На премьерных поклонах спектакля «Последняя жертва» (Театр им. Ленсовета) Татьяна Москвина, известный островсковед, романист-антимужчинник, кино- и театральный публицист вынесла сувенирную копию портрета Александра Островского и водрузила ее на кресло. Вот, дескать, с него и спрашивайте. А мы — «скромные служители гармонии». На самом деле, трудно сказать, к кому обращать свои вопросы и восхищения. Театр им. Ленсовета, переживая эпоху режиссерского многовластия, второй раз объявляет о своей лояльности к классикам. До этого был «чистый» Гоголь в «Ревизоре» Сергея Федотова — теперь «чистый» Островский. За чистотой текста и концепции следила Москвина — редкий случай, когда теоретика не задвинули в неприметные литературные консультанты. Роман Смирнов, отпраздновавший получение Золотого Софита за «Квартирника», должен был сценически реализовать москвинские мысли. Ну, и актеры, раскрыв рот, должны «овеществить» литературные и театральные идеи обоих.

Беспредельщикам по рукам!

Возможно, так оно и происходило на репетициях. Что касается текста, то Александру Николаевичу Островскому пожаловаться не на что. Все 5 актов, как одна копейка. И даже сцена в клубном саду, обычно купируемая, возвращена на законное место. Правда, хочется ее подсократить. Роенье сплетен, интриг, уголовщины надо играть либо блестяще, либо никак. Однако вечно молодой Роман Смирнов искусство полифонии презирает. У него каждый персонаж выходит по старинке на передний план и докладывает, что у него наболело. А иногда кажется, будто главное действующее лицо второго акта — любитель французских романов, итальянской оперы придурковатый Лавр Мироныч (Александр Солоненко). По крайней мере, вся пьеса перемежается пародийными интермедиями актеров итальянской труппы (Маргарита Иванова и Олег Абалян) под музыку из «Аиды», «Травиаты» и неитальянских «Искателей жемчуга» Жоржа Бизе.

Тут уж постарался Сергей Грицай, сочинивший смесь пантомимы, балета и лацци итальянской комедии масок. Собственно, почему бы и нет? У Генриеты Яновской «Собачье сердце» чередовалось с «картинками» из «Аиды», хотя внедрение Верди в булгаковский текст было режиссерски обосновано. Здесь интермедии носят служебный характер. Надо развлечь публику, пока за белым занавесом-афишей поменяют громоздкую мебель от Марины Азизян. После поднятия занавеса страдания Виолетты и триумф Радамеса стилистически никак не зеркалятся.

Продолжая «ревизоровский» эксперимент возвращения старой сценографии a la Малый театр XIX века, Азизян вешает в первом действии разрисованный задник-стенку будуара Тугиной. Соответственно, и актеры играют бесхитростно, без новомодных мизансцен. Сел на диван, встал за диваном, сел в кресло и т. д. Режиссура ушла в глубокий психологизм, обрисовку характеров. Зрителям-традиционалистам, кричавшим: «Доколе в театре будет этот беспредел!», радостно отвечают: «А вот и кончился!».

Триумф Радамеса или триумф Захарова?

Впрочем, большая часть психологической работы связана с Флором Федулычем Прибытковым — Вячеславом Захаровым. Тут тебе настоящий Островский, триумф русской реалистической школы, эмоциональность и точность, отделка психологических деталей. Две сцены первого акта, когда на сцену выходит Флор Федулыч, — именины сердца. Тем более, Захаров редко появляется в новых ролях. Образ Прибыткова трактован в традициях «капитализма с человеческим лицом». Самое положительное лицо в пьесах Островского ныне — богатый содержатель. Так играл Великатова Сергей Мигицко в «Талантах и поклонниках», так играет Александр Збруев в спектакле «Ва-банк» (версия Марка Захарова «Последней жертвы»), обаятелен и Кнуров (Алексей Колубков) в фоменковской «Бесприданнице». Зачем Ларису кокнули, не дав насладиться благополучной жизнью? Красиво продаться — надобны искусство и такт.

