Театр «Буфф» показал Гоголя на Шаумяна

Премьерой спектакля «Ревизор» по комедии Гоголя в новом здании на проспекте Шаумяна открыл свой сезон театр «Буфф». Если не знать здесь никого, кроме Гоголя и Шаумяна, то новость из разряда приятных во всех отношениях. На самом же деле все куда занятнее.

Театр «Буфф» много лет одиноко торчал на выселках за Володарским мостом, служа буквальным овеществлением гоголевской метафоры про место, откуда «три года скачи, ни до какого государства не доедешь». Редкие критики, все-таки перелетавшие через означенный мост и осмеливавшиеся взглянуть на творчество заневских аборигенов, вприпрыжку ретировались, на ходу исполняя вокализ «А-а-а-а!!!» Потому что произведенный опыт был сродни путешествию на машине времени, да еще и с сильным искривлением пространства: безнадежно провинциальный, фальшиво-разухабистый стиль «Буффа» намертво застыл где-то — самое позднее — в конце семидесятых в районе солнечного Урюпинска.

Живущий в культурном вакууме театр довольно быстро был вынужден распроститься с заслуженной некогда репутацией талантливого коллектива, противопоставившего омерзительному советскому официозу циническое легкомыслие кабаре. Изредка прерывая победное «пою себе налево, пою себе направо», театр позволял себе что-нибудь эдакое, драматическое, в духе вольного драмкружка мариупольских конферансье. Ну это как если бы восхитительные существа из программы «Аншлаг» вдруг представили бы что-нибудь из Расина.

В театре и в самом деле служили любимцы телевизионной публики, попадались и хорошие артисты (прежде всего Мурад Султаниязов, решивший, вероятно, что лучше быть первым в Веселом Поселке, чем вторым на Невском проспекте), а главное — мало кого могла оставить равнодушным судьба Исаака Штокбанта, основателя и бессменного руководителя «Буффа». Фронтовик, педагог Театральной академии, посвятивший жизнь «легкому жанру», — в этом есть что-то по-настоящему трогательное. Как и в самом облике, судя по всему, добрейшего и уж точно обаятельнейшего Исаака Романовича. К сожалению, личные симпатии в искусстве мало что решают. Как и возраст. Штокбанту — 85. Это замечательно, но это ничего не объясняет. Годару вот тоже — 80.

И все бы ничего, и никому до «Буффа» не было особого дела, и театр Штокбанта так и остался бы в идиллической неприкосновенности в качестве, допустим, действующего музейного образчика провинциального «театрально-зрелищного предприятия» соответствующего периода, но тут случился переезд. С губернаторского плеча высочайше было даровано новое здание.

Подарок шикарный. Пять минут неспешной ходьбы от метро (то есть стартовые основания ничуть не хуже, чем у «Балтдома»). Большая, превосходно оборудованная глубокая сцена, современная световая и звуковая аппаратура, удобный зрительный зал на 600 с чем-то мест, аппетитные зрительские фойе с огромными окнами — их, в принципе, тоже можно задействовать в качестве игрового пространства, площадки для спектаклей малой формы и т.д. Место, одним словом, пригодное для искусства.

Правда, в хай-тековские фойе уже понаставили стеклянных гробов с пестренькими старыми костюмами, ничуть не сообразуясь со стилем пространства, — но это так, комплексы недавней маргинальности. Которые, впрочем, не замедлили сказаться и на характере самой, наверное, удивительной пресс-конференции, которые мне только доводилось посещать. Приход журналистов в театр был воспринят местными работниками, как внезапное вторжение инопланетян. Длительное сидение под дверью кабинета худрука («У Исаака Романовича люди!» — было строго сказано пришельцам) завершилось бенефисом какого-то любознательного фрика-театрала, унять которого никто из пресс-службы даже не попытался.

Впрочем, адекватность — не то слово, которое можно употребить по отношению хоть к чему-нибудь в этом театре. Сентиментальную ноту в абсурдистскую атмосферу внес сам Исаак Штокбант, премило пересказав собравшимся библейский сюжет жертвоприношения Авраама. Поделился он и репертуарными планами: среди ближайших премьер намечен детский спектакль «Соломенная шапочка и войлочная тапочка» (проявление местного юмора), а также планами на новое здание: никакой аренды, никаких гастролей — «Буфф», только «Буфф», ничего кроме «Буффа». Поведал и концепцию своего «Ревизора»: Хлестаков — это сам Гоголь. В самом деле, среди банальностей существует и такая.

Забавно, что за кулисами гоголевского патриархального абсурда было куда больше, чем на сцене. Собственно же «Ревизор» в «Буффе» — это образчик такой невинности сердца, что, как говорил писатель Гоголь, «только руки расставишь». На фоне инсталляции из гигантских бутафорских бревен — премилый полосатенький павильончик, где пестренькими персонажиками разыгрывается неприхотливый водевильчик. В прологе спектакля появляется артист Дмитрий Аверин, загримированный под Гоголя. Впоследствии он же явится Хлестаковым, чье простодушно-невменяемое ничтожество должно, по мысли создателей спектакля, выгодно подчеркнуть достоинства «традиционного взгляда» на классику перед выкрутасами нынешних авангардистов.

Учитывая тот печальный факт, что артист Аверин, к достоинствам которого можно отнести лишь высокий рост и некоторую субтильность, из рук вон плохо обучен, пафос кажется особенно сомнительным.

Остальные актеры честно тянут лямку спектакля в принятом здесь духе замшелой провинциальной самодеятельности со всеми ее жалкими ужимками. Изредка действие оживляла разбитная Марья Антоновна дезабилье, любовница Добчинского (или Бобчинского). Остальные, как было сказано в одном английском сериале, «скрашивали наш вечер своими веселыми брюками» — у Городничего, к примеру, были гигантские галифе в крупный цветочек. Мурад Султаниязов в этой роли не совершил ни одной ошибки, был убедителен и профессионален, но не считать же, в самом деле, творческой победой роль, где актеру не поставлено ни одной серьезной задачи — кроме навязчивого изображения приступов геморроя.

Монотонное кривляние чиновников было прервано искрометной пляской купцов еврейско-татарского происхождения. Оригиналы страшные. Продолжительный вставной номер, бесхитростно обнаруживший все родовые черты «Буффа», потрясал не столько виртуозностью исполнения, сколько очевидной нелепостью. Это был своего рода апофеоз.

В общем, большой стиль в исполнении театра «Буфф» — «в высшей степени моветон», как сказано у классика. И можно сколько угодно твердить о необходимости в городе центра современного искусства, свободных площадок для молодых режиссеров и театральных фестивалей, но пока на углу Шаумяна и Заневского будет стоять этот выпавший из времени и пространства музейный раритет в «соломенной шапочке и войлочной тапочке», заклинаниями об «инновациях» можно продолжать пугать гоголевских «гусей с маленькими гусенками».