Александринский театр выпустил премьеру «Швейк. Возвращение». В основе эпатажной, но на поверку бесстрастной постановки Валерия Фокина лежит пьеса Татьяны Рахмановой по мотивам романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны».

Трактовка категорически не делает из Йозефа Швейка (Семен Балакшин) канонизированного конформиста: он не то юродивый, не то человек с ограниченными возможностями, что спустился с небес на инвалидной коляске. Отстраненная, чуть ли не брезгливая режиссура не делит людей на плохих и хороших, а мир — на черное и белое. Под звуки классической музыки, народных напевов, военных песен, гимнов и маршей спектакль ведет игру «в войнушку», как бы заигрывает с публикой, особенно когда на сцену из зрительного зала выходят актеры-«подсадки» и люди-«бутерброды», раздающие рекламные флаеры.

Меж тем монтировщики совершают перестановки в противогазах и костюмах химзащиты, словно боятся проказы. Главный врач, он же Господь бог (Игорь Волков), с отстраненной улыбкой осматривающий недорослей-призывников и новопреставленных изуродованных рабов своих, к «пушечному мясу» индифферентен. В его лице не дают ни эскулапы, ни демиурги ответа: есть ли панацея от вируса военщины и справедливость на свете. И архангелы не поют злыми голосами — созерцают молча.

Здесь летописи пишутся не как сатирические памфлеты: они мимикрируют под передовицы газет и главы учебников истории, покалеченных госцензурой или прихотью политрука. Грохочет раскатистое «ура», что веками повторяется на военных парадах. Среди персонажей мелькают юный террорист, киллер, гробовщик, беженец, сестры-активистки… Кажется, программка сделала некую социологическую выборку и выдернула из человечества пучок, не разбирая, где сорняк, а где сельхозкультура.

При всей своей художественной пестроте этот «Швейк» сдержан: диагнозов не ставит, рецептов не дает, категоричных заявлений не делает, на своих и чужих не разделяет. Он уклончиво, обманчиво демократичен, несмотря на наличие ожидаемого антивоенного пафоса, провокативный визуальный ряд и суровую монументальную сценографию Семена Пастуха. Доказывая, что война равно смерть, спектакль вторит историкам и психологам, что свято убеждены: человечеству нужна война — двигатель прогресса, какие бы задачи (государственные, геополитические, экономические, морально-этические и даже социально-культурные) она ни решала. В сущности, вся история цивилизации есть перманентный передел прав собственности, и война есть средство достижения этой цели.

Пока жернова истории перемалывают людскую массу, театр «возвращает» бравого солдата — с тем, чтобы заставить его погибнуть от шальной пули и поставить вопрос о цене его жизни. Все это еще неприятнее увидеть, чем сто раз услышать или прочитать. Еще страшнее — размышлять об империализме, с комфортом расположившись в кресле партера императорского театра. Тем более что война, как свидетельствует милейшая «женщина-граната» (Янина Лакоба), идет и сейчас, пока мы здесь культурно проводим время.