Каждое слово Флора Федулыча — бриллиант. К такому не стыдно пойти в содержанки, гордо подняв голову. Формально, Юлию берут в жены — фактически, разоренная женщина сдается на милость стареющего победителя. Мудрый Флор Федулыч и проходимец Дульчин убеждены: женщине давать в руки деньги нельзя. Однако Флор Федулыч, по теории разумного эгоизма, полагает: лучше определить ей содержание в виде одежды, билетов в театр, хорошего транспорта. Эх, если бы и…

«Медтранспорт мне! Медтранспорт!»

В новой «Жертве» властвуют фигуры второстепенные. В них есть темперамент, острота. Пленяет своей юркостью, злоехидством тетенька Глафира. Неутомимо плетет она интригу, выспрашивает, наушничает, подмасливает. После золотософитной Шен Де (Шой Да) («Добрый человек из Сычуани») Светлана Письмиченко попробовала себя в иной ипостаси. Нельзя сказать, что это возрастная роль, как ее принято играть. Главное качество сводницы — азарт. Этим она привлекательна. Даже отрицательной фигурой Глафиру не назовешь. Ее интрига привела к положительным результатам. Тугина обрела покой, почтенный старичок — покорную жену, а Дульчин — вдову-миллионщицу Пивокурову (Лидия Мельникова).

Александр Сулимов в роли бомжеватого приятеля Дульчина, Дергачева, тоже хорош, хотя мы уже привыкли видеть его бомжеватым и полусумасшедшим («Король, дама, валет», «Слишком женатый таксист»). Настоящий бескорыстный друг. Ну, просит он рубль или три. Разве это деньги? Когда Сулимов в кудрявом парике и потертом фраке вскрикивает: «Моя карета!», невольно подумаешь: «Вот это трагик!». Прямо Чацкий какой-то. Монолог ростовщика Салая Салтаныча (Сергей Кушаков) о кавказском обычае стрелять мотов встретил в зале искреннее сочувствие. Промотал — пожалуйте, пулю в лоб. Если бы у нас так! Сколько бы отличных квартир в городе освободилось!

«Мурлыча и урча, трудится над…»

Что касается главных героев, то им почему-то не хватает остроты. Дульчин, которого дамы воспринимают как демонического игрока, по-современному уютен, вяловат, немного заспан. Он должен быть хоть немного тигроваст, а не кошковаст. Хоть и переходит от женщины к женщине, однако предварительно высосав ее до дна. В обаянии Сергею Перегудову не откажешь — «последнюю жертву» ему не принесешь. Видимо, у актера, а, может быть, и у режиссера, этот альфонс вызывает симпатию, сострадание, а не иронию.

Елене Кривец, видно, на роду написано играть героических грешниц (Анна Каренина, Мария из бюхнеровского «Войцека»). Юлия Тугина до героизма не дотягивает, да и грехов у нее нет. Имеет право влюбляться на свободе по-глупому. Как-то все и зависает. Поскольку главное действующее лицо — Прибытков, для женщины важно, прежде всего, не сопротивляться, когда тебя берут в хорошие руки. Конечно, Кривец -Тугина — красивая женщина, особенно в розовом платье с рюшечками и розочками. Достойно себя несет. Но что для нее брак со стариком? Драма или спокойное переползание из одних объятий в другие? В аннотации к спектаклю говорится про нелегкий выбор между чувством и разумом. Ни о чем подобном мы в реальности спектакля не узнаем. Есть и еще вопросы. Кому их адресовать, не знаю. Хороша труппа Театра им. Ленсовета и обильна, но порядка в ней нет.

«Чистого» Островского посмотрели. Впереди — премьера «Поздней любви» в Молодежном. Судя по интервью, у Владимира Туманова будет «нечистый» Островский. Может, на этот раз поймем, о чем хочет нам поведать ищущая режиссура?