Александр Островский, тонко чувствуя влияние на социальную жизнь России либеральных реформ 60-х, не случайно назвал свою написанную в 1870 году пьесу коротко и внятно: «Лес». Рушилась привычная организация социума и прочные иерархические связи, привилегированное высшее общество, порочное и дремучее, как мшистое болото в непролазном хвойнике, тормозило процесс развития национального самосознания. Образно «лес» у Островского — это старый патриархальный мещанский уклад, который в пьесе олицетворяет помещица Гурмыжская.

«Лес» в театре Комедии им. Н.П.Акимова (режиссер-постановщик Татьяна Казакова) декорационно принципиально не имеет ничего общего с чем-то захолустным и диким — фасад-то этого поместья еще крепко держится, поэтому и Гурмыжская (Эра Зиганшина) не теряет пока ни уверенности в осанке, ни властности в голосе. Гурмыжской все еще есть, что продавать, чтобы иметь доход и продолжать чувствовать себя хозяйкой жизни. И пусть продаваемые ею лесные угодья носят аллюзивные названия Горелая, Паленая, Пылаевая… на сцене перед зрителями контрапунктом предстает красивый, можно сказать, сказочный лесной пейзаж (художник-постановщик Александр Орлов): густо расположены на сцене высокие ровные столбы-стволы насыщенного изумрудного цвета, чей вид буквально транслирует силу и свежесть. Для обозначения интерьера дома Гурмыжской стволы выстраиваются в более упорядоченные композиции, становясь как бы колоннами, или собираются в линию, изображая его стены.

Пространству в спектакле в принципе уделено особенное внимание: лес эффектен и живописен, он представлен и в разное время суток, и при разной погоде. Днем его освещает мягкий желтый свет, и «солнечные» лучи проходят меж деревьями. В ночную пору за почерневшими стволами появляется огромный бледный круг луны, таинственно блестит лесное озеро. Есть и резкая гроза с ветвистой молнией, и неясные сумерки, и волшебный туман. Лес живой и, кажется, нарочно разработан режиссером как отдельное действующее лицо. Он выражает какую-то чистую природную гармонию, которой нет в людях. Лес тут даже станет подобием театральных подмостков, куда придут деревенские девушки послушать, как поют актеры. Этой сцены нет у Островского, но в спектакле актеры, Гурмыжской презрительно называемые комедиантами, на самом деле являются духовным источником притяжения людей. В столкновениях с ними проявляются характеры других персонажей. Ведь у всех есть душа, которая тянется к чему-то высокому. Другое дело, что каждый дотягивается «в меру своей испорченности».

Первую сцену — встречу Геннадия Несчастливцева (Сергей Кузнецов) и Аркадия Счастливцева (Виталий Кузьмин) «на пути из Вологды в Керчь», режиссер перенесла в начало спектакля из второго явления пьесы. «Лес» — комедия Островского с «высоким героем», Несчастливцев — тот самый герой, главный антагонист «помещичьего царства». Таким образом, основной бытовой сюжет с любовными интригами и денежными перипетиями в спектакле символично обрамляется появлением «высокого героя» Несчастливцева в «глухом помещичьем лесу» и его исходом оттуда в финале. Куда? Мечта о торжестве людей достойных, противопоставленная алчности, бесчеловечности этого мира, может где-то стать реальностью? Даже Аксюша и Петр здесь празднуют счастливый финал вместе с Гурмыжской за стеной зелёных стволов, откуда, кажется, никто так и не услышит: «Люди, люди! Порождение крокодилов! Ваши слезы — вода!..»

