу. Которая была «всеми нашими комплексами», Агафьей Тихоновной и безумной Офелией: «Беда не в том, что он меня не любит. Беда в том, что он уже никого не любит». Она импровизировала, была свободна, пела «Ах, васильки-васильки», и гротесково-лирическая боль этой выдающейся современной актрисы заполняла пространство… «Я скучаю по тебе!» С юбилеем, Розарий!