Сергей Кузнецов в роли Несчастливцева приметно обеспечивает образ героя с большой буквы: некоторую свою грузность актер распрямляет во внушительную массивную статность, использует низкий густой «юрьевский» тембр голоса и подключает «его величество» крупный жест. Несчастливцев Кузнецова — актер русского театра конца XIX века, профессионально заточенный на высокую романтическую игру. При этом театр для него не притворство, а возможность воплощения искренних свойств натуры в созвучных душе персонажах и ситуациях. Сергеем Кузнецовым в роли ясно проявлен актерский пафос, его герой пылок, горяч, но за возвышенным позерством истинное лицо не всегда проступает достаточно внятно. А может, нелегкая, кочевая жизнь бывшего дворянина, последовавшего за своим высоким актерским призванием, так сильно побила героя, что настоящую человеческую суть свою он уже не помнит и сам? А вообще образы многих героев в спектакле выражены броско до масочности: Уар Кирилыч Бодаев (Павел Исайкин) — громогласный язвительный солдафон, фразы — как командная пальба и почти всегда апарт; в первой своей сцене буквально по описанию Островского «седой, с большими усами и бакенбардами, в черном сюртуке, наглухо застегнутом, с крестами и медалями по-солдатски, с костылем в руке» (художник по костюмам Ирина Чередникова); Евгений Аполлоныч Милонов (Всеволод Шебешев) — милый на вид и в обращении, по Островскому опять же «гладко причесан, одет изысканно», розовый не галстук, но будут кремово-розовые сюртук и шляпа; Алексей Сергеевич Буланов (Владислав Несин) — этакий рафинированный парнишка в коротких желтых штанишках, по общей внешней фактуре прост хоть и симпатичен, но с хорошо воплощаемой актером нервной претензией на лучшую долю, и в то же время угодливой сутью; купец Иван Петрович Восмибратов (Александр Корнеев) — как-то даже вычурно окупечен большим искусственным животом и окладистой бородой; полотняная крестьянская рубаха навыпуск, длиннополый сюртук вишневого цвета, широкие штаны, заправленные в высокие сапоги — простой деревенский купец, при этом норовистость Корнеев играет внятно, отчетливо, явственно отражая те самые перемены в социальном укладе.

Пара Аксюша (Дария Лятецкая) и Петр Восмибратов (Александр Матвеев) — каноничные влюбленные, но их отношения озвучены сложными интонациями. Матвеев играет по-мужицки простого парня в белой косоворотке, ну а Д. Лятецкая отдается полностью своей актерской природе — возвышенной лирической героини. На этом контрасте в сценах свидания влюбленных оригинально и изящно проявляется тонкий юмор Островского: приземленное, практическое мышление Петра «лоб в лоб» сталкивается с по-женски романтичным мироощущением Аксюши, какое-то время с ним борется, но проигрывает. А.Матвееву вообще хорошо удается в этой роли, не пережимая в изобразительности, быть очень подробным и выразительным.

«Лес» Островского — пьеса про «театр в театре», где актеры не только Несчастливцев и Счастливцев, но и сама Гурмыжская, только не по профессии, а по нутру: всегда «с двойным дном», она постоянно меняет маски в зависимости от того, какой ей выгодно пользоваться в той или иной ситуации. Народная артистка Эра Зиганшина легко «поднимает» спектр состояний героини: и мягкая, ранимая, и затаившаяся, и еле сдерживающая эмоции, и нервная, и неприкрыто властная, и томная от влюбленности. Как и положено, начинает она в образе доброй покровительницы: нежный голос, одежда скромная — по возрасту, даже чопорная. «Почти в трауре», как сказано у Островского. Однако режиссер быстро сбивает этот флер добропорядочности легким ироничным ходом: при появлении на сцене Буланова зазвучит вдруг мелодия сентиментального романса «На заре ты ее не буди», и Гурмыжская смешается, всем существом дрогнет и умильным взглядом проводит маячащего за стволами вдалеке молодого человека, в отношении которого, становится понятно, она далека от чистых заботливых помыслов. Этот подспудный ироничный взгляд на Гурмыжскую постоянно будет рядом с ней на контрапункте с видимой сюжетной успешностью героини. Но искренняя страсть героини, эта точно понимаемая ею запоздалая чувственность, за которую даже немного стыдно, подсвечена нелепостью — соблазняя Буланова, пожилая женщина рядится в шифоновые кукольные платья и распускает кудри, а в «первую брачную» ночь одевается в девственно-белое. Ее постоянное переодевание (браво — художнику по костюмам Ирине Чередниковой) — то же отображение бесконечной смены личин. В финале Гурмыжская, уже махнувшая рукой на все приличия и нравственные ограничения, проявив жестокость, алчность, неблагодарность, появляется в огненно-красном платье (обнаженного порока, неограниченной власти), усаживаясь посреди сцены нечистой судьей над судьбами «близких» людей, которые, как в зале суда, расположатся по двум сторонам: истцов и ответчиков. К финалу и бойкий цыпленок Буланов превратится в подобие шутовского принца (под стать своей кукольной подруге), этакого Звездного мальчика. В сцене разговора с Несчастливцевым ему даже будет организовано пространство вроде тронного зала с единственным королевским стулом в качестве мебели, на котором он будет уверенно восседать хозяином (после ночи любви с Гурмыжской) в белом костюме и длинном халате, создающем впечатление мантии. Но здесь никого не судят, не делят героев на положительных и отрицательных. Спектакль сделан Татьяной Казаковой со свойственным ей сочетанием грусти и иронии. А реализм событий и отношений в нем соединяется с театральностью героев, потому как все они живут в таком «лесу», который сам по себе в некотором смысле театр. Хоть по Островскому, хоть по Шекспиру… Такая вот классика.